Последние лучи зимнего солнца пробивались через застекленную дверь, играли в золотых локонах Эммелин и, устав, ложились бледными квадратами у ее ног. Обласканная солнцем, она крутилась туда-сюда у зеркала, шелестя розовой тафтой и подпевая пластинке нежным голоском, тоскующим по своей собственной любви. С последним лучом замолкла и песня, а пластинка все крутилась и похрипывала. Эммелин бросила платье в пустое кресло и провальсировала через всю комнату. Приподняла иглу и снова переставила ее на край пластинки.
Ханна подняла глаза от книги. Ее длинные косы исчезли вместе с другими признаками детства - стриженые по плечи волосы вились золотыми волнами.
- Только не это! - взмолилась она. - Поставь что-нибудь другое. Что угодно.
- А эта - моя любимая.
- На этой неделе, - фыркнула Ханна. Эммелин делано оскорбилась.
- А что бы сказал бедный Стивен, если бы узнал, что ты не слушаешь его пластинку? Это ведь подарок, и им положено наслаждаться.
- Мы насладились ею по полной программе, - ответила Ханна и наконец заметила меня. - Правда, Грейс?
Я сделала реверанс и покраснела, не зная, что ответить. Пришлось притвориться, что мне нужно срочно зажечь газовую лампу.
- Если бы у меня был такой поклонник, как Стивен, - мечтательно продолжала Эммелин, - я бы слушала его пластинку по сотне раз на дню.
- Стивен Хардкасл никакой не поклонник! - сказала Ханна, потрясенная, казалось, самим предположением. - Мы с ним всю жизнь знакомы! Он просто друг. Крестник леди Клементины.
- Крестник или не крестник - вряд ли он прибегал на Кенситгтон-плейс каждый выходной только для того, чтобы справиться о здоровье леди Клем. Как считаешь?
- Почему бы и нет? - ощетинилась Ханна. - Он ее очень любит.
- Ой, Ханна, - вздохнула сестра. - Столько читаешь, а такая глупая! Даже Фэнни заметила. - Она покрутила ручку граммофона, и пластинка завертелась снова. Зазвучало сентиментальное вступление. - Стивен хотел, чтобы ты дала ему обещание.
Ханна сложила страницу, на которой была открыта книга, снова разогнула ее, потерла складку пальцем.
- Понимаешь? - страстно допрашивала ее Эммелин. - Обещание выйти за него замуж.
Я затаила дыхание: оказывается Ханне делали предложение, а я и не знала.
- Я тебе не идиотка, - ответила Ханна, не поднимая взгляда от загнутого уголка. - Знаю я, чего он хотел.
- А почему тогда не…
- Не хочу я давать обещание, которое не сдержу, - пробормотала Ханна.
- Какая же ты противная! Ну почему было не посмеяться его шуткам, не пошептаться наедине? А ты все про войну да про войну… Не будь ты такой упрямой, Стивен увез бы с собой на фронт чудные воспоминания.
Ханна сунула в книгу закладку, захлопнула ее и положила на кушетку рядом с собой.
- А что бы я делала после его возвращения? Мямлила бы, что не имела в виду ничего такого?
Уверенность Эммелин на секунду поколебалась, но тут же вернулась обратно.
- Так в том-то и дело, что Стивен Хардкасл не вернулся.
- Так ведь может еще.
Эммелин пожала плечами.
- Может, конечно. Но если он вернется, то будет так счастлив, что ему будет не до тебя.
В комнате воцарилась упрямая тишина. Даже вещи, казалось, поделились на два лагеря: стены и занавески поддерживали Ханну, а граммофон горой стоял за Эммелин.
Эммелин перекинула через плечо длинные, собранные в хвост волосы и начала теребить кончики. Достала из ящика под зеркалом щетку и стала расчесываться - долгими мягкими движениями. Щетинки негромко посвистывали. Ханна некоторое время разглядывала сестру - то ли с недоверием, то ли с досадой - а потом вернулась к Джойсу.
Я взяла с кресла новое розовое платье и негромко спросила:
- Вы наденете его сегодня вечером, мисс?
- Ой! - подскочила от неожиданности Эммелин. - Не смей больше так подкрадываться! Ты меня до полусмерти перепутала!
- Прошу прощения, мисс. - У меня запылали щеки. Я кинула взгляд на Ханну, но она, казалось, ничего не слышала. - Вы наденете это платье, мисс?
- Да. - Эммелин прикусила нижнюю губу. - Во всяком случае, я так думаю. - Она оглядела платье, пощупала оборку. - А ты как думаешь, Ханна? Голубое или розовое?
- Голубое.
- Да? - Эммелин задумалась. - А я хотела розовое.
- Тогда розовое.
- Ты даже не смотришь!
Ханна с неохотой подняла глаза:
- Или то. Или другое. - Оба хороши.
- Принеси-ка голубое, - капризно велела мне Эммелин. - Посмотрю еще раз.
Я покорно присела и испарилась за дверью ее спальни. Пока я рылась в гардеробе, Эммелин сказала сестре:
- Мне очень важно, что я надену сегодня, Ханна. Вечером я впервые присутствую на званом обеде и хочу выглядеть потрясающе. Тебе тоже надо привести себя в порядок. Лакстоны - американцы.
- И что с того?
- Ты же не хочешь, чтобы они решили, что мы какие-то неотесанные?
- Мне все равно, что они там решат.
- А зря. Они очень нужны Па для его бизнеса. - Эммелин понизила голос, и я застыла, прижавшись щекой к платьям, чтобы услышать ее слова. - Я случайно услышала, как он разговаривал с бабушкой…
- Скорей, подслушала, - перебила ее Ханна. - А бабушка-то говорит, что это я у нас испорченная девчонка!
- Как хочешь, - сказала Эммелин, и я поняла, что она пожимает плечами. - Могу не рассказывать.
- Не можешь. У тебя на лбу написано, что ты умираешь от желания разболтать мне все, что подслушала.
Эммелин помолчала, смакуя свой добытый неправедным путем секрет.
- Ну… ладно. Скажу, раз уж ты так настаиваешь. - Она с важностью откашлялась. - Сперва бабушка начала расписывать, сколько горя принесла война нашей семье. Что немцы отняли будущее у рода Эшбери и что дедушка в гробу бы перевернулся, если б узнал, как идут дела. Па пытался объяснить, что все не так плохо, но бабушка не желала слушать. Она сказала, что старше и лучше знает, и как еще назвать наше положение, если не безнадежным - ведь Па последний в роду и у него нет наследников. Назвала его глупым упрямцем за то, что не делал, как ему было сказано, и не женился на Фэнни, когда была такая возможность.
А Па тут же взбесился и сказал, что пусть он потерял наследника, но у него по-прежнему есть завод, и там все хорошо, пусть бабушка успокоится. А бабушка не успокоилась и сказала, что банк уже начинает задавать всякие вопросы.
Тогда Па замолчал, и забеспокоилась я, потому что решила, что он идет к двери и меня сейчас поймают. А потом чуть не засмеялась от облегчения, потому что он снова заговорил, и я поняла, что он все еще сидит в кресле.
- И что, что он сказал?
Эммелин продолжала тоном актрисы, приближающейся к концу сложного отрывка.
- Сказал, что да, правда, во время войны дела действительно шли не слишком-то хорошо, но теперь он бросит аэропланы и снова займется автомобилями. Распроклятый банк - это он так сказал, не я - так вот, распроклятый банк обещал дать нам денег. Он познакомился с одним человеком, с финансистом. У этого человека, мистера Саймиона Лакстона, есть связи, и в бизнесе, и в правительстве. - Эммелин счастливо вздохнула, завершив трудный монолог. - Вот и все или почти все. Па очень расстроился, когда бабушка заговорила про банк. И тогда я решила, что сделаю все возможное, чтобы произвести на мистера Лакстона хорошее впечатление и помочь Па в его делах.
- Я и не знала, что ты так интересуешься бизнесом.
- Разумеется, интересуюсь, - оскорбленно заявила Эммелин. - А ты просто злишься, потому что в этот раз я знаю больше, чем ты.
Пауза. Затем голос Ханны:
- А не связан ли твой внезапный и горячий интерес к делам Па с сыном этого Лакстона, над фотографией которого в газете грезила недавно Фэнни?
- Теодор Лакстон? А он будет на обеде? Я и не знала, - сказала Эммелин, но в голосе ее прозвучала усмешка.
- Ты для него еще ребенок. Ему же не меньше тридцати.
- А мне почти пятнадцать, и все говорят, что я выгляжу старше своих лет.
Ханна закатила глаза.
- И вообще, любить никогда не рано, - заметила Эммелин. - Джульетте тоже было четырнадцать.
- Ага, и вспомни, чем все кончилось.
- Это было чистой воды недоразумение. Если бы они с Ромео поженились и их дурацкие родители прекратили им мешать, я уверена: они жили бы долго и счастливо. - Она вздохнула. - Я так хочу скорее замуж.
- Замужество - это тебе не танцы с симпатичным мужчиной, - сказала Ханна. - Там много всего другого.
Песня опять доиграла, и игла зацарапала пластинку.
- Какого?
Я прижалась потеплевшим лицом к холодному шелку платья Эммелин.
- К примеру, близость, - объяснила Ханна. - Интимная.
- Близость, - почти беззвучно повторила Эммелин. - Ой, бедная Фэнни.
Воцарилась тишина - мы все размышляли над судьбой Бедной Фэнни, которая недавно вышла замуж за Чужого Мужчину и уехала с ним в свадебное путешествие.
Я и сама уже успела испытать, что это за ужас такой. Несколько месяцев назад в деревне Билли - слабоумный сын рыбника, потащился за мной в переулок и зажал в безлюдном углу, лапая толстыми пальцами. Сперва я окаменела от страха, а потом вдруг вспомнила, что у меня в руках полная сумка здоровых макрелей, подняла ее повыше и треснула его по голове. Билли отпустил меня, но до этого все-таки успел залезть под юбку. Всю дорогу до дома меня передергивало от отвращения и потом, много дней подряд, я не могла по вечерам закрыть глаза, чтобы вновь не пережить эти жуткие минуты, гадая, что могло бы произойти, если бы мне не удалось отбиться.
- Ханна, - позвала Эммелин. - А как это - близость?