В магазин по традиции выдвинулись все вместе. На улице шёл мягкий, медленный снег. Так что на обратном пути очень захотелось выпить. Пришлось отправить Жестякова за "маленькой" – не отпивать же из бутылок, предназначенных на стол. Вернулся он с маленьким пол-литровым сосудом…
Прогулка подействовала очень ободряюще, и Михалыч решил сделать упражнения. В частности – подтянуться на двери. Но природа вновь ошиблась – дверь оказалась подвижной и ударила Михалыча прямо в лоб. Из глубокого разреза потекла кровь.
Захватив маленькую литровую бутылку, компания отправилась в ближайший травмпункт.
Обратно шли, напевая песню о Щорсе:
Шёл отряд по берегу,
Шёл издалека.
Шёл под красным знаменем
Командир полка
Голова повязана,
Кровь на рукаве…
И только придя домой, вспомнили о горячем. Жестяков открыл духовку, где лежала готовая к запеканию дичь. Он долго вглядывался в полумрак, потом решительно заявил:
– Ребята, вы чего? Это же гусь!
– Это ошибка природы! – схватился за перевязанную голову Михалыч. – Я-то думал, что вставляю лимончик уточке в гузочку… А на самом деле – пихал лимон гусю в жопу…
Горячее в Старый новый год так никто и не попробовал.
Дикий Северо-Запад
Когда Саныч позвал меня куда-то в карельские леса, ковыряться с автомобилями – я обрадовался. Давно пора было сменить пыльный и шумный город на что-то совершенно иное, новое, настоящее. Тем более что работа на свежем воздухе приводит голову в порядок. А работы предстояло много: разобрать на запчасти один автомобиль, починить второй и получить в качестве оплаты третий, который тоже нуждался в ремонте.
Выезжали мы рано утром. Город провожал ослепительным рассветным солнцем, забиравшимся в каждую щель остывших за ночь зданий. Охрана супермаркета провожала такими же ослепительными взглядами – в семь часов утра двое в рабочей одежде выкатывали на парковку две полные тележки. Одна из них – с пивом и виски.
Пост ГАИ остался за спиной, а мы летели куда-то в неизвестность, в лес, в солнце. Так обычно чувствуешь себя, пускаясь в долгое путешествие. Но нам достаточно было вырваться из привычного круга улиц и дел, чтобы почувствовать то же самое.
Меж тем, привычные широкие трассы сменились узкими дорожками, которые на карте ещё надо поискать. Деревья склонялись над ними справа и слева, а мы всё ехали и ехали по этим безлюдным живым тоннелям, с удивлением разглядывая редкие встречные машины.
Свернув куда-то в сторону, мы оказались у причудливого строения. Более напоминающее пагоду из-за формы крыши, оно было сложено из огромных валунов. Часть крыши занимал цветник.
Ключи от этой феерической архитектуры, естественно, висели на гвоздике рядом с дверью, и мы без труда проникли внутрь. Там царила соответствующая обстановка: под потолком тянулись толстые канаты, светильники были сделаны из каретных колёс, на стенах красовались рога и шкуры.
– Чей это дом? – спросил я в восхищении.
– Так, одного банкира, – ответил Саныч. – Он сам строил. И машины все его.
Забрав кое-какие вещи, мы отправились дальше. Проселочными дорогами выбрались к лесопилке. Нельзя сказать, что она была недействующей, потому что какие-то тени всё же скользили по бетонным плитам. Но пейзаж напоминал фильм "Сталкер". Тут и там стояла брошенная техника – вросшие в траву тракторы, ржавые грузовики, выцветшие легковушки. Вдалеке красовался легендарный пикап "Форд", водружённый на платформу от "ЗИЛ-130". Смотрелся он, как великан в стране лилипутов, даже на фоне тракторов.
По земле были беспорядочно разбросаны рессоры, колёса, болты и гайки. Так и хотелось бросить какой-нибудь болт в кусты, чтобы "проверить зону"…
Но мы лишь взяли на буксир Jeep Wagoner, за ключами от которого и заезжали в "пагоду". Теперь предстояло познакомиться с его хозяином-банкиром.
В отличие от предыдущего, этот дом был построен в стиле Дикого Запада. Не хватало только вывески "Saloon" над дверью. Хотя достаточно было и того, что навстречу нам из-за дома вышла лошадь. Потом другая. Потом третья…
Небритый Жорж с печатью вчерашнего вечера на лице появился последним. На нём были кожаные ковбойские штаны с бахромой и широкополая шляпа.
– Представляете, – сказал он сразу же после рукопожатий. – Тут одна контора выиграла тендер на газификацию всей области. Пять лет будут завозить трубы. Вагонами. Составами! Я вчера поговорил на станции с рабочими. Они деревянные конструкции, в которые трубы упакованы, сжигают. Говорят, распоряжение руководства. А это – 6 кубометров древесины с одного вагона…
– Так, Жорж, – сказал я, чтобы поддержать беседу. – Вам и карты в руки! Это же целое состояние!
Он прищурился и очень хитро посмотрел на меня. Потом сквозь меня – вдаль, туда, где солнце уже касалось верхушек деревьев. Не спеша достал пачку Marlboro, чиркнул зажигалкой Zippo и медленно произнёс:
– Не-е-е-е… Я же не банкир. Я лошадей развожу…
Контрабанда
Дима уехал сразу после школы – учиться в шведский университет.
Так ко мне практически контрабандой стала поступать информация о жизни за границей.
Нет, после поднятия железного занавеса со сцены удалились многие мои приятели. Но уезжающие на постоянное место жительства не любили общаться с оставшимися. Первые горячие письма с восторгами сменялись редкими весточками с незнакомыми словами про "страховку" и "вид на жительство", а через несколько месяцев прекращались вовсе.
Дима же просто учился, приезжал на каникулы и с удовольствием рассказывал о тамошней жизни. О том, что в будние дни город засыпает рано. О том, что в университетском общежитии не принято постоянно ходить в гости к соседям, как это делается у нас. О том, что на свою стипендию отличника он может купить стереосистему, а не как я – бутылку коньяка.
Я с удовольствием слушал его рассказы, попивая "контрабандную" водку "Абсолют", которая почему-то не требовала характерных для российских аналогов шумных выдохов, последующих кряканий и срочного закусывания.
Видимо, из-за отсутствия столь важных ритуалов в университетском общежитии потребляли этот напиток только Дима и его однокурсник-поляк. Славянские души требовали простора и воли, даже среди аккуратного скандинавского пейзажа.
Впрочем, не чурались они и голландской травки, употребление которой полностью избавило Диму от астмы, неизлечимой в Советском Союзе.
С поляком они так сдружились, что решили предпринять совместное путешествие в Германию.
Взяли билеты на поезд и несколько бутылок "Абсолюта". Выпили, как полагается, "на дорожку" и отправились на вокзал.
Здание было окружено полицией. По информации неизвестного, там была заложена бомба. Никого не пускали, поезда не ходили.
Команда российско-польских путешественников выпила ещё. Решимость оказаться в Германии никак не проходила. И тогда было принято стратегическое решение ехать на такси.
Первый же из стоявших на привокзальной площади таксомоторов согласился отвезти студентов. Устроившись на заднем сиденье, они наконец-то выпили "с отъездом".
Таксист оказался тоже поляком, причём очень разговорчивым. За бесконечными историями и байками путешествие проходило незаметно. Даже – абсолютно незаметно, если учитывать запасы водки. Настолько, что Дима и не заметил, как отключился.
Самое страшное – открыть утром глаза, с огромным трудом преодолевая себя, и не узнать помещение. В этот момент в голову вонзается мысль, что открывал ты их зря. Что ещё минуту назад всё было хорошо. То есть – всё было плохо, но понятно. А теперь – плохо и ничего не ясно.
Очень болела голова, лежавшая на незнакомой подушке незнакомой кровати, находящейся в незнакомой комнате. Дима пошевелил пересохшими губами и едва слышно задал куда-то в пустоту враждебного пространства очень простой, но риторический вопрос:
– Где я?..
Тут же послышалось шарканье шагов и над Димой нависло незнакомое лицо. Несколько секунд они пристально разглядывали друг друга. Потом незнакомое лицо старательно произнесло на ломаном русском понятные, но страшные слова:
– Как это кде?.. Польска!
Кондоминиум
Почему-то презервативы не относятся у нас к интимной сфере. Всё, что внутри и снаружи них – относится. А сами они – нет.
Поэтому любые рассказы и обсуждения становятся совместным достоянием всех, имеющих уши.
Ещё в школе моей классной руководительнице (и учителю английского языка) не слабо было заявить во весь голос на уроке:
– А значение глагола "to preserve" объяснит вам Ехилевский…
Она считала меня ловеласом. Я ей потом отомстил, заставив понервничать.
Во время многодневной поездки всем классом в Ригу девочки не пришли ночевать в свой номер, он же – номер "классной".
– Ехилевский, у нас в классе детей не будет? Бог миловал? – опять же во всеуслышание спросила она наутро.
– Нет, бог не миловал, – грустно сказал я и выдержал театральную паузу, во время которой "классная" позеленела. – Это я миловал!
Я настолько уверовал в "невинность" презерватива – как слова, так и предмета – что не стеснялся дома держать "изделия №1" на видном месте.
Как-то раз ими заинтересовался маленький брат. Я объяснил, что это "такие скафандры для защиты". И долго был горд своей остроумной находкой.
А потом заболел. Ожидал в гости девушку. И попросил маму вместе с другими необходимыми в подобной ситуации вещами купить в аптеке презервативов.
Каково же было удивление общественности, когда тонкий детский голосок произнёс: