- Ну… это… такие проявления любви, - неуверенно сказала Ханна. - Очень приятные, я надеюсь, с мужчиной, в которого ты влюблена, и ужасно противные с кем-нибудь еще.
- Да понятно, что проявления. Но вот как это бывает?
Снова тишина.
- Ясно. Сама не знаешь, - сказала чуть погодя Эммелин. - По лицу вижу.
- Точно не знаю, но…
- Я спрошу Фэнни, когда она вернется. Уж она-то к тому времени будет знать точно.
Я пробежалась пальцами по прекрасным платьям Эммелин, отыскивая голубое и гадая, правду ли сказала Ханна. Действительно ли, те приставания, с которыми полез ко мне Билли, могли бы стать желанными с другим парнем? Вспомнилось, как Альфред несколько раз стоял рядом со мной на кухне, и меня охватывало странное, но приятное чувство.
- На самом деле, я не хочу замуж прямо сейчас. - Это опять Эммелин. - Просто Теодор Лакстон очень симпатичный.
- Богатый, ты хочешь сказать.
- Это почти одно и то же.
- Тебе просто повезло, что Па позволил тебе обедать со всеми внизу, - сказала Ханна. - Когда мне было четырнадцать, мне такого не разрешали.
- Мне почти пятнадцать.
- Наверное, ему просто не хватало народу за столом.
- Да. Какое счастье, что Фэнни вышла замуж за своего скучного толстяка и уехала в Италию на медовый месяц. Будь они дома, мне, скорей всего, пришлось бы обедать с няней Браун.
- А я бы лучше с няней обедала, чем с этими американцами.
- Глупости какие.
- А еще лучше - книжку бы почитала.
- Врунья, - не поверила Эммелин. - А зачем тогда ты вытащила то атласное платье цвета слоновой кости, которое Фэнни просила тебя не надевать при этом ее ужасном женихе? Ты бы его не выбрала, если б не хотела выглядеть получше.
Молчание. А затем радостный возглас Эммелин:
- Ха! Я права! Ты смеешься!
- Ну ладно, мне действительно интересно, - сдалась Ханна. И быстро добавила: - Но вовсе не потому, что я хочу произвести впечатление на каких-то там богатеньких американцев.
- Ой ли?
- Точно.
Заскрипели половицы - кто-то из сестер прошелся по комнате - и до сих пор поскрипывающий граммофон наконец замолчал.
- А чем же ты так интересуешься? - не успокоилась Эммелин. - Ведь не скудным же угощением миссис Таунсенд.
Я застыла, прислушиваясь. Когда Ханна ответила, ее голос звучал спокойно, но со скрытым волнением:
- Сегодня вечером я хочу попросить Па отпустить меня обратно в Лондон.
Я едва слышно вскрикнула, зарывшись в шкаф. Они ведь только что вернулись, неужто Ханна опять исчезнет?
- К бабушке? - уточнила Эммелин.
- Нет. Пожить одной. В квартире.
- В квартире? А с какой стати ты вдруг поселишься в квартире?
- Ты будешь смеяться… Я хочу найти работу. Эммелин не засмеялась.
- Какую еще работу?
- В какой-нибудь конторе. Печатать, стенографировать.
- Так ты же не умеешь стено… - Эммелин осеклась. - Ну конечно! Те бумаги, которые я нашла на прошлой неделе! Со значками вроде египетских иероглифов…
- Нет!
- Ты тайком изучала стенографию! - с негодованием продолжала Эммелин. - С мисс Принс?
- О господи, нет, конечно. Неужели мисс Принс может научить чему-нибудь дельному?
- Тогда как же?
- Ходила на курсы секретарей в деревне.
- Когда?
- Начала давно, в первые месяцы войны. Я казалась себе такой никчемной, мне хотелось приносить хоть какую-то пользу, вот я и придумала эти курсы. Потом, когда мы уехали к бабушке, я решила поискать работу - ведь в Лондоне столько всяких контор… Но у меня ничего не вышло. Когда бабушка наконец-то начала отпускать меня надолго одну, выяснилось, что меня нигде не берут. Видите ли, я для них слишком молода. Но теперь мне восемнадцать, и я вполне могу попробовать еще раз. Я столько занималась, что стенографирую очень быстро.
- А кто еще об этом знает?
- Никто. Теперь вот ты.
Спрятавшись среди платьев и слушая, как Ханна расписывает свои новые навыки, я почувствовала, что стремительно теряю что-то важное. Исчезал так долго хранимый мною маленький секрет. Ускользал прямо из рук, уплывал в море шелков и атласа, осыпался бесшумной пылью на темный пол гардероба.
- Ну как? - спросила Ханна. - Правда, интересно?
- Вовсе нет! - фыркнула Эммелин. - Мне кажется, что это подло. И глупо. И Па скажет то же самое. Одно дело - работать во время войны, но сейчас… Просто смешно, можешь сразу выбросить это из головы. Па никогда не разрешит.
- Потому я и хочу спросить его за обедом. Подумай, какая возможность! Ему придется согласиться, потому что кругом будут чужие. Тем более - американцы, с их современными взглядами.
- Не могу поверить, что ты серьезно! - раздраженно воскликнула Эммелин.
- Не понимаю, с чего ты так расстроилась?
- Потому что… ты… если ты… - Эммелин отчаянно подыскивала подходящие слова. - Потому что сегодня вечером ты играешь роль хозяйки и должна думать о том, чтобы обед прошел гладко, а ты вместо этого хочешь сконфузить Па.
- Я же не собираюсь устраивать сцены.
- Ты всегда так говоришь, а потом все равно устраиваешь. Почему ты не можешь вести себя…
- Нормально?
- Ты уже совсем с ума сошла! Ну кто по доброй воле захочет сидеть в конторе?
- Я хочу посмотреть мир. Уехать отсюда.
- В Лондон?
- Лондон - только первый шаг. Мне хочется обрести независимость. Встречаться с интересными людьми.
- Поинтересней меня, ты имеешь в виду?
- Ну, не глупи. Я просто имею в виду незнакомых людей, с которыми можно поговорить о чем-то новом. Чего я еще не знаю. Я хочу стать свободной, Эмми. Открытой навстречу приключениям, таким, чтобы голова кругом.
Я внимательно посмотрела на часы в спальне Эммелин. Четыре. Если я сейчас же не вернусь на кухню, мистер Гамильтон выйдет на тропу войны. Но ведь мне просто необходимо услышать весь разговор, понять, о каких-таких приключениях толкует Ханна. Разрываясь пополам, я попыталась найти компромисс. Закрыла гардероб, перекинула через руку голубое платье и подошла к двери.
Эммелин сидела на полу со щеткой в руке.
- А почему ты не хочешь просто поехать к кому-нибудь из друзей Па? И я бы с тобой… - предложила она. - К Розермерам, в Эдинбург…
- А леди Розермер будет следить за мной на каждом шагу. Или, еще хуже, навяжет мне своих противных дочерей! - Ханна перекосилась от отвращения. - Тоже мне - свобода!
- А работать в конторе лучше, что ли?
- Может, и нет, но где еще мне взять деньги? Я же не стану воровать или попрошайничать, и занять мне тоже не у кого.
- А у Па?
- Ты же слышала бабушку. На этой войне заработали многие, только не он.
- Это кошмарная идея. Это… это просто несправедливо. Па не понравится… и бабушке… - Эммелин задохнулась. Набрала полную грудь воздуха, выдохнула, уронив плечи. Сказала плачущим, детским голосом:
- А как же я, Ханна? Сначала - Дэвид, теперь - ты…
При звуках имени брата Ханну будто ударили. Ни для кого не было секретом, что она тяжелее всех переживала его гибель. Когда пришло страшное письмо с траурной каймой, семья жила в Лондоне, но с кухни на кухню новости в Англии перелетают мгновенно, и мы все знали, как мисс Ханна чуть с ума не сошла. Она отказывалась от еды, и миссис Таунсенд всерьез собиралась пересылать в Лондон малиновые тарталетки, любимые Ханной с младенчества.
То ли забыв, как действует на Ханну упоминание о Дэвиде, то ли упомянув о нем специально, Эммелин продолжала:
- Что я буду делать - совершенно одна в этом огромном пустом доме?
- Ты не останешься одна, - мягко ответила Ханна. - Па всегда будет с тобой.
- Ну и что? Ты же знаешь - ему нет до меня никакого дела.
- Па всегда есть дело до тебя, Эмми, - твердо сказала Ханна. - До всех нас.
Эммелин обернулась, и я прижалась к дверному косяку.
- Но я ему не нравлюсь, - объяснила она. - Как человек. Так, как нравишься ему ты.
Ханна открыла было рот, чтобы возразить, но Эммелин еще не закончила:
- Не притворяйся, будто не замечаешь. Я ведь вижу, как он на меня глядит, когда думает, что я не смотрю. С удивлением, как будто не может понять, кто я такая и зачем здесь оказалась. - Ее глаза заблестели, но она старалась не плакать. - Это потому что он винит меня в смерти мамы.
- Это неправда! - покраснев, запротестовала Ханна. - Что ты себе надумала? Никто не винит тебя в смерти мамы.
- А Па винит.
- Нет.
- Я слышала, как бабушка говорила леди Клем, что после смерти мамы Па уже не тот, что прежде.
Эммелин поднялась с пола, села рядом с Ханной и сжала ее руку.
- Не бросай меня, - твердо сказала она. - Пожалуйста.
И заплакала.
Сестры сидели рядом на кушетке, а последние слова Эммелин будто висели между ними в воздухе. Эммелин всхлипывала. Ханна, по обыкновению, упрямо сжала губы, но за жесткими скулами, за твердой линией рта таилось что-то еще. Что-то, чему я никак не могла подобрать названия.
А потом поняла. Теперь она стала старшей и унаследовала ту смутную, но безжалостную ответственность, которую дает это сомнительное положение.
Ханна повернулась к сестре и постаралась улыбнуться.
- Успокойся, - сказала она, поглаживая ее руку. - А то за обедом глаза будут красные.
Я снова взглянула на часы. Пятнадцать минут пятого. Мистер Гамильтон, наверное, уже закипает. Делать нечего…
Я шагнула в гостиную с голубым платьем в руках.
- Ваше платье, мисс.
Эммелин не ответила. Я притворилась, что не замечаю ее мокрых щек. Опустила глаза, расправила кружевную оборку.