Приняв душ после долгой дороги, полежав немного каждый на своем диване, немного передохнув, к восьми утра мы с мамой вышли на разведку, чтобы посмотреть, куда мы попали. Разведать, где столовая, где лечебная часть санатория, где бассейн, спортзал, клуб. И самое главное, где же оно, море. Долгожданное и желанное. Не успели мы спуститься на лифте, – а лифты хорошие, добротные, скоростные, прямо как в главном здании МГУ, – нас сразу направили в столовую на распределение столов, заодно и на завтрак. Столовая находилась внизу, до нее нужно было спускаться не один десяток ступенек, а дальше еще шла автомобильная дорога, то есть ее проезжая часть, которую предстояло переходить. Для мамы дорога оказалась проблемной. А лечебный корпус находился чуть дальше столовой. Он был двухэтажный, что тоже не облегчало мою жизнь сопровождающего. А спуск к морю тянулся сразу за медкорпусом. Но там тоже проходила дорога, небольшая трасса Сочи – Адлер, которую тоже предстояло переходить. К морю можно было еще спуститься напрямик от жилого корпуса, минуя все дороги, кроме той, что вела непосредственно к морю. В общем, мне предстояло маму сопровождать всюду, потому что, во-первых, Сочи – город спусков и подъемов, в некоторых местах даже крутых, во-вторых, везде надо переходить дорогу. Но все это казалось ерундой, мелочью жизни. Ведь кругом зеленые пальмы и другие экзотические деревья. Многие из них цвели и радовали глаз разнообразными красками. Погода была по-весеннему мягкая, теп лая. А воздух! Морской воздух – круглые сутки, дыши – не хочу. Даже сидя в номере можно им наслаждаться, так близко море от корпуса. Истинный курорт.
В столовой мы оказались за одним столом с двумя мужчинами. Им было по полтиннику. Один – интеллигентный, культурный, но с простой и располагающей внешностью, – оказался преподавателем какого-то столичного вуза, заведую щим кафедрой. А второй был очень общительный, веселый, очень приятный собеседник. Он почти не умолкал, рассказывая всяческие анекдоты, интересные истории, одним словом, тотчас стал душой компании. В прошлом бывший подвод ник, теперь он трудился на благо народа на каком-то столичном заводе. Нам с ними приходилось встречаться ежедневно по четыре раза. В санатории было четырехразовое питание. И я считаю, что нам с мамой повезло с соседями по трапезе. Они очень уважительно относились к маме. Доцент иногда обращался к ней даже на "ты", называя ее мамой. И тем самым выражал уважение к ее возрасту, и такое его отношение было насквозь пронизано теплотой и добротой.
После первого завтрака, который нам понравился, мы с мамой, как и весь народ, отправились на прием к терапевту. Он должен был назначить лечение. Нашим врачом оказалась молодая приятная женщина. Она посмотрела мамину выписку из медицинской карты и по моей просьбе назначила много профилактических процедур. Хотя она считала, что маме уже особенно ничем не поможешь, я, пользуясь маминым плохим слухом, попросила в качестве психологической поддержки назначить как можно больше процедур, от ухо-горло-носа до знаменитых мацестинских ванн. Уже одно то, что я с ней вожусь, сопровождая на всяческие процедуры, доставляло маме огромное удовольствие.
День начинался у нас с завтрака, а затем мы с мамой не спеша шли в лечебный корпус. Сначала в лор-кабинете ей делали продувание со словом "пароход", затем шли процедуры с носом и горлом, поскольку, как известно, ухо, горло и нос взаимосвязаны. Потем мы поднимались на второй этаж на массаж. У матери, конечно, были и возрастной артрит, и радикулит, и прочий букет. Массаж нам назначили через день, но маме так нравились и массаж, и массажистка, что я с ней за отдельную плату договорилась на каждый день. Мама была по-детски счастлива. После массажа мы, немного передохнув, шли на сероводородные ванны. Полностью ванну маме не рекомендовалось принимать, боялись за ее немолодое сердце, и она принимала ванну по пояс. Сероводородные ванны мы чередовали с ваннами мацестинских вод. Мацеста находилась далеко от нашего санатория, это вообще отдельный загородный курорт. Мы туда ездили на специальном автобусе, который выделяли для всех лечащихся в нашем санатории. Само здание мацестинской лечебницы впечатляло. Огромное, с красивым фасадом, большими белыми колоннами и громоздкими входными дверьми. Перед зданием раскинулась огромная площадка с красивыми газонами, на которых в изобилии цвели изысканные цветы. Внутри здания везде можно было увидеть следы прошлой роскоши, когда-то доступной только той партийной элите, к числу которых относился в свое время мой дядя. Это, пожалуй, красные ковры, постеленные на полу. Роскошные гардины, бархатные, насыщенные колоритными расцветками, в основном красного цвета. Впечатляли и масштабы помещений; широкие коридоры с высокими потолками, большие, светлые комнаты для процедур с громоздкими, большими окнами и подоконниками, лестницы с роскошным дизайном, с маленькими изящненькими колонночками под перилами. Может создаться впечатление, что я помешана на этих колоннах. Но это не так. Просто хочу подчеркнуть, насколько это все впечатлило нас с мамой.
Процедуры занимали у нас полностью половину дня до обеда. Мы приезжали уставшие, но счастливые лечением и вниманием, шли обедать, а затем возвращались в номер и, завалившись каждая на свой диван, отдыхали. Затем, немного передохнув, шли на полдник. Иногда за полдником я шла одна и приносила его в номер, и мы до ужина не выходили. Вечером после ужина мы с мамой, как правило, шли к морю, гуляли по берегу, вдыхая целебный аромат полной грудью.
Помню, первое впечатление мамы от впервые увиденного моря. Когда идешь к морю, его долго не видно, пока вплотную не подойдешь к ограде и не посмотришь вниз. И вот, когда мы вплотную подошли, и она увидела море, она тихо стала молиться. Таким огромным было впечатление, как само море. Затем, когда мы уже спустились к песчаному берегу, она села прямо на песок, жестом пригласила меня сесть рядом с ней, и я тоже в джинсах присела прямо на песок, и она стала молиться уже вслух. Благодарила Господа Бога за предоставленную возможность увидеть ей такое творение. Произнося слова благодарности, она неоднократно вытирала слезы, катившиеся у нее по щекам. Это было впечатляюще. Я невольно тоже прослезилась от гордости за себя. Ведь я сделала это! От радости за маму, которая получила истинное удовольствие. И вот так мы просидели с ней рядом, плача от радости и счастья, два чудика, которых объединяли в этот момент не только кровное родство и гены, а гораздо большее – огромное чувство взаимного материнства. У нее – по природному праву, потому что она меня родила, а у меня по отношению к ней – от ее беспомощности, беззащитности по возрасту. Она мне в тот момент напоминала маленькую девочку, ту, детсадовскую меня, которая полностью доверчиво отдавала свою жизнь в материнские руки.
И на протяжении всего нашего пребывания в санатории меня не покидало это чувство материнства по отношению к маме.
Ни на какие экскурсии, организованные администрацией санатория, мы не ездили. Мама быстро и сильно уставала, и я не рисковала, боялась за нее. Я сама ее выводила на пешие прогулки по городу. Чтобы посетить дендрарий, например, мы потратили почти целый день. Все время шли пешком, делая большие привалы на скамеечках и частые чайные перерывы в кафешках, потому что маме необходим был горячий чай, без которого у нее болела голова. Но, тем не менее, мы много прошли по дендрарию, много увидели экзотических растений и животных. Хоть мама и уставала, но не хотела сразу возвращаться, ей было все очень интересно.
Вечерами, после прогулки по берегу моря, мы возвращались в номер, и мама практически сразу засыпала, а я смотрела телевизор и скучала. Спать ложиться было еще не время, просто в Сочи темнело рано и быстро. И ночи были темные, хоть глаз выколи.
По телевизору зачастую смотреть было нечего, я в наушниках слушала свою любимую Земфиру на плеере и читала. Но и читать надоедало, и я порой не знала, как убить время. Для себя единственным развлечением я выбрала лишь бассейн с морской водой. Он находился в соседней с нашим санаторием элитной гостинице "Жемчужина". Когда я уходила в бассейн, мама оставалась одна в номере, и ей это не нравилось. Она ничего не говорила, но можно было догадаться. Иногда, возвращаясь из бассейна, я маму заставала у дверей номера, где она меня, нетерпеливо выглядывая, ждала.
Наши соседи по столу поначалу выражали свое восхищение моим поступком: какая молодец, что мать привезла на курорт! Не каждый молодой человек решится на такой шаг. Затем, видя, как я маму везде и всюду сопровождаю, вожу на всевозможные процедуры, она жалели меня и мне сочувствовали. А потом начинали сетовать, что я вечерами никуда не хожу, не составляю им компанию. Стали приглашать меня то в кино, то на дискотеку, то к себе в номер. Я, конечно, отказывалась, поблагодарив. Не потому, что они мне не нравились, скорее наоборот, они мне были очень симпатичны. Особенно мне нравился этот бывший подводник, имени которого я сейчас не помню. Запомнилась почему-то фамилия, может, потому, что он сказал, будто с такой фамилией то ли он один, то ли их только двое. Очень редкая фамилия – Нуник-Нунчаг.
Не принимала я их приглашения, равно как их ухаживания и комплименты, боясь этим самым обидеть маму. Пользуясь тем, что мама плохо слышит, я тихонечко им говорила, чтобы они при маме особенно были сдержанны.
А затем Нунчаг решил постоянно прикалываться. Он нашему доценту, имя которого я тоже не помню, говорил:
– Не трудись приглашать ее на свидание, она придет с кузнецом.
Или отпускал шуточки наподобие:
– Можешь не трудиться за ней ухаживать, ее все равно мама не отпустит на свидание.