- Россия? Это, короче, где-то за Кубанью. Не, ну теперь-то я знаю, что мы тоже Россия, но как-то это не чувствуется, короче. Да ты кого хочешь спроси, тебе все скажут: мы живем в Сочи, а Россия далеко. Там полно разных городов непонятных, короче. Например, там есть город Сык-тыв-кар. Оттуда одни две телки в прошлом году приезжали, но это, короче, потом расскажу… Еще там есть какой-то Йошкар-Ола. Где это вообще - Йошкар-Ола, кто-нибудь знает? Это ж надо название такое, короче, придумать! Еще хуже, чем Сык-тыв-кар, - возмущался Майдрэс. Он жестикулировал так, что иногда выпускал руль из обеих рук.
- Нормальный человек разве может понять, почему, чтобы в какойто Йошкар-Ола поехать, который вообще никто не знает, где находится, загранпаспорт не нужен, а чтобы по делам в Трабзон тудаобратно - загранпаспорт нужен! Это разве правильно? Это разве так должно быть? А ты еще спрашиваешь! - обиделся Майдрэс.
Борис тихонько смеялся и смотрел на Нору, которая смотрела в окно.
Машина мчалась по серпантину сочинской трассы. Бирюков свое давно отферрарил и ездил теперь на спокойных мерседесах. Впереди неслась милицейская семерка. Ее распирало от гордости. Гаишник знал, что сопровождает большого московского человека, и поэтому орал на встречных громче обычного:
- Стоять! Стоять, не видишь, люди едут! Взять вправо, пропустить людей. Людей пропустить, я сказал!
Мерседес проезжал мимо пустырей, заросших камышом, огороженных бетонным забором, с колючей проволокой и надписью "Проникновение запрещено", мимо крохотных рынков, недостроенных жилых коробок, сальных кафешек, пересохших речушек, времянок с глухими окошками, огородов с кукурузой, груд шлакоблоков, бетономешалок, заправок, сетевых автомоек "Принцесса Диана", ремонтных лачуг и чумазой зелени, беспорядочных зарослей пыльной мимозы, инжира, фейхоа, мушмулы, винограда, платанов, самшита, слив, и пальм, и магнолий, и лавра - мимо запущенной шерсти немытого южного города.
- Ну все, приехали, - сказал Майдрэс. - Это "Лурдэс". У кого бабки есть, нигде больше не кайфуют, кроме здесь.
Ресторан "Лурдэс" стоял под горой на поляне у пруда. Через пруд построили мостик, а под ним завели лебедей и любовные лодки для легких прогулок.
Хозяин ресторана был отставным майором российской армии. Он сначала чуть не погиб в Афганистане, а потом, как в награду за это, десять лет счастливо прожил на Кубе, защищая геополитические интересы Родины в окружении пальм на песочке. С виду и на ощупь песочек напоминал крахмал, из которого бабушка, когда майор был маленький, варила вкусный молочный кисель.
Потом Родина временно в своих геополитических интересах запуталась, и база на Кубе стала ей не нужна. Майор вернулся домой во Владикавказ, загорелый и благодарный, готовый и дальше защищать, что скажут. Тем более что ему давно была положена квартира.
Но, пока квартиры не было, его с женой и тремя детьми поселили в бараке казармы. В комнате, кроме двуспальной солдатской кровати, помещалось две табуретки. На одной стоял телевизор, на другой - электроплитка, заменявшая семье кухню.
Комната была проходной. Фанерной перегородкой она отделялась от склада. Если кому-то был нужен противогаз или еще что-нибудь, все шагали в больших сапогах на склад мимо майоровой жены в халате и майоровых сыновей, которые стоя делали уроки, положив тетрадки на телевизор.
Через год в казарму пришло письмо из Москвы. В письме говорилось, что в городе строится жилой дом на пятьдесят квартир. Одна из квартир должна достаться майору. Майор и его дети радовались как дети.
Правда, потом командир объявил, что военным квартир дадут не пятьдесят, а всего двадцать. А потом - что не двадцать, а десять. А потом - что вообще только две. А остальные продадут просто людям, которые умеют зарабатывать деньги.
Тогда майор и другие обделенные офицеры пошли и самовольно заняли дом. Занимали квартиры согласно очереди - те, что положено: на трех человек - двушку, на четырех - трешку.
В доме не было света, газа и воды. Подниматься в квартиры приходилось через балкон: строители по приказу начальства заварили подъезды и окна решетками.
Потом девелоперы привезли на экскурсию новых покупателей квартир. Семьи офицеров смотрели на них с балконов. Покупатели приехали на блестящих машинах, их жены несли красивые сумки, интересовались планировкой и c одобрением оглядывали гаражи.
После этого от майора ушла жена. Уехала к маме в Минск и прислала оттуда письмо. Написала майору, что вернется, когда он станет мужчиной.
Тогда майор наконец-то украл. Страдал, видит Бог, но украл. И не просто украл, а присвоил деньги, положенные его солдатам за год службы в Чечне. Вышел в отставку, забрал из Минска семью и переехал в Сочи, поближе к любимому климату.
Через год он построил в горах лучший в городе ресторан и назвал его в честь кубинской деревни, в которой служил. Майор снова был счастлив, и ему ни за что не было стыдно.
Борис с удовольствием разглядывал уменьшительно-ласкательные суффиксы и орфографические ошибки в меню. Ресторан, в котором, как и во всех местных ресторанах, любили, чтобы меню было написано поэтично и с фантазией, предлагал Борису отведать (именно отведать) картошечку, помидорки, а также лучок-чесночок. Первая страница меню, упакованная в захватанный целлофан, гласила:
Салат Куринный (курочка, огурчики, майонез)
Салат Фирменный (отведайте - и убедитесь!)
Салат Цезарь (классика - это всегда вкусно!)
Салат Греческий (комментарии излишни!)
И в конце предлагали коронное блюдо - бифстейк фламбированный с коньяком в авторском видении вкуса.
- Скажите, а местные люди ходят в школу? - спросил Борис.
- Конечно, ходят, - ответила, удивившись, Нора.
- И вы ходили?
- Естественно.
- Хорошо учились?
- Серебряная медаль.
- А скажите, "курица жареная" как правильно - две "н" или одна?
Нора не знала, как правильно.
- И сколько ваши родители заплатили за медаль? - засмеялся Борис.
- Недорого, - с вызовом ответила Нора. - А сколько вы заплатили за убийство директора "Южных Вежд"?
- Недорого, - спокойно ответил Борис. - А если серьезно, насколько мне известно, никто его не убивал. Он просто утонул, разве вы не в курсе? Дело возбуждать не стали. Я думаю, пьяный был, вот и все.
- Надо же, какое совпадение! Рассказал журналистам, как вы банкротите совхоз, а через день просто утонул.
- Послушайте, Нора, вы очень маленькая и очень глупенькая. Но очень красивая. Давайте выпьем за вас. И перейдем на ты.
- Хорошо, - согласилась Нора и потянула бокал к Борису. Ей было приятно перейти на ты с важным человеком из Москвы. И, в сущности, безразлично, кто убил директора "Южных Вежд". Ну, убили и убили. Серьезные люди, делают бизнес - мало ли что может случиться. Большие деньги по-другому не зарабатывают - это Нора хорошо понимала.
- Дались тебе эти "Южные Вежды". Такая молодая, а забиваешь голову мыслями. Это для цвета лица вредно, - сказал Борис.
- Мне жалко людей.
- А чего их жалеть? Они будут прекрасно работать швейцарами, горничными.
- Ты бы свою жену отправил работать горничной?
- Я бы свою жену и в совхоз не отправил работать, - начал раздражаться Борис. - Кого тебе жалко? Этих алкоголиков, которых даже убивать не надо, потому что они сами в море тонут? Этого бухгалтера, который прячется в Сыктывкаре или где там? Этих бессмысленных баб? Агронома безмозглого, у которого две трети земли бурьяном поросло? Ты видела соседние огороды, сколько там всего растет! Потому что люди горбатятся с утра до ночи. А эти приходят на работу к восьми и уходят к полудню, я видел сегодня.
- Просто там после полудня работать невозможно. Там в теплицах плюс пятьдесят.
- Кто им мешает заняться своим бизнесом и построить свои, правильные теплицы? У них у всех есть своя земля - такая же плодородная земля. Это же иждивенческое сознание: пришел, поработал слегка, ушел. Думать не надо, рисковать не надо, все за тебя решили. Семьдесят лет отрицательной эволюции - вот тебе и "Южные Вежды".
- Мне кажется, ты просто не любишь простой русский народ.
- Действительно, не могу сказать, что я от него в восторге. А ты что, любишь? Ты же, кажется, нерусская? - сказал Борис, оценив Норины темные волосы и смуглую кожу.
- Нерусская. Но русский народ я люблю.
Борис рассмеялся. Нора смутилась.
- Ну, и за что ты его любишь? - спросил Борис.
- А разве любят за что-то? - ответила Нора, решив идти до конца. - Это моя Родина просто.
- Это у тебя пройдет, - сказал Борис.
Нора не нашлась, что ответить, и помахала официантке.
- Девушка, примите заказ, пожалуйста.
- Ну неужели! - ответила официантка. - Я уже третий раз к вам подхожу, и вы третий раз ничего не заказываете, а у меня еще других столов полно!
- Вообще-то незаметно, чтобы тут было много людей, - сказала Нора.
- А вам какая разница? Вы что, людей кушать пришли? - ответила официантка и подбоченилась, приготовившись к обороне.
На Нориных смуглых скулах вспыхнули розовые пионы. Она не умела отвечать с ходу на прямолинейную грубость. Сказать официантке "да кто ты такая, овца", как вообще-то следовало бы сделать, при Борисе было неудобно, а ничего умнее Нора не придумала. Борис наблюдал за сценой с умилением.
- А что такое, Нора? Тебе что-то не понравилось? Это же тот самый простой русский народ, который ты так защищаешь. От таких, как я. Как вас зовут, девушка? - обратился Борис к официантке.
- Анжела, - презрительно отозвалась официантка.