- Ну, с Богом, Арсений Васильевич. И с Хапиным не дружите, враг он вам, а не друг.
Арсений Васильевич вдруг молниеносно соскочил со стула и не то обрадованный, не то морально ошпаренный выскочил за дверь…
…Валерия высунула свое нежное личико из тайничка.
- Что он так соскочил, как сумасшедший, и в голосе была дурость? - нервно спросила Лера.
Бобова увернулась от ответа, и Лера, мысли которой смешались, почувствовала, что Бобова чем-то напугана. Чтоб подбодрить тетушку, она вдруг погладила ее по животу и шепнула:
- Что, тут есть какой-то подтекст?
- Не в этом дело. Однажды я уже столкнулась с похожим случаем, но не таким гротескным, года три назад и изрядно вляпалась. Покойник клиента мне сильно навредил, правда, косвенным образом…
Лера от стыда за свое непонимание ситуации уселась в дальний угол.
- Куда ты ушла? - буркнула Бобова.
- Я здесь.
- И я здесь… - проворчала Бобова. - Так слушай… Так называемые паранормальные или оккультные явления, как хочешь назови, подчиняются странным законам… не нашего ума эти законы, в конце концов… Впрочем, может быть просто сейчас иное время началось на земле…
Лера встала.
- Хочешь коньячку для бодрости? - спросила она.
- Ни-ни. Тебе налью. А когда я в работе, тогда - не пью. В нашем деле шутки плохи.
Они сели за стол. Кот мурлыкал, словно поплевывая на вселенские законы.
- Ты не зацикливайся на моих словах, - вздохнула Бобова, - наше дело кривое. Ты в него не посвящена - и слава Богу.
Трапеза с коньячком прошла бесшумно.
- Но высшие правила я соблюдаю, - объявила Бобова, поев, и многозначительно подняла палец вверх к потолку. - Меня к дьяволу не тянет.
- Рада слышать. - заметила Лера.
- Ну а как, Лерочка, - умильно заговорила Бобова, - Арсений Васильевич, как тип, подходит для твоего романа? Ведь хорош, ой как хорош!
- Прямо просится в мой роман. Что-то в нем есть величественное, шекспировское даже… - задумчиво хихикнула Лера.
- Ну, ты скажешь.
Так прошло полчаса, и вдруг ни с того ни с сего - звонок.
- Это Римма, - улыбнулась Софья Петровна. - Раньше времени.
- Тетя Соня, я в тайник, - быстро проговорили Лера, и захватив рюмку с коньячком, скрылась там.
- Садись, Римма, садись. Слушаю тебя внимательно. - насторожилась Бобова. - В твоих интересах говорить правду, только правду. Наврешь - в лабиринт попадешь. Крепись.
Римма, молоденькая, но с лицом, похожим на бред новорожденного, чувствовалось, тоже была настроена на факты.
- Я спуталась тогда, Софья Петровна, - почему-то почти криком начала она, - не меня хочет придушить мой Эдик, а наоборот, меня тянет на это против воли.
- Как так?
- Лежу с ним в постели, утром просыпаюсь, а он спит… А меня так и тянет, так и тянет. Сами знаете, на что…
- Мотивы?
- Смутные. К примеру, лежит он, а мне кажется, что он - не тот…
- Какой не тот?
- Не тот, кто мне нужен. Не тот даже, кого я люблю. Разумом понимаю, что тот, а сердцем думаю: сгубит паразит.
- Есть основания?
- Никаких. Основания - только в сердце, - и Римма царапнула свою грудь, - оттуда и зов идет: придушить.
Бобова даже порозовела от радости.
- Милочка! - воскликнула она, всплеснув руками. - Да вам не ко мне надо, а к психиатру. Могу устроить прием, есть у меня дружок.
- Как к психиатру? - удивилась Римма. - Разве сердечное влечение имеет отношение к психиатру.
- Да вы поймите, - разозлилась Бобова, - я занимаюсь тонкими энергиями, а ваш случай простой, грубоватый, житейский.
Римма выпучила глаза.
…Лера между тем, скрыв от тетушки свое полное разочарование в случае с Арсением Васильевичем (какие уж тут фальшивые лекарства, раз дело идет о ворованном пиджаке), окончательно разозлилась, когда услышала исповедь Риммы. Ниточек к подпольным изделиям - как не бывало. Случайность вела себя с усмешечкой. И раздумья ее дико и неприлично прервались. Вдруг Лера завизжала: пятнистая огромная крыса юркнула между ее ног, по-своему хрюкнула и выбежала в комнату. Лера тоже почему-то выскочила из тайничка как из западни. Крыса бегала в комнате по кругу.
Римма решила, что все это ей кажется. Бобова, однако, душевно не растерялась, хотя кот почему-то спрятался.
- Сама уйдет, - махнула она рукой на крысу. - А вот вы, Римма, уходите. Не ко мне вам нужно и не к этой крысе. Вон - к психиатру!
Одумавшись, Римма поправила чулок и побежала к выходу. Бобова распахнула дверь, сунула ей в карман адрес специалиста и крикнула ей:
- Без психиатра вам не жить! И учтите, если не пойдете к врачу, я на вас чертей напущу.
Лера сидела на диване, поджав ноги. Крысу как ветром сдуло. Кот выполз из-под шкафа. Софья Петровна успокоила племянницу:
- Ничего. Я ранним утром сегодня кое-чем занималась, а это порой привлекает крыс. У некоторых из них тонкий нюх на параллельный мир.
Лера вздохнула посвободней.
- Успокойся, деточка. Давай лучше допьем чаек и коньячок, - предложила хозяйка.
Уселись.
- Эта Римма все врет, - как-то аппетитно добавила Софья Петровна. - Я ее насквозь вижу, это не сложно. Да она на самом деле не своего мужика хочет удушить или повесить, а весь мир вместо него. До того зла она на весь этот мир. Знаю я таких…
Лера умилилась.
- Это не мой случай, деточка. Точнее, клиент не мой. Психиатр ей отец и друг, она и для твоего романа не подходит… Какая ты все-таки нежная в этом платьице!
Но Лера всерьез озлилась: одни неудачи. И от нервозности заявила:
- Тетя Соня, у меня одна просьба к вам. Умоляю!
- Опять какая-нибудь гадость, фантазерка ты моя?!
- Нет, все наяву. Позвоните сейчас милому Арсению Васильевичу и попросите его, прежде чем он отдаст пиджачок владельцу, занес бы его ненадолго к моему приятелю, видному художнику, Филиппу Пашкову.
- Для чего?
- Чтобы он этот пиджак нарисовал. Он знает, как рисовать портреты вещей, превращая их в живых. Знаменитый художник…
- Да знаю я это имя.
- У него завтра с утра полутайный прием будет. Но для Арсения Васильевича двери будут открыты…
- Он достоин этого, Валерия… Если ты хоть что-то понимаешь в игре демонов.
- Пускай. Филипп никого не боится. А такому пиджаку будет несказанно рад. Я знаю его. Расцелует и меня и пиджак. Он быстро набросает что-то вроде эскиза и так далее… А Арсению Васильевичу заплатят за модель, пиджак вернут, и в тот же день он сам сможет отдать его по назначению…
Софья Петровна внимательно посмотрела на Леру:
- Все понятно. Ради тебя соглашусь.
Лера поцеловала тетушку:
- Это будет подарок и мне и Филиппу.
- Выйди на минуту из комнаты. Я ему позвоню сейчас, но тебе не надо это слышать. А то еще можешь понять неправильно, и тебе же плохо будет.
Валерия беспрекословно вышла.
Минут через десять тетушка ласково позвала ее обратно.
- Все в порядке. Арсений Васильевич принесет пиджак точно по адресу, в два часа дня, как ты сказала.
Встреча закончилась в розовых тонах.
глава 11
У Вадима было две мечты: Алёна и Аким Иваныч. Алёна все-таки рядышком, хоть и не его, а Аким Иваныч… - если грезить, то лучше в сумасшедшем доме. Там все позволено.
И все же Вадим попытался нащупать нити, его угнетала почти мистическая беспомощность Лёни. Нити вели к Филиппу Пашкову. Ведь он не только друг и знаменитый художник, прекрасно знающий "культурную элиту" Москвы, в том числе и писательскую. Гораздо больше: он знаком с эзотерическими кругами в реальном значении этого слова. "Вот там-то мы и чокнемся бокалами с этим Аким Иванычем, - вожделенно думал Вадим. - Посмотрю я в его глаза потусторонние, и может быть, согреюсь его взглядом, как бомж бутылкой водки".
Случай удобный, как всегда, подвернулся: Филипп устраивал встречу, на которой собирался показать свои новые картины близким и понимающим. После таких встреч Филипп любил поговорить с кем-нибудь наедине…
Приглашенными оказались и Одинцовы, и, конечно, Алёна. Лёня, однако, посетить их отказался. Вадиму пришлось прихватить с собой и Алёну, и Леру. Девочки были слишком разные, но в глубине чтили друг друга.
Квартира Филиппа около площади Маяковского отличалась не столько размерами, сколько изысканной, но сдержанной красотой обстановки. Книги и картины царили в ней - это была квартира творца. Никакой наглой и тупой роскоши, но не только аура квартиры, но и каждой вещи уводили ум в некое почти блаженное состояние. В гостиной были две действительно дорогих статуэтки. Единственно, что серьезно отсутствовало - это изображение Достоевского, которое занимало многозначительное место в квартире Вадима. Не то чтобы Филипп не почитал Достоевского, он просто полагал, что последнее слово о человеке еще не сказано. И сам весьма опасался такого слова. Его жена Евгения поддерживала его в этом. "Не дай Бог на Руси появится писатель, который переплюнет Достоевского", - говорила она самой себе по ночам.
Филипп Пашков принял Вадима и его подруг ласково. Он любил Вадима, признавал его талант и искренне помогал ему, - Филиппу чужда была творческая ревность. Он добился так называемого успеха не только в России, но в душе презирал его. "Гений и Бог - все остальное крысиная возня", - в этом он был убежден. Его старый школьный приятель подхихикивал: "Но если нет гения и даже большого таланта, тогда надо искать успеха, и в этом случае он придет…"