- Боюсь, если он узнает, что я лаоши, он не изменит мнения о моем богатстве…
- Верно. Ты знаешь… Только не обижайся. Он даже спрашивал у меня, почему я не с американцем встречаюсь, или не с немцем.
Я представил очкастого и пузатого Ласа, обнимающего мою девочку поросшими рыжим волосом лапами, и менторским тоном, под холодный блеск фашистской оптики, объясняющего ей преимущества западной демократии.
- Папа не любит русских?
- Нет, что ты! Ты ему понравился очень, и маме тоже. Просто он сказал, что Россия - бедная страна. Сейчас бедная, - дипломатично добавила она.
- И опасная.
- Да, это папа сказал тоже. Только ты не думай…
- Ну, почему же… В чем-то он прав. Однажды прямо при мне взорвался целый дом, соседний. В моей родной Москве.
- Несчастный случай?
- Для тех, кто в доме жил, - да. Для тех, кто его взрывал, - запланированный.
- И все погибли?
- Все. Больше ста человек.
- Не уезжай. Никогда не уезжай. Оставайся тут, живи у нас. Отец поможет, у него много друзей, связи. Мне почему-то кажется, что если ты уедешь обратно - случится беда.
Я поднялся и сел рядом.
- Мне нужно будет уехать… - сказал как можно небрежней.
Увидел ее испуганное лицо и продолжил, придав лицу уверенно-беззаботный, оптимистичный вид:
- Не из Китая. Всего лишь из города. На неделю, или чуть больше. По делам…. Буду скучать по тебе. И сразу, как вернусь, давай куда-нибудь по…
- У тебя появилась другая?
С трудом удержал на лице прежнее выражение.
- Нет.
За пару секунд я все понял насчет "сохранить лицо", а ведь Лас давно уже пытался мне втолковать - связано это почти всегда с ложью, а не с честью.
- Ты обещал. Обещал, если полюбишь другую, - сказать мне об этом.
Вот здесь можно и не врать.
- Я вовсе не люблю ее.
Слезы. Темные глаза, полные слез. Секунда - и потекли по щекам.
- Прости, прости меня…
Я пытался прижать ее голову к себе, вытереть щеки, поцеловать.
- Прости меня…
- Я так и поняла. Не знаю, почему… Не поняла даже, а просто почувствовала.
- Я не люблю ее.
- Кто она?
- Моя бывшая жена.
- Ты уйдешь к ней, - медленно, с испугавшим меня спокойствием - я не мог понять, настоящим или показным - произнесла она.
- Нет.
- Да. Вернешься. Потому что тебе с ней легче. Она - из твоей родной страны. Ты ее давно знаешь. Говоришь с нею на своем языке. Это очень важно, на своем языке можно выразить себя намного полнее. Она старше меня, значит - умнее. Не сомневаюсь, что красавица - ты бы не стал жениться на обычной. На такой, как я…
- Ерунду ты говоришь. Ерунду. Я люблю только тебя. И мне неважно, из какой ты страны. Неважно, на каком языке общаться с тобой. Что за чушь… У любви один язык.
Последняя фраза самому показалась убогой, как букет пластмассовых цветов в забегаловке. Нестерпимо-лживой. Еще прошлой ночью я был с другой женщиной.
- Я пообещал быть ее гидом. Она хочет съездить на Хайнань. Потом уедет в Россию. Мы даже там живем в разных городах. У нас нет ничего общего.
- Когда вы поедете?
- Через неделю примерно.
- Ты успеешь вернуться? Надо будет поехать девятого мая.
- Успею. Вернусь пораньше. А перед нашей поездкой - пойдем в ресторан. Русский ресторан. Будет большой русский праздник.
- Какой?
- День Победы. Заодно посмотришь, бедные ли мы люди.
- Надо будет рано утром ехать. Не успеем.
И снова заплакала.
- Ты мужчина… Тебе наверняка захочется… делать с нею любовь…
- Успокойся. Мы, русские, не любим это выражение. Любовь нельзя делать. Можно любить или не любить.
- А трахаться? - спросила с вызовом, шмыгнув носом.
- Мне нужна только ты. Потому что я люблю тебя. Иди ко мне.
Я расстегнул пуговицу на ее рубашке. Вторую…
- Что ты делаешь… Мне надо идти сейчас… еще два занятия…
Тонкая льняная ткань была в следах от слез - повсюду маленькие влажные пятна…
忧愁
Тоска
…Влажные пятна оставались на красном пластике всякий раз, когда я поднимал стакан с безвкусным, водянистым пивом.
Мы сидели под зонтиком на площади неподалеку от нашего отеля. Площадь окружали здания торгового комплекса, среди них выделялся супермаркет - круглый, трехэтажный, похожий на свадебный торт.
Идея совместной поездки на Хайнань оказалась не самой удачной. Хотя "удача" - слово для изначально ненужного поступка неверное. Какой удачи я мог ожидать…
Пьющему человеку трезвые люди утомительны. Не вписываются они в его мирок. И если к трезвым прохожим я относился терпимо, лишь иногда раздражаясь на их бестолковое самодовольство, то с Инной было тяжелее. Ее взгляд, мельком брошенный на очередное мое пиво; рассеянное внимание на лице, когда объясняешь что-то очень важное; показная холодность, когда удачно и задорно шутишь; плохо скрытая злость, когда отлучаешься в туалет или просто ссышь, отойдя к придорожным кустам… - все это выводило из себя.
Еще в Шанхае.
Прогулки по городу тяготили меня.
В который раз спрашиваю себя, действительно ли я хотел снова увидеть Инну, когда читал ее первое письмо?
Еще как!
Вспоминал свои сомнения в аэропорту. А не развернуться ли и не уехать?..
Как в странной притче о китайском отшельнике, что жил на берегу реки. Лунной ночью он неожиданно захотел навестить своего друга, такого же отшельника, жившего где-то далеко в верховьях. Желание увидеть друга было столь сильным, что он, не раздумывая, сел в лодку и пустился в путь. Плыл против течения - всю ночь и весь день. К вечеру, уже выбившись из сил, увидел, наконец, дом, к которому так стремился. Подплыл к берегу, собираясь причалить. И вдруг понял - желание повидаться угасает, исчезает, теряет искренность. Развернул лодку и поплыл обратно.
Я не переставал завидовать мудрости этого китайца с самого момента Инкиного приезда. Она удивительно быстро освоилась с городом, за пару дней всего. На архитектуру ей было решительно плевать: "Я хоть и в строительной фирме работаю, но поверь, далека от всего этого. А вот вещи посмотрела бы, только фирменные, конечно". Непроизвольный взгляд на мои безразмерные, беспородные и почти бесцветные джинсы и футболку.
Ну что же, тогда - в центр. Все дороги ведут туда.
Меня не покидало ощущение "ненастоящести". Будто весь этот городской антураж - высоченные зеркальные дома, грязные бетонные лачуги, гигантские магазины, крохотные, без фронтальных стен, лавки и забегаловки, тесные и вечно сырые переулки, широкие проспекты, легкая, будто летящая дорога надземки, парки, рестораны, набережная, телебашня - все это было наспех выполненной декорацией. А мы - не артисты даже, но случайные люди - ходили меж раскрашенных кусков фанеры, время от времени пытаясь подражать театральной игре. Получалось фанерно, плоско, убого-аляповато.
Инна уставала, пройдя пару кварталов, и жаловалась, что негде присесть отдохнуть. Останавливалась без предупреждения и рывком вклинивалась в забитый народом магазин, где была очередная распродажа.
Всего за несколько часов я превратился из гида, что водит гостей по городу, в понукаемое ведомое существо - прицеп к Инне.
"Нужно купить сувениров - по работе и друзьям, - оправдывалась она, увлекая меня за собой по клокочущей людским месивом улице. - Потерпи еще немного. Лучше я сразу все куплю, а потом спокойно погуляем, ладно?"
"Слушай, давай я тебе завтра привезу целый мешок - и палочки, и подвески, и статуэтки Будд, и монетки старинные, правда, поддельные… и даже магнитиков на холодильник!"
"Спасибо. Ты не обижайся, но я давно привыкла выбирать сама. Потом - экзотика такая, можно поторговаться. Я умею. Вот смотри…"
Выудила из лотка каменную черепашку: "Хау мач?"
Продавец, сонный крестьянин с лицом, по форме и цвету, неотличимым от прошлогодней картофелины, показал два грязных пальца, затем скрестил оба указательных, пару раз пристукнув ими друг о друга для убедительности.
Инна обернулась на меня: "Это сколько?"
"Двадцать".
"Дорого. Давай за десять! - Растопырила перед ним пальцы. - Тэн!"
Продавец снова скрестил пальцы, потом показал пятерню.
"Пятнадцать, - перевел я с языка жестов. - Хочешь, научу тебя? Удобно, да и прикольно".
"Нет уж. Пусть по-человечески учатся понимать. Ноу! Тэн!"
Какого черта, спрашивал я себя… Какого, на хрен, черта…
И эта поездка…
Она не стоила и одного дня, проведенного с Ли Мэй.
Солнце, пальмы, горячий песок, ленивый плеск воды, невысокие зеленые горы, жарко-сонный, неторопливый ритм курорта - все это меркло, едва я вспоминал о своем Цветочке.
Я пообещал себе вернуться сюда с Ли Мэй.
Мы будем лежать на пляже - конечно, под зонтиком, ведь она так ценит белизну своей кожи. Будем купаться в искрящейся солнцем лазурной воде - я ведь обещал научить Ли Мэй плавать. Буду придерживать ее, подбадривать, смеяться…
…Как тогда, в аквапарке. Едва уговорил ее поехать.
- Я совсем не умею плавать, - испуганно сказала она. - У меня даже нет купальника.
- Ерунда. Там сотни людей не умеют плавать, просто плещутся в воде. Поверь, утонуть в аквапарке непросто, да тебе и не дадут - все под контролем. И потом - ты же будешь со мной. Ты что, даже в бассейне никогда не была?
- Нет. Ведь моя стихия - Огонь, не Вода. И потом, папа говорит, там нечисто. Многие люди, они… Ну, знаешь… делают там…
- Что?! Делают любовь в бассейне?
- У тебя только это на уме, - хлопнула она меня по плечу. - Нет, конечно. Они делают там маленькие дела.