Ли Мэй рассказывала о зданиях, показывала по сторонам, но я смотрел лишь на нее. На глаза, в этот день подведенные легкими штрихами, на подчеркнутый помадой контур губ, на тонкое запястье, обвитое браслетом из нефрита… Архитектура не интересовала меня. Я был равнодушен и к камню и к стеклу, как бы величественны и красивы они не были. Ведь рядом со мной находилось живое, прекрасное и неповторимое создание. Девушка, в которую я был по-мальчишески влюблен, держала меня за руку, говорила, смеялась.
…А если бы я не поехал тогда в спортзал? Если бы задержался на пять лишних минут? Если бы автобусов было больше, и не возникло бы давки? А если бы?..
Сияли витрины магазинов, вывески-иероглифы сменялись латинскими буквами, доносилась со стороны фонтана веселая мелодия.
То и дело в толпе мелькали лаовайские лица. "Воч, воч, бэгз, дивиди" - бросались к ним со всех сторон зазывалы.
Возле дверей помпезного и мрачного "Peace Hotel" чадили выхлопом автобусы. Гиды с флажками в руках кричали в мегафоны, загоняя туристов в салоны. С равнодушно-покорным видом пожилые китайцы рассаживались по местам.
Улица Нанкин кончилась, выведя нас к автодороге, за которой начиналась знаменитая шанхайская набережная - Вайтань.
С реки дул влажный ветер. Спустились в подземный переход. На ступеньках сидели босоногие женщины-попрошайки с детьми, примотанными к спине платками. Продавцы крутили на полу сверкающие синими огоньками волчки, швыряли на стены резинки-липучки, лавировали среди потока людей, навязывая прохожим наборы открыток и макеты телебашни.
- Ты знаешь, чьи это картины? - показала Ли Мэй на подсвеченные щиты по правой стороне перехода.
Мы проходили мимо "Подсолнухов".
Я улыбнулся.
- Конечно.
Пока я рассказывал ей об увлечении Ван Гога Азией, его опытах с тростниковой палочкой вместо кисти, дзэнских мотивах "Кипарисов" - Ли Мэй не отрывала от меня взгляда.
Из гомонящего туннеля мы выбрались на воздух, поднялись по небольшой лестнице и оказались на неширокой полосе набережной.
Царапал полотнище неба шпиль телебашни. Каменным цветком тянулся ввысь небоскреб Цзиньмао. Темнел плотный строй высоток Пудуна.
Низким отрывистым гудком сигналил здоровенный черный теплоход. Несколько барж с кранами спешили куда-то, вспенивая грязную воду.
Мы подошли к ограждению. Ли Мэй встала у перил. Я осторожно положил руки ей на плечи. Так мы простояли минут пять, разглядывая противоположный берег.
- Ты был на телебашне? - повернув вполоборота голову, спросила она.
Я едва удержался, чтобы не поцеловать ее.
- А… да… один раз, - ответил растерянно. - Но было еще пасмурней, чем сегодня. Ничего сверху не разглядел.
- Там, в башне, есть хороший музей истории города.
- Да, хороший. Хотя, знаешь, я не особо люблю музеи.
- Почему?
- В них нет жизни.
Она засмеялась:
- Ты смотрел фильм "Хэллбой?"
- Нет.
- Там герой говорит про музеи, как ты: подделки и репродукции.
- Он прав.
- Вы с ним немного похожи. Не внешне, нет. Характером.
Она стала рассказывать мне про краснолицего и рогатого героя фильма. Я слушал, замерев: во время рассказа она откинула голову, почти прикоснувшись к моей груди.
- Он, наверное, несчастный парень… - заметил я.
- Почему?
- Если у него рога…
Пробовал объяснить, что значит для русских "рогоносец", но смущало и мешало объяснению английское "horny", да и китайцы, как оказалось, признаком обманутого мужа считали не рога.
- У нас говорят - "зеленая шапочка", - пояснила Ли Мэй. - Если мужу изменяет жена, такой человек должен ходить в зеленой шапке.
- И что, ходят?
- Нет, - засмеялась она. - Только иностранцы. Иногда, зимой.
- Хорошо, что сказала. А то вдруг бы купил…
- Ты ведь не женат. Так что можно.
- Зато другие этого не знают.
- Верно…
Помолчала. Вдруг развернулась и с любопытством спросила:
- А ты не был женат раньше? Почему до сих пор один?
Врать или не врать - пронеслось в голове.
- Был. Но уже давно. Там, в прошлой жизни, в России.
- А дети? Есть дети?
- Нет.
Она приложила руку к моей груди.
- Извини, - взглянула проникновенно.
Видно, на лице моем все же отразилось что-то такое…
- Ерунда. Расскажи мне еще что-нибудь.
- О чем?
- Не знаю… Мне интересно, чем иностранцы отличаются от китайцев. Вот видишь - у нас рога, у вас зеленые шапки…
- Ты умеешь считать по-китайски? Показывать на пальцах?
- Нет.
- Смотри. До пяти - как у вас, по количеству пальцев. А вот как показать шесть?
Я растопырил пальцы на левой руке и поднес их к мизинцу на правой.
- Вот… - улыбнулась она. - Видишь, неудобно. Обе руки заняты. А надо вот так.
Она изобразила нечто вроде жеста, каким показывают телефонную трубку или бутылку спиртного - кулак с оттопыренными мизинцем и большим пальцем.
- Семь, - показала она собранные в щепотку три пальца, как в православном крещении.
Я старательно повторял.
- Восемь.
Так изображают пистолет.
- Девять.
Согнутый крючком указательный палец.
- Десять.
Ли Мэй сложила крест из двух указательных.
- Вот это будет твое домашнее задание. Ты ведь задаешь студентам? Вот и тебе. Выучишь и покажешь мне в следующий раз.
"В следующий раз!"
Тихая сумасшедшая радость. Конечно. Обязательно.
Возле нас собралась кучка людей. Китайцы - люди повышенной, почти болезненной любопытности. Ссора двух старушек из-за пучка зелени на рынке, перебранка между водителями мопеда и автомобиля, лаовай, завязывающий покрепче шнурок на ботинке, собачка, тявкающая на прохожих, - вокруг всегда находятся благодарные зрители. Если же случается потасовка между двумя мужиками, - чаще всего это "схватка на пальцах", когда оппоненты трясут друг перед другом указательными пальцами, тычут ими в лицо и истошно орут, - толпа собирается самая внушительная.
Зрители внимают уроку счета на пальцах. Ближайший из них, дедок в кепке-маоцзэдунке, стоит почти вплотную. Вслушивается, приоткрыв рот, и пристально, точно подозревая в мошенничестве, разглядывает наши руки.
- Если сейчас кто-нибудь из них полезет практиковаться в английском…
Я начал заводиться, и Ли Мэй, прыснув от смеха, потащила меня прочь.
Почти бегом мы добрались до высоких стел в конце набережной. Вокруг памятника было почти безлюдно. На широкой гранитной плите блестели иероглифы. Несколько человек бросали монеты куда-то вниз - за ограждение, окружавшее небольшую площадку посредине.
Мы подошли ближе.
Сооружение походило на бетонный колодец. Внизу плескалась вода и виднелся деревянный островок, усыпанный мелочью.
- Там живут черепахи, - сказала Ли Мэй. - Если кинуть монетку и попасть, это хорошая примета: черепахи приносят долголетие.
В воде я разглядел несколько темных округлых силуэтов. Одна черепаха подплыла к островку, высунула из воды смешную голову и положила на мокрое дерево передние лапы-ласты.
Судя по оживлению бросателей монет, целились они как раз в черепаху. Легковесные цзяо цели не достигали, и тогда в ход пошли увесистые юани. Когда одна из монет под восторженное "ай-я!" публики чиркнула по панцирю черепахи, та поспешила снова скрыться в воде.
- Будет жить долго… - сказал я, больше имея в виду расторопную черепаху.
За памятником, на реке, снова загудел теплоход. На этот раз долго и протяжно.
- Сколько ты хотел бы прожить? - вдруг спросила меня Ли Мэй.
Пожал плечами.
- Не знаю. Зависит от того, как. Если счастливо…
- Да, конечно, счастливо. Сколько?
- Иногда достаточно и одного дня. Такого, как сегодня.
Прежде чем она успела спросить что-нибудь еще, обнял и притянул к себе.
Она вздрогнула, на мгновение уперлась ладонями в мою грудь, как тогда, в автобусе, откинула голову, скользнула взглядом куда-то в сторону.
- Нет, здесь люди…
- Я знаю… - сказал я, склоняясь к ней.
Наши губы почти касались друг друга.
Сердце мое обмирало.
Руки Ли Мэй обняли меня за спину.
- Но люди… - сказала она опять, на этот раз едва слышно.
- Пусть смотрят…
Губы ее, теплые, чуть напряженные, слились с моими. Она закрыла глаза. Расслабляясь, ответила на поцелуй. Я гладил ее волосы, отрывался от губ и целовал шею, скулы… брал ее лицо в ладони, касался губами век, бровей, лба… вдыхал аромат ее духов, кожи, волос… смотрел на ресницы, на изгибы ушка, на тонкие волоски у шеи, не попавшие в собранный резинкой "хвост"… Сознание мое уплывало - я не видел ни зданий напротив, ни глазевших на нас туристов, не слышал сигналов машин и гудков с реки. Все исчезло, осталась только Ли Мэй - вкус ее губ, теплота дыхания, упругость тела…
…Мы не сразу заметили, что начало накрапывать. Стояли, обнявшись, вжимаясь друг в друга. Лишь когда дождь пошел сильнее, очнулись, одновременно посмотрели вверх, потом друг на друга и засмеялись.
Лицо Ли Мэй разрумянилось, по-детски совсем. Уши пунцово горели.
Она отвела взгляд, прикрыла глаза рукой. Покачала головой.
Небо проседало, наползая на пик телебашни. С той стороны реки тянулась серая бахрома дождя. Частые капли намочили плитку площади, рябью покрыли воду в черепаховой заводи.
Волосы Ли Мэй блестели от влаги.
- Бежим! - сказал я.