Интересно, и что мне надеть? Брюки с черным шелковым свитером? Это всегда была моя стандартная униформа для выхода средней парадности, а поход в ресторан, даже самый крутой, безусловно, ничем иным считать нельзя. Но, с другой стороны, если это и в самом деле такое пафосное место, как говорит Дашка, и там все на всех смотрят, как тут принято... Маленькое черное платье с жемчугом, в котором я всегда ходила в оперу... Не будет ли чересчур торжественно? Быть переряженной гораздо глупее, чем недонарядиться. Интересно, в чем они тут ходят в рестораны? Дашка всегда, как я успела понять, ходила по подобным местам в джинсах и открытых майках, но у нее были шпильки. И блестки. И девятнадцать лет, что украшает гораздо лучше всего остального. А нам, солидным дамам, а проще говоря, теткам в возрасте, надо как-то выкручиваться. Впрочем, как ни выкручивайся, жемчуга все равно с собой нет, остался в сейфе. Зря, кстати, он там остался. Мне, глядишь, и пригодился бы тут, а так все равно, считай, пропал. Хотя кто же знал, что эта китайская...
Не буду начинать, а то расстроюсь. И вообще, чего я так напрягаюсь с этой одеждой, как будто и правда на свидание собираюсь. Подумаешь, в ресторан поужинать пойти. Ну, в хороший ресторан, и что такого-то? С мужиком, всего-то делов. Он мне еще, между прочим, супчик должен, а я тут напрягаюсь, как девочка.
Проще надо быть, вот что. Черные брюки, темно-серо-коричневая шелковая майка, а сверху любимый шанелевский пиджак. В свое время мне повезло, и я купила его на каком-то ярдсейле за сущие копейки, что, честное слово, ничуть его не портило. Простенький, серенький такой, но кто понимает, тот догадается. И платок привязать поярче, чтоб майки из-под пиджака не было видно. Чудненько. Простенько и со вкусом. Заодно и недешево получилось, да. Ну тут уж что поделать. Темненькие туфельки с носиком, любимая сумка. Цыпочка. Еще если причесаться и морду сверху заменить...
Впрочем, нет, не дождутся, пусть любят, как есть. Мне и своя хороша. Столько лет вместе с ней прожили, а кому не нравится, пусть отдыхает.
Так, бодрая и воинственная, я и выскочила из дому. До Пушкинской добралась на удачно подошедшем троллейбусе, на месте оказалась ровно без четверти девять, как договаривались. Это неправильно, конечно, приличная девушка должна на встречи опаздывать, но я никогда этого не умела, так что не стоит и начинать.
Без десяти девять у меня в кармане заверещал телефон.
– Алло? Лиза? Ну и где вы тут?
– Стою возле Пушкина, как договорились.
– А. А я напротив припаркнулся, поглядите, видите джип черный, большой такой? Подходите давайте, и едем.
Я глянула напротив. Там и в самом деле среди тучи машин торчало несколько джипов. Я спустилась в переход, протолкалась там к другому выходу, поднялась, стала оглядываться в поисках...
– Да вот он я! Садитесь.
Я заглянула в распахнутую дверь машины. Сплошная черная кожа и стальной блеск. За рулем впереди торчал плечистый затылок. Карабкаться внутрь было высоко и неудобно. У меня был как-то однажды джип, не такой, а поменьше, еще когда я возила Женьку в школу, мне и тогда не нравилось, что в него нужно залезать, как по лестнице. А сзади, оказывается, это особенно неудобно.
Василий, дождавшись, пока я заберусь внутрь, и захлопнув за мной тяжелую дверцу, сам довольно ловко плюхнулся на сиденье впереди. Еще бы.
– В "Оранжерею" теперь, – коротко указал он шоферу.
Машина фыркнула и резко, почти перпендикулярно ввинтилась в поток на улице Горького, то есть, пардон, на Тверской. Я инстинктивно вжалась в сиденье.
– Странная ты все-таки, как будто все же не из Москвы, – обернулся ко мне Василий.
Я вздохнула и стала смотреть в окно, размышляя попутно, в каком регистре нам с ним общаться – на "ты" или на "вы". То есть относительно себя у меня вопросов-то не было, я со всеми малознакомыми людьми разговариваю на "вы" без вариантов, а вот Василий то и дело перескакивал с одного на другое. И можно было бы его одернуть, когда он в очередной раз переключится, а можно – оставить как есть. Но тогда надо быть готовой смириться с тем, что через какое-то время он окончательно меня "затыкает", и тогда мне тоже надо будет называть его соответственно, а то получится глупо. Хочется ли мне этого, вот что? В конце концов я решила, что человек, которого ты обливаешь супом при первом же даже еще не знакомстве, имеет право на некоторую душевную близость, и решила, что смирюсь. Примерно в то же время машина остановилась. Мы приехали.
Знаменитая оранжерея, которая на самом деле была рестораном, находилась совсем недалеко от Пушкина, тут же в переулках. Большая угловая стеклянная веранда, парадный подъезд со ступеньками. Метров на пятьдесят в обе стороны не припарковаться – все заставлено напрочь огромными блестящими машинами. Тут тебе и джипы разных сортов, тут и лимузины. Возле некоторых тоскливо топтались плечистые молодые люди.
Наш джип остановился вторым рядом, шофер выскочил, обежал и открыл дверцу сперва мне, а потом хозяину. Мы выгрузились и прошествовали в заведение.
У входа нас встретил элегантный метрдотель, учтиво поздоровался по имени – не со мной, естественно, а только с Василием – и вызвал официанта, который проводил нас к столику в центре зала, во втором ряду от окна. Надо сказать, народу в заведении было немало, свободных столиков я заметила только два или три, да и свободными они оставались недолго. Контингент, насколько я смогла понять во время короткого дефиле, был примерно тем же, что и в недоброй памяти ночном клубе – несимпатичные мужики в дорогих костюмах, разбавленные прелестными блондинистыми русалками. Все явно были знакомы со всеми. Василий, проходя, здоровался то с одним, то с другим, а русалки посылали ему воздушные поцелуи. Меня же, что неудивительно, окатывали суровыми взглядами прищуренных в скрупулезнейшей оценке глаз, от которых, честное слово, хотелось прикрыться сумкой "Биркин", как щитом.
Я и без того любила свою сумку – она знаменовала собой мою новую жизнь. Можно сказать – почти заменила. Была жизнь, осталась сумка. И я уж точно ценила ее (сумку, а не жизнь) – еще бы, за такие-то деньги. Но теперь, в Москве, я оценила ее стократ. Здесь это было больше, чем деньги, больше, чем новая жизнь. Это явно был Символ. Вроде тайного масонского знака. Только вот я еще не понимала, что конкретно это должно символизировать. Но, усаживаясь за столик, я не стала запихивать сумку вниз, а аккуратно посадила ее на соседнее кресло. Вынудив тем самым Василия сесть не рядом со мной, а напротив. Что тоже было само по себе неплохо. На всякий случай.
На нашем столике стояло несколько цветов в изящной вазочке – очевидно, символизирующих собственно оранжерею. Загадочное название, из-за которого я, можно сказать, тут и оказалась, пока оправдывало только это, да еще плетеные спинки стульев, обтянутых холстиной. Ну и, с натяжкой, большая стеклянная веранда с видом на забитый машинами тротуар. Оглядевшись, я заметила еще несколько букетов на стенах. Ну что ж.
Нам принесли меню. Официант, уже другой, интимно наклонившись к моему спутнику, что-то обсуждал с ним вполголоса. Не иначе, согласовывали напитки. Поскольку я все равно решила ничего спиртного не пить, то и не пыталась вникнуть в эту беседу, а раскрыла кожаную папку со "списком блюдей", то есть меню. С "блюдями", не включенными в список, здесь все, как я уже успела заметить, обстояло отлично.
Меню было, мягко говоря, эклектичным. Набор классических салатов, включая непременный "Цезарь" и креветки с рукколой, какая-то фуа-гра в трюфелях и крутонах, что-то еще непроизносимо французское... И тут же, рядышком, в горячих закусках – драники из кабачков и картошки. Рядом с супом прентаньер мирно соседствовала похлебка из молодого щавеля. Почему-то это было трогательно.
Я задумалась. Охоту к экзотике и изыскам мне вполне отбил эксперимент в предыдущем хваленном Дашкой кафе. Если у них считается возможным даже лосося подавать размороженным, то страшно подумать, что эти люди могут сделать с гусиной печенкой. Заказывать суп по понятным причинам мне показалось неэтичным. Плотно наедаться каким-нибудь мясом, которое было представлено в изобилии, не хотелось, учитывая позднее время. А просить драники было как-то обидно. Ну в самом деле – стоило идти в самый модный ресторан, чтобы есть драники. Драники надо жарить дома на кухне, брызгаясь маслом во все стороны, и поедать тут же, с пылу с жару, чтобы сметана текла по подбородку...
Я вздохнула и выбрала креветки с рукколой. Проверенная классика никогда никого не подводила. Возьму потом еще штрудель на десерт, вот и будет мне счастье.
Закрыв меню, я положила его на стол и увидела, что мой кавалер с неподдельным интересом наблюдает за мной со своей стороны стола. Я ответила ему вопросительным поднятием бровей – дескать, что, мол? Он пожал плечами.
– Забавная ты все-таки ужасно. Совершенно ни на кого не похожа.
Ага. Экзотическое животное. Обезьяна редкого вида. И опять на ты. Впрочем, да, на это я же уже согласилась, пусть живет.
– Что же во мне такого забавного?
– Да вот я сам стараюсь понять. Но не могу. Ты чем занимаешься-то?
– В смысле?
– Ну, по жизни что делаешь?
– А, это. Ничего. Я домохозяйка. А вы кто?
– Вот те раз. Я ж визитку давал – там все написано.
Упс. Там, конечно, было написано про банк, но чтоб я знала, что это значит. Банк, насколько мне известно, предприятие крупное, там тьма народу работает.
– Да-да, конечно. Я помню – банк. Вы работаете в банке. А чем конкретно вы занимаетесь?
– Да неважно. Ну там, всякое помаленьку, долго рассказывать. А что ты в кабаке тогда делала?