Она приподняла голову, села на матрас и положила руку мне на грудь.
– Да Васята это.
– А что делать?
– Ничего, ты лежи, я пойду открою…
Галя накинула халат и вышла. Вовка, похоже, уже не спал, хотя и лежал на диване с закрытыми глазами. Я быстро оделся и, напуганный, присел на стул. Вскоре хозяйка вернулась.
– Мы самогонку его вчера выжрали… пойдём, познакомишься…
На кухне я увидел Васяту. Он стоял у окна, и, часто затягиваясь слюнявой папиросой, выпускал дым в открытую форточку. Маленького роста, с припухшим морщинистым лицом, смотрелся он лет на сорок, а может, и на пятьдесят. Мне тогда все люди за тридцать казались старыми. Поплевав на окурок, Вася выкинул его на улицу.
– Ну, здоро́во! – произнёс он голосом, который по силе и тембру никак не вязался с его скромными физическими данными.
– Здравствуйте…
– Тык чё, самогон мой выпили вчера?
– Вась, это я сама его угостила. Он ни при чём.
– Причём, ни при чём… Меня колотит! Думал, выжру щас и спать лягу… а чего мне делать-то теперь?
Вид раннего гостя меня успокоил. Да и не ревнивый, кажется.
– Дядь Вась, у меня полтора рубля осталось, может, найдёте, где купить?
– Самогонка два рубля стоит, а за полтора мне Клавка не продаст, да и спит она уже. Ладно, давай деньги.
Когда он попытался сосчитать мелочь, монеты прыгали и звенели в его ладонях. Уронив пару из них на пол, он снова начал орать:
– Тьфу, блядь!.. Галька, придумай, что-нибудь!
– А то ты сам не знаешь? Иди в киоск, найдёшь, если хочешь…
– Да не дали мне в прошлый раз!
– Ты Петю с собой возьми, ему отпустят.
Было пять утра. В девять – лабораторные по химии, пропускать нельзя, но вроде должен успеть.
– Дядь Вась, пойдёмте быстрее, мне в институт сегодня надо – кровь из носу!
Галька посмотрела на меня с гордостью – то ли потому, что я был студентом, то ли потому, что идти согласился.
По дороге в аэропорт "Быково" Васята объяснял, что брать:
– Петь, лучше всего пустырник – семьдесят градусов, и душу успокаивает. Если нет, тогда стальник, пьётся хуже, и срать от него будешь дальше, чем видишь, гы… Но геморроя зато не будет… гыгыгы…
Это уже после, на третьем курсе, изучая фармакогнозию, я узнал: "Стальник полевой, он же Ononis arvensis. Содержит гликозид ононин и назначается в качестве слабительного при геморрое для нормализации стула при запорах".
А пока я только подхихикивал ему, как Петруха Сухову из "Белого солнца пустыни".
Когда вошли в зал ожидания на первом этаже, Васята трясущимися руками передал мне потные монеты.
– Я тут побуду, а ты – в киоск. Если настоек не будет, возьми хоть "Тройного", он по девяносто восемь копеек.
Я приблизился к аптечному пункту с лекарствами, средствами личной гигиены и парфюмерией. Невзрачная старушка переставляла упаковки из одного угла в другой, поджидая утреннюю сменщицу. Без суеты я стал изучать товар на прилавке.
– Тебе чего, сынок?
– Пустырник хочу купить.
– А тебе настойку или брикет?
Я представил Васю, вгрызающегося жёлтыми зубами в брикет пустырника, и чуть не рассмеялся. "Если водка была бы твёрдая – мы б её грызли"! – частенько говорили о своём желании выпить многие мужики в то далёкое время.
– Мне, пожалуйста, настойку. Пять пузырьков.
– А зачем так много?
– Да мать у меня в деревню уезжает. Поезд в семь вечера… "Москва – Вернадовка". А там пустырника не найти.
– Тогда, может, валерьянки? Она значительно больший седативный эффект оказывает.
Мой товарищ сзади подкрался к ларьку и из-за спины киоскёрши яростно замахал руками, сложенными крест-накрест, снизу вверх. Я его понял:
– Не, у неё есть валерьянка.
Старушка завернула бутылочки в плотную коричневую бумагу. Поблагодарив её, я вышел из зала ожидания. Мой наставник уже ждал меня на улице, покуривая "Беломор".
– Ну чё, нормально ты её… А мне эта старая сука уже два раза не давала, даже стальника. Ладно, погнали к Гальке.
– Мне на занятия в Москву надо ехать.
– Да мы недолго. С Галькой попрощаешься. Ведь хочешь?
Васята подмигнул мне красным похмельным глазом. Я взглянул на него, и прощаться с Галей сразу расхотелось, но забежать на пять минут… всё равно по дороге… почему бы и нет?
На стук в дверь Галька отреагировала быстро. Провела нас на кухню. Я развернул бумагу и выложил на стол пять бутылочек. Хозяйка откупорила три из них, разлила содержимое в заранее отмытые стаканы и произнесла:
– Ну, Петя, на посошок… на ход ноги, студент.
Перед занятиями мне раньше пить не доводилось. Только после. Да и то пиво в основном.
– Нет, вы сами… я не буду.
Буровато-тёмная жидкость с аптечным запахом казалась запретным плодом, но не сладким, а стрёмным.
Тут Васята ковшик эмалированный протягивает:
– На вот… водой сразу запей, чтобы не поперхнуться…
Что делать? Выпить? Нет?..
– Давайте вы с Галей сначала.
Мне не очень верилось, что это можно пить. Они же, выдохнув, тяпнули настойки, одинаково поморщились и начали сосредоточенно жевать недоеденный с ночи хлеб. Вода им не потребовалась. Вася, с ещё перекошенной от принятой жидкости мордой, сквозь непрожёванный кусок предложил:
– Ну, чё ты, ебани!
Я тоже выдохнул, как они. Закатил глаза в потолок и отправил в себя тёмную настойку – изобретение великого Галена. Тут же глотнул воды и стал ждать. Васята сидел на корточках, пыхтя папиросой, Галя – рядом с ним на табурете. Хоть бы посмотрела в мою сторону! Но её взгляд был направлен на два пузырька, стоящие ферзями на клетчатой клеёнке. Васька поднялся и выбросил в форточку окурок.
– Чё, Петь, заебись?
– Ага, легче стало…
Мне и вправду было хорошо. Какая-то расслабуха шла от живота по всему телу.
Потом, через восемь лет, нарколог в рязанском дурдоме доходчиво объяснил моё состояние. Алкоголизм, поучал он, начинается с момента, когда ты в первый раз опохмелился с удовольствием. Вот так, в один день, мне удалось и бабу познать, и стать алкоголиком.
Я сидел размякший, наблюдая, как довольная парочка допила настойку, как Васята подошёл сзади к Гале и, запустив руку под халат, мнет её грудь…
Не простившись, вышел из квартиры на улицу. Хорошо всё-таки у нас в Быково! Воздух чистый и свежий…
Я вдохнул полной грудью, но, наверное, слишком сильно. Часть воздуха попала в пустой желудок, вызвав отрыжку. Я невольно уловил в себе травяной запах лугов и полей…
На занятия решил не ехать – после наверстаю.
* * *
Я знал, что из родни ко мне никто не придёт. А так народ навещает. Аптечные работники в первую очередь, потом медсёстры некоторые, и даже уборщики-негры. У них, порой, голова заболит, заскочат ко мне в аптеку, таблетку попросят. Я им помогаю. Вот они и навестили. Но всё равно на душе веселее, да и время быстрей бежит. Правда, пожрать никто не прихватил, одни пожелания только о моём выздоровлении. Хотя вру, баба одна чай мне принесла с молоком, как в Америке пьют. Я такой до этого не пробовал, но очень вкусным он мне показался. Не знаю почему. Через два месяца в том же месте купил этот чай – пить невозможно!
Да, к чему это я? Вот жили мы с Мариной худо-бедно двадцать лет, тащился я от неё, как от того чая в больнице, и вдруг – раз!
И всё…
I’m losing you
Когда это у Марины началось? Наверное, в середине 2001 года. Она отдалялась от меня медленно, но всё заметнее. Мы начали часто ругаться из-за ерунды, на которую раньше и внимания не обратили бы. Я хоть и не возвожу еду в культ, но всегда любил её стряпню, да и готовила она вкусно, – а тут пришло время отвратительной жрачки. Сама она села на безуглеводную диету и питалась отдельно. Блюда же, подаваемые мне, были практически несъедобны.
Потом ГЧмже подбрила лобок, чего никогда не делала раньше. Стала часто покупать новую одежду, объясняя, что похудела и старые кофточки, брюки и бельё ей теперь велики.
Раньше мы могли разговаривать часами. Теперь же она всё чаще закрывалась в спальне и гоняла диски Любови Успенской, как будто меня в доме не было. Говорить друг с другом мы почти перестали.
Сейчас-то я врубился, как такие дела происходят, а тогда просто чувствовал: что-то не то с ней, но об измене и мысли не возникало. Её слова, что по жизни она невезучая, а я – её "счастливый лотерейный билет" давно усыпили мою бдительность. Да и кого она могла тут найти? На кухне в "Марриотте" трудились в основном неграмотные латиноамериканцы и негры, которых она называла не иначе как "головешки"…
Ссорились мы всё чаще и интенсивнее. Мне казалось, что жена просто устала, ведь работа у неё тяжелая, и повёз её на отдых в Монреаль и Квебек, потом, через месяц, в Лас-Вегас, а через три – в Россию. Будучи в Москве, купил ей с подружкой путёвки в Турцию – пусть, думаю, вволю там натрахается, может, за все эти годы я ей сильно наскучил… а после мы опять будем жить по-старому.
Однако в Москву ГЧмже прилетела ещё более отстраненной. На другой день сильно заболела, я за ней ухаживал. Мечтал, что она, как поправится, станет прежней Маринкой, но моим думам не суждено было сбыться.
Мы вернулись в Нью-Йорк, но всё осталось по-прежнему. На ночь она говорила мне всякие гадости, нарочно старалась обидеть, чтобы я не приставал к ней. А если я всё же настаивал на своём, то секс получался тусклым и скучным, после него я чувствовал себя ещё хуже. Может, она втюрилась в кого-то на курорте и не может забыть этого человека?