- Молодец! Пора за ум взяться. Все переводы и переводы. Ты сама напиши, девчонка ты ведь крайне умная. Прославишься.
- Легко сказать. Вы могли бы мне, тетя, по родственному набрать историй всяких, от запредельных до болотных, до тихих, для моей книги. У вас же такой опыт. К вам люди успокоить совесть идут, это так ценно и необычно.
Тетушка громко расхохоталась, так, что кот выпрыгнул из угла.
- Не успокаивать, а "мочить" совесть, детка. Я совесть мочу, не успокаиваю… ха-ха-ха! За это мне и деньги платят. Ты думаешь, просто совесть замочить, у тех, конечно, у которых она есть?
Лера, действуя осторожно, заморгала глазами и превратила свое лицо в глупую маску.
- То-то. Но я не только этим занимаюсь. Я решаю задачи поглобальней, - и она ошалело посмотрела в потолок, словно что-то на нее наплыло, - я тебе, Лера, такое порасскажу, ибо верю в твой талант. Пойдем-ка, попьем чайку с коньячком. Небось, проголодалась, киска.
И она, грузно переваливаясь, поплелась на кухню, за ней - кот, а потом - Лера.
На кухне она сразу предупредила Леру:
- На меня не ссылайся, моего имени не упоминай, истории чуток видоизменяй. Ты же роман пишешь. Поняла?
Лера смирилась с ее поучительным тоном.
Пухлая Софья Петровна еле разместилась в кресле, которое было главной достопримечательностью кухни. Кот юркнул на подоконник и осуждающе поглядел в окно на мир.
Лера, чуть-чуть худенькая, женственная, уместилась на стуле, сложив ножки.
А самовар пыхтел на столе: здесь он никогда, кроме глубокой ночи, не прекращал своего существования и пыхтения.
Бобова начала с того, что очень глубоко и громогласно зевнула.
- Скажу тебе откровенно, племяшка, что народ нынче скучный пошел. Насчет совести ко мне мало кто приходит, в основном молодые бабенки, а мужики-то ведь совесть давно пропили. Я не клевещу на чужой пол, я о многих говорю, не всех, конечно. Приходят после всяких житейских катастроф, мол, вытяни, укажи, что делать и прочее…
- И что, тетя Соня, удачно у вас… того.
- Того, того. Обычно удачно. Я ж вижу кое-что. Укажу, куда вильнуть или как договориться. Но скука, Лера, одна житейщина, быт, ворье, а в основном семейная жизнь. Даже рассказывать тошно. Но людей жалко не меньше кошек. Я жалею.
И Бобова вдруг захохотала.
- Платят-то хорошо?
- По душе. Я особо не настаиваю, но шуток в этом плане не люблю…
- Да, но, поди, есть исключения, не один житейский бред…
- Есть, о них и речь для тебя. Приходит ко мне прошлый год одна, скажем так, девушка и рыдает. Юноша ее над ней же надругался, над ее любовью к нему. К тому же, мать умерла, отец пьет, жить, как обычно, не на что, но главное тоскливо после всего. Короче, повеситься хочет. Обычная история, казалось. Но нюанс в том, что перед тем как кончать, она просит, чтобы я за это ее деяние смыла, успокоила ее совесть. Ей, видите ли, совестно повеситься.
- О, какая тонкая натура!
- Много я с ней провозилась. Денег с нее - кот наплакал, но душу-то жалко. Я и так и эдак… Совесть успокоишь, она тут же и кончит. И все-таки, я ее напугала. Отговорила от такого злодеяния. Но, Лера, какой я метод использовала, даже тебе не могу сказать, это моя тайна.
Лера вздохнула.
- Недавно на мой день рождения мне звонила. Забыть не может. Я ее спрашиваю: больше не тянет? Она сквозь слезы отвечает: почти никогда.
Лера задумалась.
- А что еще?
- Но эта девушка тебе интересна? Я могу ее адрес дать.
- Не надо, не надо, - испугалась Лера. - Я додумаю сама образ.
- Испугалась? А то ведь затянет, меня она тянула, как бы ни с того ни с сего. Бессознательно.
- Тетя Соня, варенье у вас такое вкусное… - протянула Лера. - И что еще? - с нетерпением добавила она, так что варенье с ложки упало на голову кота, который к тому времени приласкался к ее ноге.
- Все не терпится? Для тебя тут один санитар есть. Ну, настоящий бугай лет тридцати. Пришел ко мне, глаза слезятся, и бормочет что-то. Я ему говорю: "Говорите яснее, я не донесу. Это же будет во вред моему бизнесу. Если замочили кого или иные проблемы, - говорите четко, не нервничайте".
- А он?
- А он психует. И не поймешь чего бормочет. О медицине, о каких-то лекарствах, о том, что он де кровь пьет. Не просечь, то ли он метафорически выражается, то ли буквально.
Лера насторожилась и даже напряглась физически. "Этот подходит. Может быть, зацепка" - подумала молниеносно.
- Чем кончилось-то?
- Сбежал. Точнее, я ему сказала: вы бормочете что-то несусветное уже полчаса, у меня голова разболелась. Я вас таким не могу принимать. Он поднялся, такой бугай, и пискнул: "Извините". Я говорю, оставьте ваш телефон, когда я приду в себя, я вас приглашу. Думала, конечно, не даст. Но мне интересно, я люблю полусумасшедших. И представь, Лерочка, он дал телефон.
- Ну и тип!
- Я его обязательно приглашу. Но поскольку он чудной, в ту комнату, - она кивнула в сторону, - я своего телохранителя спрячу. На всякий случай.
- Спрячьте и меня! - чуть не взвизгнула Лера.
- А почему нет? Прячься. Наглядно все услышишь, как на ладони.
Лера даже чуть сладострастно потянулась на стуле.
- Бугай для меня прямо. В роман просится, - добавила она и опять полезла за вареньем, на этот раз не обидев кота.
- Еще один эпизод любопытен, - Софья Петровна округлыми глазами посмотрела в пустоту. - Это с Риммой. Девушка такая. По ее словам, ее любовник - убийца или тянет его к этому. Все карты она боится раскрыть. И сказала, что нуждается в моей душевной помощи. Любовника любит, но убийцу в нем - нет.
- И не боится о таком говорить?
- А чего меня бояться? - обиделась Софья Петровна. - Меня и мухи не боятся. А она девушка чуткая, сама экстрасенс почти. Кроме того, она говорила, дескать, она чует, что он убийца, но доказать это прямо невозможно.
- На том свете докажут, - заметила рассеянно Лера.
- Ну, так вот. Одного сеанса с ней оказалось недостаточно. Я ей наказала еще придти, продолжить. Скоро придет.
- Ой, вы меня тоже к ней спрячьте, - облизнулась Лера. - Загадочно, но не совсем.
- Ради Бога. Для тебя мне не жалко. Набирайся мирского опыта. Мир-то у нас широк…
- А больше ничего нет?
- Для тебя пока ничего нет, - строго сказала Софья Петровна. - Не все кошке масленица.
И они потом проболтали, сколько надо, о сущих пустяках. Лера пустяки не любила, но тетушка их допускала.
глава 9
Прошла неделя, и утром в квартире Одинцовых раздался телефонный звонок. Анна Петровна только-только укатилась на работу, оставив в кухне завтрак сыну и Лере.
К телефону подползла Лера, в ответ в трубке взвизгнули, а потом раздались гудки. Но Лера все поняла: это означало, что скоро приедет Инна.
Быстро поднялись, Лёня бросился в душ. Но и в душе он стал забываться, и только присутствие Леры возвращало его в мир: тогда он пел.
Завтрак отложили, и вскоре зазвенел домофон. К изумлению Леры (Лёня уже ничему не изумлялся) сама Инна Лазункова была не одна. С ней был мужик, лет около сорока, огромный, с отвислым животом и выпученными глазами. Лера знала его, это был Тарас Ротов, но Лера называла его "рот Истины". Лёня же знал о нем только одно: Тарас - дальний родственник Ковалевых, у которых пропал сын, но связи между Истиной и им (Ротовым) Лёня пока не ощущал.
Ротов довольно развязно прошел на кухню, тут же выпил пива и уставился в окно.
- Жаль парня - отключенно проговорил Леня.
Инна бросила злой взгляд на задумчивого Одинцова.
- Хуже! Хуже! Все хуже! - слегка разъярилась она.
- Но бывает еще хуже, - мирно рявкнул Ротов и похлопал себя по животу.
- Ты знаешь, Лера, - вдруг устало проговорила Инна, переходя от ярости к тишине, - в этом мире даже умереть не дадут спокойно. Ковалевы с безнадеги обратились к гадалке. С первого сеанса она как отрезала: Володя лежит около кольцевой дороги, там-то и там-то, дала точные координаты. Ковалевы понеслись.
- И я понесся, - вставил Ротов, глядя в потолок.
- Жара неимоверная. Приехали. Рыщем как безумные. Весь перелесок обегали. Ничего. И вдруг - башмак. Черный такой, - его, Володи, нет сомнений. А самого нигде нет. На другой день милиция обыскала - ни души, ни тела. Один башмак.
Ротов посмотрел на портрет Достоевского.
- Не думала я, что так повернется. - тихо добавила Лера, - Вместо трупа - ботинок.
- Только не надо глядеть на этот портрет, - взвилась Инна, - хватит, нагляделись. Короче, мы опять к гадалке. Так, мол, и так - ботинок и ничего больше. А она озверела: "Да вы кому это говорите, - кричит, - я видела без дураков вашего Володю на этом месте". Катя в слезы. Андрей стоит как столб. Конечно, родители…
- Чем кончилось? - простодушно прервал Леня.
- Второй раз гадала. Вскрикнула: "вижу, вижу его, вижу местность и улицу". Короче, ошалели все. Со мной, конечно, истерика.
- Неуютно это все, неуютно, - пробормотал Ротов. - Человек должен в могиле лежать, а не на траве, в земле-то уютней.
- Понеслись в то место. Искали. И нашли.
- Что нашли?!
- Штаны. Володины штаны, это точно.
Ротов шумно вздохнул:
- А что для таких кровь? Химическая формула - и дело с концом. Скорее всего, увезли на органы.
Лера спросила:
- У гадалки-то были еще?