Альфред проследил за моим взглядом и поднял брови.
- Похоже, я вовремя. Помогу тебе.
- А если мистер Гамильтон…
- Он не хватится меня еще полчаса или около того, - Альфред улыбнулся и показал на дальний конец полки. - Я начну отсюда, и мы встретимся посередине.
Я кивнула, чувствуя смущение и благодарность.
Альфред вынул из кармана куртки тряпку, уселся на пол в другом конце галереи и снял с полки книгу. Я следила, как он сосредоточенно вертит ее, обтирая со всех сторон, ставит на полку и берет следующую. Он сидел, скрестив ноги, поглощенный работой, и напоминал мне ребенка, который чудесным образом превратился во взрослого: русая шевелюра, обычно аккуратно причесанная, растрепалась, и челка качалась в такт движениям рук.
Альфред поднял голову и встретился со мной глазами. Я отвернулась - от его взгляда по всему телу побежали мурашки. Щеки вспыхнули. Неужели он понял, что я его разглядывала? Интересно, он на меня еще смотрит? Я не решалась проверить, чтобы он не подумал чего-нибудь такого. Или не смотрит? Кожу покалывало от воображаемого взгляда.
Так было уже несколько дней. Между нами встало что-то, чему я не могла найти названия. Легкость в отношениях, которую я начала было испытывать, исчезла, сменилась неловкостью, непониманием. Я гадала, не в истории ли с пером все дело. Вдруг он видел, как я глазела на него в деревне? Или еще хуже - выяснил, что это я проболталась обо всем мистеру Гамильтону и остальным.
Я начала еще усердней тереть очередную книгу, нарочито глядя в другую сторону - вниз, сквозь перила. Возможно, если я не буду обращать на Альфреда внимания, неловкость пройдет так же быстро, как и время.
Вернувшись к наблюдению за Хартфордами, я почувствовала себя растерянным зрителем, который умудрился заснуть во время представления, а проснувшись, обнаружил, что декорации сменились и действие ушло далеко вперед. Я попыталась сосредоточиться на голосах, легко пронзавших прозрачный свет зимнего солнца, странных и незнакомых после перерыва.
Начался третий акт, Эммелин демонстрировала Робби сладости миссис Таунсенд, а старшие брат с сестрой обсуждали войну.
Ханна оторопело глядела на Дэвида из-за серебряной звезды, которую она пыталась приладить на елку.
- И когда ты уходишь?
- В начале будущего года, - с горящими от возбуждения щеками ответил Дэвид.
- Но когда же ты… Давно ты?..
Он пожал плечами.
- Я думал об этом долгие годы. Ты же знаешь, как я люблю приключения.
Ханна глядела на брата. Появление Робби Хантера и невозможность заняться Игрой выбили ее из колеи, но это новое предательство не шло ни в какое сравнение с предыдущим.
- А Па знает? - ледяным голосом осведомилась она.
- Пока нет.
- Он тебя не отпустит, - уверенно и с видимым облегчением сказала Ханна.
- Не сможет, - уверил ее Дэвид. - Он ни о чем не узнает, пока я в целости и сохранности не окажусь на французской земле.
- А если узнает?
- Не узнает. Потому что никто ему не скажет, - выразительно глядя на сестру, ответил Дэвид. - В любом случае, пусть спорит, сколько угодно - меня он все равно не остановит. Я ему не позволю. Не хочу упустить свой шанс только потому, что он упустил свой. Я сам себе хозяин, и Па пора бы это понять. Только потому что он ведет жалкую жизнь…
- Дэвид! - резко сказала Ханна.
- Но это же правда. Даже если ты этого не замечаешь. Он всю жизнь просидел под каблуком у бабушки - женился на женщине, которая терпеть его не могла, провалил все дела, за которые брался…
- Дэвид!!!
Я почти физически ощутила негодование Ханны. Она глянула на Эммелин, чтобы удостовериться, что та ничего не слышит.
- Как тебе не стыдно! Никакого уважения! Дэвид перехватил ее взгляд и понизил голос.
- Я не позволю ему портить мою жизнь только потому, что он испортил свою. Он просто жалок.
- Вы о чем говорите? - вклинилась в разговор Эммелин. Она нахмурилась, сжав в кулаке засахаренный орех. - Вы что, ругаетесь?
- Конечно, нет, - ответил Дэвид, выдавив улыбку в ответ на сердитый взгляд Ханны. - Я просто рассказывал Ханне, что собираюсь во Францию. На войну.
- Как интересно! - воскликнула Эммелин. - А Робби тоже собирается?
Робби кивнул.
- Можно было сразу догадаться, - фыркнула Ханна.
Дэвид не обратил на нее внимания.
- Кто-то же должен присмотреть за этим парнем, - улыбнулся он, глядя на Робби. - И вообще - не ему одному все интересное.
Я прочла в его взгляде что-то такое… Восхищение? Обожание?
Ханна заметила то же самое. Сжала губы. Теперь она знала, кто виноват в предательстве брата.
- Робби идет на войну, чтобы слинять от своего старика, - сказал Дэвид.
- А почему? - возбужденно спросила Эммелин. - Что он наделал?
- Это долгая и грустная история, - пожал плечами Робби.
- Ну хоть намекните! - просила Эммелин. - Пожалуйста! - Она широко раскрыла глаза. - Знаю! Он грозится лишить вас наследства!
Робби сухо, безрадостно рассмеялся.
- Да нет. - Он покатал в пальцах стеклянную сосульку. - Как раз наоборот.
- Он грозится оставить вам наследство? - нахмурилась Эммелин.
- Он хочет, чтобы мы изображали счастливое семейство.
- А вы не желаете быть счастливым? - холодно поинтересовалась Ханна.
- Я не желаю быть семейством, - ответил Робби. - Мне и одному неплохо.
Эммелин еще шире раскрыла глаза.
- А я бы ни за что не согласилась жить одна - без Ханны, без Дэвида. И без Па, конечно.
- Тебе этого не понять, - сказал Робби. - Твои родные не делали тебе зла.
- А ваши? - спросила Ханна.
Наступила тишина. Все, включая меня, уставились на Робби.
Я затаила дыхание. Я ведь уже слышала историю нашего гостя. В ночь его неожиданного приезда в Ривертон, пока мистер Гамильтон и миссис Таунсенд хлопотали насчет ужина и спальни, Нэнси наклонилась к моему уху и поделилась всем, что знала сама.
Робби - сын недавно титулованного лорда Гастинга Хантера, который прославился изобретением нового вида стекла - его можно было обжигать в печи. Лорд купил большое имение под Кембриджем, выделил одну из комнат для своих экспериментов и зажил жизнью сельского помещика, вместе с женой. А этот мальчик, по словам Нэнси, появился на свет в результате интрижки Хантера с горничной. Молодой испанкой, ни слова не знавшей по-английски. Девушка быстро надоела лорду, но он согласился содержать ее и ребенка и даже оплатить обучение мальчика в обмен на молчание. Молчание ее и довело: говорят, она наложила на себя руки.
Как не стыдно, повторяла, покачивая головой, Нэнси, так обращаться с горничной, оставлять ребенка без отца? Неудивительно, что им все сочувствуют. И все-таки, многозначительно глядя на меня, говорила она, ее светлость вовсе не в восторге от такого гостя. Не нашего он поля ягода.
Понять ее было несложно: есть титулы и титулы - одни передаются от поколения к поколению, другие сверкают, что твой новый автомобиль. Робби, сын (неважно, законный или нет) новоявленного лорда Хантера, был недостаточно хорош для Хартфордов, а значит, и для нас.
- Ну расскажите! - просила Эммелин. - Чем вас обидел ваш папа?
- Что еще за допрос? - улыбаясь, перебил ее Дэвид и повернулся к Робби: - Извини, Хантер. Эта парочка на редкость любопытна. Им общения не хватает.
Эммелин с улыбкой кинула в него ворохом бумаги. Бумага не долетела и свалилась в кучу других оберток, разбросанных под елкой.
- Ничего страшного, - напряженно ответил Робби и отбросил с лица прядь волос. - С тех пор, как умерла мама, отец пытается меня приручить.
- А вы? - спросила Эммелин.
- А я не хочу, чтобы меня приручали. Особенно он.
- А зачем он это делает? - не отставала Эммелин.
Робби грустно улыбнулся:
- Отец долго пытался забыть о моем существовании, а теперь вдруг сообразил, что ему нужен наследник. Жена, видимо, не смогла подарить ему сына.
Эммелин переводила непонимающий взгляд с сестры на брата.
- Вот Робби и собрался на войну, - подытожил Дэвид. - Чтобы отвязаться.
- Сочувствую, - нехотя выдавила Ханна.
- И я, - поддержала Эммелин, ее детское личико выражало искреннюю жалость. - Вы, наверное, очень тоскуете по маме. Я, например, страшно тоскую по своей, хотя совсем ее не помню.
Наступила тишина. Потом Робби, не поднимая головы, сказал:
- Мне кажется, будто я был в нее влюблен. Странно, да?
- Да нет, - отозвалась Ханна.
Эммелин вздохнула:
- А теперь вы идете на войну, чтобы оказаться подальше от жестокого отца. Прямо как в книжке.
- В мелодраме, - сказала Ханна.
- Нет, в романе, - горячо возразила Эммелин. Она развернула очередной сверток, и на колени ей высыпалась куча самодельных свечей, наполнивших воздух ароматом корицы.
- Бабушка говорит, что долг каждого мужчины - идти на войну. Те, кто остается дома, дезертиры и негодяи.
По моему телу снова побежали мурашки. Я посмотрела на Альфреда и тут же отвела глаза, встретившись с его взглядом. Его лицо пылало, в глазах светилось оскорбленное самолюбие. Совсем как тогда, в деревне. Он резко встал, уронил тряпку, а когда я попыталась вернуть ее, покачал головой и, не глядя мне в глаза, пробормотал что-то насчет мистера Гамильтона, который, поди, его уже ищет. Я беспомощно глядела, как он спустился по лестнице и выскользнул из библиотеки, незамеченный младшими Хартфордами. Ну почему я такая несдержанная?!
Отвернувшись от елки, Эммелин посмотрела на Ханну:
- Бабушка разочаровалась в Па. Считает, что ему на все наплевать.