Маргошка и Верка
Ах, Марго! Работала она аспиранткой НИИПЗК – Института пушного звероводства и кролиководства, о котором я упоминал в начале этой правдивой истории. Она была небольшого роста, с красивым лицом и крупным бюстом, жопу, правда, имела плосковатую, хотя этот экстерьерный недостаток частенько встречается у грудастых баб.
Я работал в должности и. о. младшего научного сотрудника отдела кормления. Получал копейки, занимаясь биохимией крови пушных зверей. Хотя жаловаться на зарплату было грех – ведь значительную часть рабочего времени я проводил за распитием спиртных напитков с коллегами по научным изысканиям – Владом Губским и Колей Дуликовым. Колю потом выбрали парторгом института, и, став Николаем Ивановичем, выпивать со мной он тут же прекратил.
На Марго я не обращал внимания, как и она на меня, и вообще с января по май семьдесят девятого я по бабам почти не бегал. Изредка ездил к Верке на Силикатную, что под Подольском. Она работала на областном аптечном складе, недалеко от которого жила в общежитии с маленькой дочкой. Общага представляла собой трёхкомнатную квартиру, в одной комнате жила Верка, в двух других – две соседки, тоже складские. Одну из них я трахал ещё до Верки, а другую уже после, но только один раз.
Верка вся такая худая-худая была – кожа да кости, как сейчас в моде. Она словно прыгнула на мой "мизинец" из XXI века. И минет исправно делала, и порхала по мне, как бабочка. Я ей только в окно постучу – а квартира на первом этаже – она меня и пьяного, и трезвого, хоть днём, хоть ночью – всегда с радостью принимала. Любила сильно, поэтому и изменять-то стала, только когда я Маргошкой увлёкся и не ездил к Верке месяцев пять. А изменила с прыщавым Витей из Егорьевска по фамилии Тырлов. Я из-за одной фамилии ему на месте Верки не дал бы, а тут ещё и харя колхозная. Ну да ладно…
Только Марго
В мае семьдесят девятого всё и случилось у нас с Маргошкой. В нашем институте намечался праздничный вечер на седьмое мая. Девятого – День Победы, а восьмого – вторник, кстати, день моего рождения. Седьмого же основная институтская масса должна была после работы выпивать, закусывать и танцевать в подведомственной столовой в посёлке Родники. Но что-то не сработало, и праздничный вечер отменили, а узнали мы об этом только к обеду. Ну а ко мне с утра на работу брат Андрей приехал, царство ему небесное! Уже похмелённый и горящий желанием кого-нибудь "отпетрушить", как он любил выражаться. "Петрушить" оказалось некого, и мы уж было собрались идти ко мне домой опустошать запасы спиртного, приготовленные нами к торжеству, – литр водки и "огнетушитель" красного.
И тут Марго предложила нам с братом и моему начальнику Давиду с женой Наташей провести этот вечер у неё в двухкомнатной квартире недалеко от станции метро "Бабушкинская". Все были согласны, только за бухлом нам с Андреем пришлось идти ко мне домой, где я жил с женой Танюшей, – там было припрятано наше жидкое сокровище.
Пробрались в сарай. Андрей выпростал из-под джинсов "Super Rifle" белую рубаху, поместив под ней спереди, между волосатым худым животом и ремнем, две бутылки беленькой. Затем где-то в области копчика загрузил красное и потрусил к платформе "Удельная". А я, уже без спиртного, зашёл в дом, выкурил сигарету, поменял рубашку, сказал, что еду к Андрею на ночь – и пулей вылетел наружу.
Таня, почуяв неладное, выпустила вслед за мной нашего шотландского сеттера Дьюка без ошейника и поводка. Кобель меня легко настиг и назад возвращаться не собирался. Так вместе к "Удельной" и добежали, где нас ждал Андрей с водкой и вином и Маргошка с Давидом и Наташей.
Я им грустным голосом говорю: что делать? Собаку в метро не пустят, да и на чём я Дьюка поведу? Поводка ведь нет, отдайте бутылку вина, а сами без меня поезжайте гулять. Всё это напоминало сцену из фильма о войне, когда раненый партизан с простреленными ногами просит оставить ему пистолет с одним патроном, а товарищам завещает идти дальше по лесному болоту.
Маргарита решительно сняла с талии широкий бордовый ремень и ловко затянула его на красивой шее моего гордона. Дьюк благодарно облизал ей ладони и завилял хвостом.
– На метро не поедем – электричкой до Казанского, перейдём на Ярославский, и до "Лосинки" снова на электричке, а там пешком, – твёрдо заявила владелица ремня.
В её квартиру мы попали часам к семи вечера. Закуски в холодильнике оказалось много, да и выпить тоже хватало. Давид с Наташей уехали около полуночи, и к Маргошке начал приставать Андрей. Высокого роста, симпатичный, чернявый, и баб перетрахал раз в десять больше моего. Я даже не пытался препятствовать привычному для него занятию. Но, к моему удивлению, главный претендент был начисто отвергнут и отправлен в другую комнату на раскладушку, под которой свернулся калачиком Дьюк.
Мне же был предложен неказистый диван, а сама хозяйка квартиры улеглась на просторной кровати напротив. Минут через пять, как только погасили свет, я стал туда подкрадываться, но Марго тут же прогнала меня. Я чуть-чуть расстроился, но был сильно пьян и быстро заснул.
Встал рано утром, пошёл в ванную, принял душ и хотел зайти к Андрею "поправиться", но тот ещё спал, а Дьюк похмеляться не умел, он лишь радостно бил по полу мохнатым чёрным хвостом, лёжа под раскладушкой. Я вернулся назад, к своему дивану, и только собрался прилечь, как слышу Маргошкин голос:
– Это у тебя сегодня день рождения?
– Да…
– Иди сюда…
К тому моменту я был уже дважды женат, да и баб других поимел штук пятнадцать, но стал мужчиной только в то утро, когда мне исполнилось 29 лет. С ней я впервые познал, что такое женщина – желанная, зовущая, подаренная мне Судьбой, выполняющая мои прихоти так естественно и страстно. Да и мне было радостно делать всё, что ей хочется, и гордиться тем, что это я держу в руках такое необыкновенное создание!
Андрей уже проснулся, умылся, "освежился" и позавтракал, сварил овсянку Дьюку и накормил его, а мы всё не могли оторваться друг от друга. Хмель выходил из моих лёгких, а любовь входила в сердце моё… В то утро я не притрагивался к водке и не пил после целых тридцать дней. К вечеру мы проводили Андрея, а сами провели вместе ещё две ночи. Вскоре она уехала с мужем отдыхать на Селигер, а я весь месяц думал только о ней.
Потом я всё-таки сорвался, и любовь не то чтобы пошла на убыль, а просто ничтожное моё положение в обществе, нищета и алкоголизм словно ввернули в сердце заглушку. А Марго иногда пользовала меня от скуки, но после наших встреч я старался гнать мысли о ней, считая, что между нами лежит огромная пропасть.
Впрочем, через двенадцать лет, в девяносто первом, она, разбогатевшая, предложила жить с нею, но я уже не хотел, ведь у меня теперь была моя Маринка…
* * *
Что-то не по себе мне как-то! И давление нормальное. И пульс – шестьдесят, но тревога изнутри точит. Может, койка эта больничная на меня так действует? Ведь если подумать, сколько людей умерло на ней…
И старых, и молодых.
А смерть-то рядом…
Многие, как помнится, с надеждой и нетерпением ожидали наступления нового века и тысячелетия – казалось, они сулили что-то необычное и чудесное.
Но начало года нежданно принесло много бед и несчастий, как мне, так и большинству моих друзей и знакомых. Коля Берковский и Юрий Юрьевич потеряли работу, а их друг Володя Платонов и вовсе помер. Совсем молодым, пятидесяти ещё не исполнилось.
Зимой 2001-го, в России, мы чуть заживо не сгорели при аварии, на пути в Новгородскую область, куда с Юрием Юрьевичем и его друзьями Андреем и Сергеем ехали на подлёдную рыбалку и охоту. Произошло это глубокой ночью, у посёлка со странным названием Эмаус.
ЗИЛок, нагруженный, как впоследствии оказалось, баллонами с пропаном, а может, и взрывчаткой, ехал навстречу и вдруг перевернулся на левый бок, его выкинуло на нашу полосу. Мы затормозили, до грузовика оставалось метров двадцать.
Пассажир ЗИЛа оттолкнул дверь кабины, проворно выскочил наружу, как из люка, побежал к краю дороги и почему-то залёг в кювет. Юрий Юрьевич и Андрей рванули к грузовику, стали тянуть за руки шофёра – тот, застряв в кабине, не мог выбраться из-под искорёженного железа и дико кричал, взывая о помощи. Мои приятели старались изо всех сил, но всё было напрасно. Горящие ручейки бензина поползли вдоль и вверх по брезентовому кузову, расползаясь сильнее и сильнее.
– Ребята, давайте назад, в машину, сейчас жахнет! – звал я друзей. Огонь набирал силу, а они всё пытались освободить обречённого водилу.
– Мудаки! Нам всем пиздец тут настанет, поехали!!! – не унимался я.
Мужики вернулись, и мы медленно тронулись вперед между пылающим грузовиком и остановившимися машинами на другой стороне дороги. Проезжая мимо горящего грузовика, я сквозь стёкла и двери нашей машины почувствовал адский жар, идущий от него. Отъехав метров сто, сквозь заднее стекло, мутное от дорожной грязи, мы увидели вспышку первого взрыва, затем ощутили мягкий толчок ударной волны, потом взорвалось во второй, и в третий, и в четвёртый раз. Сергей начал вслух читать "Отче наш". Все были страшно подавлены – жуткая, тёмная ночь, мы молча сидим и слушаем молитву под частые всполохи огня и тупые звуки взрывов, сознавая, что в эти мгновения гибнут люди.