Иногда им помогали незнакомые люди. "Вы ищете мальчика, блондина с тонкими руками? – спросила одна женщина. – Я видела его только что в конце этой улицы. Он жалобным голосом выпрашивал у какой-то старушки деньги на еду, рассказывая, что отец и мать у него умерли, а его хотят отправить в детдом. И она ему подала".
Вор-ову было так стыдно, что он не мог говорить.
Горечь обжигала его горло.
Почему у него такой сын? Ведь он хотел с ним ловить рыбу, бродить в лесу, спускаться в овраги… Они отыскали Т, пообещали купить мопед, и он вернулся домой.
Но Вор-ов не думал покупать мопед, потому что он боялся, что сын начнет развивать эту практику и станет шантажировать отца и мать по любому поводу.
Вскоре Т. снова сбежал и снова подбросил письмо, где сообщал, что на днях утопится в озере.
Вор-ов пошел его искать, нашел и принялся упрашивать сына вернуться домой и не позорить родителей попрошайничеством на улице.
Его прямо-таки обдало жаром, а затем холодом, когда он увидел лицо своего сына.
Лицо этого плохого подростка сделалось жестким и злобным. Он стал кривляться перед отцом, как актер, которому поручили изобразить жалкого и слабого человека, который неожиданно стал хозяином положения, получил большие преимущества, выпрямил спину и злорадствует, как десять нехороших людей сразу.
Никогда еще Вор-ву не выдвигали требований в жесткой, повелительной манере. Даже родители вето далеком детстве. Даже самые требовательные учителя. И даже хулиганы, которых он встречал в жизни на своем пути.
"Во-первых, завтра же купишь мне мопед, – сказал ему сын. – Во-вторых, будешь каждый день давать мне деньги. А в-третьих, я буду жить сам по себе: когда захочу – уйду, когда захочу – приду".
Вор-ов, подавленный, опустил голову.
"Клянешься? Обещаешь? Клянись вот сейчас, клянись прямо тут, иначе я не вернусь, а буду и дальше попрошайничать и позорить вас, и еще сильнее, чем прежде!" – кричал ему сын.
"Хорошо, – сказал Вор-ов. – Пойдем домой".
У него даже поднялась температура от переживания и удивления. Он был чрезвычайно поражен. Он не верил своим глазам и ушам. Он хотел убежать, скрыться, спрятаться от такого позора.
Ни он, ни его сын не знали, что вот-вот наступит неожиданная перемена.
Когда они вернулись домой, там их ждали представители одной комиссии. Две дамы и высокий мужчина. У них были лица людей, которые не любят подростков. У них были такие гримасы, что можно было подумать, будто дай им волю, они отправили бы всех подростков на галеры, в кандалы и под удары бича.
Они поднялись со стульев и сказали: "Поскольку ваш сын систематически прогуливает школьные занятия и вообще ведет себя, как неуправляемый подросток, предлагаем отправить его в специальную школу закрытого типа. Там ему самое место. Там его научат уважать старших, трудиться и блюсти порядок и дисциплину. Нужно только ваше согласие".
Все это эти люди сказали Вор-ву и его жене.
И Вор-ов, все еще подавленный, задумался.
А Т. очень сильно испугался, схватил отца за руку и стал ему льстить и дрожать перед ним, как ребенок, обожающий своего отца.
"Пожалуйста, папочка, пусть они уйдут, я буду хорошо себя вести, буду учиться, делать работу по дому и выполнять все-все, что ты скажешь, и вот прямо сейчас пойду убираться в своей комнате и во всей квартире…" Так он бормотал, этот Т, а Вор-ов его словно не слышал.
Наконец он сказал: "Хорошо, я согласен. Берите его в специальную школу".
Гражданин, который пришел с дамами, ехидно улыбнулся и сделал шаг вперед. Он был похож на борца-тяжеловеса.
Т. упал на пол, обхватил отцовские ноги и стал так сильно выть и кричать, словно его собрались бросить в костер или положить под электрическую пилу. Он рыдал, трясся и закатывал глаза, и Вор-ву хотелось провалиться от стыда.
Даже соседи сбежались на вой и крики гадкого и хитрого подростка.
И особенно Вор-ву было стыдно перед соседями.
Его жена ушла в комнату и там стала неудержимо рыдать, но Вор-ов твердо решил, что его сына должна исправить какая-нибудь категорическая система. Иначе ничего хорошего из него не выйдет.
Он надеялся, что через какое-то время Т. вернется домой совсем другим.
Т. увезли в машине, куда положили, как мешок. Он бился в истерике, трясся и пускал слюну, а потом изобразил обморок: свалился без чувств на пол и закатил глаза. Но ничего не помогло.
Вскоре Вор-ов получил от сына первое письмо. В нем Т. описывал свое состояние. Это были слова каторжника, который провел двадцать пять лет на далеком тюремном острове, в сырой келье, в кандалах, питаясь самой отвратительной пищей, какую только можно вообразить.
Сын писал Вор-ву, что не может жить без любви отца и матери. Он попросту умирает без нее. Ничего ему не нужно, а только их добрый взгляд и одно самое простое слово. Он готов умереть за это. Пусть только родители позволят ему вернуться, то есть заберут его из специальной школы, и они увидят, какая золотая душа у их сына. Им не придется даже вставать с места, потому что он все будет делать сам, и даже стирать и готовить еду. Учиться он будет исключительно на высшие баллы. В дневнике – только пятерки.
Вор-ов хотел было поверить в это, но его жена, прочитав письмо, возразила: "Разве так бывает? Разве за две недели может кто-нибудь измениться до неузнаваемости?"
Она очень жалела сына, и именно поэтому хотела увидеть его другим. И она сказала: "Нужно, чтобы он еще немного побыл в той школе. Хотя бы полгода".
Вор-ов согласился с ней и не ответил сыну на его мольбы, а написал только, что они надеются, что все будет хорошо.
Через два месяца в их дом снова пришел гражданин, похожий на борца-тяжеловеса.
Он явился рассказать, что Т. сбежал из специальной школы.
Вор-ов и его жена испугались: что же теперь будет? Ведь их сын теперь неизвестно где.
Они пообещали сообщить о его появлении, но прошли две недели, а Т. не появился.
О нем стало известно через два месяца. Его арестовали за кражу. То есть он сделался вором и, как все преступники, очутился в тюрьме.
Вор-ов поехал в тюрьму на свидание с сыном и увидел жалкого, похудевшего, заплаканного человека с бледными тонкими руками. Т. упал на колени и пополз к отцу, обливаясь слезами и протягивая руки. "Умоляю, папочка, забери меня отсюда! – кричал он. – Я умоляю, умоляю тебя, мой родной!"
Вор-ов сам едва не заплакал, и тоже протянул руки к сыну, но между ними возник какой-то военный и сказал, что это совершенно невозможно, чтобы подросток поехал домой. Потому что он повинен в нескольких кражах, и его будут судить.
Это было в конце лета, а в конце осени суд постановил, что Т. должен провести в воспитательной колонии три года.
Так сын Вор-ва был причислен к уголовным элементам и отправился отбывать наказание.
Много событий случилось за эти три года в жизни Т.
А в жизни Вор-ва почти ничего не менялось. На него смотрели, как на отца малолетнего преступника. И по-прежнему Вор-ов относился к своей работе, как к необходимой рутине. И как и прежде он делал надутое лицо, только вдобавок еще и печальное.
А Т. превратился в слугу трех подростков. Он по очереди прислуживал им, как своим господам, которые кормят его и наказывают за оплошности.
Он стирал им, застилал постели, бегал по поручениям, подавал папиросы и спички, рассказывал на ночь сказки и чесал спины, чтобы они поскорее уснули.
За оплошности его наказывали обыкновенно просто: чем попало били и колотили.
Т. разучился плакать, трястись, дергаться, закатывать глаза и особенно кричать и выть. Потому что это не нравилось его хозяевам. Они это не поощряли.
Через полгода они запретили Т. писать письма домой. "Ты от этого портишься, – сказали они. – Пиши только затем, чтобы тебе высылали пряники и конфеты. А все прочее для тебя – глупости".
Т. изменился навсегда. Он теперь хорошо знал, что только физически сильный и решительный человек может подчинить его себе. А человек слабый и рассуждающий – это чепуха.
В первую очередь в слабые и рассуждающие он записал своих родителей.
Через три года он вернулся домой, и Вор-ов и его жена не узнали сына.
Он сидел на стуле, курил папиросу и смотрел в окно. "Ну, что нового в жизни?" – спросил он отца таким тоном, словно был ему ровесником.
Ему было только шестнадцать лет, а он в задумчивости постукивал пальцами по столу как зрелый мужчина.
Хотя выглядел он по-прежнему как подросток.
"В школу я не вернусь, – сказал он. – Ходить туда – баловство. Там сидеть надо на одном месте и писать, а это вообще озорство".
Вор-ов быстро догадался, что Т. повторяет чужие слова, подражает каким-то дерзким людям. Что он запомнил какой-то образ и теперь его демонстрирует.
Но он ничего не сказал на это. А продолжал говорить лишь о том, что нужно вернуться к обучению.
На следующий день, утром, обнаружилось, что Т. исчез. А вместе с ним исчезли и все деньги, которые лежали в кошельках и карманах.
"Не будем заявлять о пропаже, – сказала жена Вор-ва. – Иначе нашего сына опять отправят в тюрьму".
Т. появился через две недели, так же незаметно, как исчез.
В этот день Вор-ов пришел домой после работы и увидел своего сына за столом. Подросток ел суп и пил водку из маленькой рюмки. Одежда на нем была чужая и взрослая, а лицо – нахальное и скучающее.
Вор-ов ужаснулся.
"Ты украл все наши деньги! – сказал он растерянно. – Зачем. почему?"
"Докажи, – спокойно ответил Т. – Что докажешь, то – мое. Может, это ты их взял. Сунул за пазуху, а потом извел на мороженое и конфеты, кино и карусели. Или гармошку себе купил, чтобы скучно не было".