– Ну да.
– Так тут на метро пятнадцать минут. Или я чего-то не так помню?
– Теть Лиз, ну на метро одни лохи ездят. Ну что это? Там грязно и воняет. Я в один момент поймаю тачку, и доедем нормально.
Я, вспомнив свои вчерашние впечатления от езды по Москве "на тачке", моментально внутренне сгруппировалась и выдала вполне убедительную, на мой взгляд, версию. Дескать, я за все годы отрыва от родины так стосковалась по любимому московскому метро, что только спала и видела, и что пусть уж мы хотя бы разок потешим капризы старой тетки... Не знаю, что Дашка об этом подумала, но, пожав плечиком и скорчив гримаску, все же повернула в нужном направлении.
Метро! Как много в этом звуке... В Бостоне тоже есть метро, но оно больше похоже на трамвай, да, собственно, и называется так же. А тут настоящее, с хлопающими стеклянными дверями, надписями "Входа нет", турникетами, характерным запахом креозота, эскалаторами. На меня нахлынула сладкая ностальгическая волна. Сколько раз в юности мне приходилось уворачиваться от Колькиных попыток прищемить меня метрошной дверью в его неуклюжих стремлениях быть галантным... Как я боялась, что меня прищемит турникетом, когда мы, экономя несчастный пятак, проскальзывали, тесно прижавшись, вдвоем на одну монетку... А как целовались на эскалаторах... Самые длинные, помнится, были на метро "ВДНХ".
Поток воспоминаний был прерван сердитым Дашкиным возгласом.
– Черт! Ну так и знала... Твою мать!
Ее тонкая шпилька застряла в рифленом покрытии эскалатора, и в попытках освободиться она, резко дернув ногой, ободрала тонкую кожу с каблучка.
– Ну вот. Убила туфли к черту. Говорила же, что это идиотство – на метро! А они новые, жалко так...
– Подожди убиваться-то, – урезонивающе сказала я. – Дай, я погляжу, может, еще ничего...
– Да где там ничего, – Дашка пыталась прыгать на одной ноге, задрав другую и оглядывая каблук. – Вон, полкаблука ссадила. Чтоб я еще раз...
Я подвела ее к скамейке, велела сесть и снять босоножку. Полоска кожи, примерно в полсантиметра, была содрана сбоку каблука и болталась, присборенная в гармошку. Я аккуратно разгладила ее, порылась в сумке, вытащила тюбик сухого клея. Нельзя сказать, чтобы получилось уж совсем незаметно, но если не приглядываться... Дашка глядела на меня, раскрыв рот.
– Ну ты даешь, теть Лиз, – выдохнула она, застегивая босоножку и осматривая результат.
– Не рассказывай никому, – посоветовала я. – И сама забудь, никто и не заметит. А на эскалаторе, если на каблуках едешь, нужно на цыпочках стоять.
– Откуда ты знаешь-то? И где так чинить научилась?
– А ты думала! Ездили когда-то и мы в метро. И шпильки носили, не без этого.
– А клей у тебя в сумке зачем?
– На всякий случай. Вот, видала – и пригодился, да мало ли, что еще.
– Ну ты даешь, – повторила она задумчиво. – Но на метро все равно лучше не ездить. Босоножек не напасешься. А если б я вдруг у матери на "Маноло Бланик" выклянчила? – осенила ее новая мысль, и она явно пришла в ужас. – Да я бы умерла! "Маноло Бланик" так бездарно загубить!! Нет, не уговаривайте даже со своим метро. Никогда в жизни! Теть Лиз, а у вас есть "Маноло"?
Мы успели сесть в поезд, и он вез нас, тарахтя и раскачиваясь в темном туннеле. Я глядела на белую надпись "Не прислоняться" на дверях. "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Копенгаген", – вспоминалась мне какая-то чушь из детства. Дашка снова меня отвлекла.
– Что? "Маноло"? Нет, на кой они мне черт? Они неудобные.
– Как это неудобные? Самые лучшие туфли в мире! За такие деньжищи! У нас в Москве бутик открыли, они там меньше тысячи не стоят. Обалденные туфли. Теть Лиз, а правда, что в Нью-Йорке их можно всего долларов за пятьсот купить?
– Не знаю, Даш. Наверное. По-моему, это все равно безумие – туфли за пятьсот долларов. Никакие туфли столько не стоят, будь они хоть из золота.
И тут меня осенило.
– Стой, Дашка. Есть ведь у меня эти "Маноло". Я забыла совсем, – и красочно описала ей золотой гибрид гладиатора со свиноматкой в пряжечках, свалившийся мне на голову в момент жизненной катастрофы.
Я-то в своем описании старалась ей показать, какой это на самом деле безвкусный кошмар, но, похоже, добилась совершенно обратного эффекта.
– Золотые... С пряжечками... На шпильке... – Глаза Дашки мечтательно затуманились. – Теть Лиз, а какой у тебя размер?
– Седьмой. То есть тридцать седьмой на ваши деньги.
– И у меня тридцать седьмой. А ты их с собой привезла? – оживилась Дашка. – Дашь померить?
– Да ты что, Даш? Чего бы я их в Москву поперла? Я ж тебе говорю – в этом ходить невозможно.
Дашка разочарованно выдохнула. Но тут же снова воспряла.
– Теть Лиз, значит, ты их совсем не носишь?
Я кивнула.
– Совсем-совсем? А тогда... Я нахалка, конечно, но... Не могла бы ты их отдать мне?
– Да могла бы, конечно. – Мысленно я выругала себя за недогадливость. Привезла бы ребенку босоножки, вот было бы радости. – Дашунь, я, честное слово, просто не сообразила, дура. И потом, я размера твоего не знала.
– Ну ничего. Ты мне в другой раз привезешь, не забудешь ведь? А может быть, дядю Колю попросить? Ну, если он вдруг приедет? Или оказия там какая?
– Вряд ли он скоро приедет, Дашунь. Но я спрошу.
Я внутренне рассмеялась, представив себе, как звоню Нику с указанием немедленно отправить мне в Москву золотые босоножки "Маноло Бланик". Интересно, что бы он подумал? Кстати, я ж ему так и не дала знать, что жива. Наверное, надо бы. Вот сейчас куплю телефон...
– Дашунь, а мы с тобой куда едем?
– В центр. Ты же сама сказала.
– Ну да, а куда именно-то?
– Мне все равно. Ты-то куда хотела?
– Да я даже не знаю... Ну, на улицу Горького, наверное.
– Куда? Это где такая?
Я растерялась. Как это – где улица Горького?
– Ну, там метро "Пушкинская". Где памятник Пушкину, знаешь?
– А, на Тверскую, – облегченно выдохнула Дашка. – А то я не поняла.
– Ну да, на Тверскую. – Спятишь с этими переименованиями, я и так-то все нечетко помню, а теперь еще разбирайся, что куда переназвали. – Даш, а телефон там можно будет купить? И денег мне надо бы поменять.
– Это где угодно можно, – отмахнулась Дашка. – Приехали, нам выходить.
Мы вышли на улицу Горького, то есть Тверскую, но не на Пушкинской площади, как мне думалось, а напротив "Националя". Я восторженно огляделась вокруг. Все было таким... Таким огромным, и забытым, и родным, и знакомым, и совершенно другим одновременно. Перед Историческим музеем... Стоп, а где гостиница "Москва"? Мамочки! А перед Манежем какой-то глобус торчит... Хорошо хоть, "Националь" на месте, тоже вон вокруг лесов полно. И куда теперь идти? Хотелось сразу всюду.
В конце концов, помаявшись и помявшись, я определилась, и мы тронулись вверх – или вниз? – по Тверской. Вверх – это к центру, а мы пошли от. Я пялилась по сторонам, как трехлетний ребенок, приехавший из деревни, и озвучивала свои восторги вслух. Бедная Дашка.
Огромные стеклянные витрины, яркая реклама, магазины, рестораны, Центральный телеграф, а где кафе "Космос", тут магазин "Сыр" раньше был, я там в очереди стояла, ой, у вас и "Зару" открыли, пошли зайдем, нет, лучше потом, а что это?
В общем, со мной бывает тяжело, особенно когда я впадаю в восторги. Но это случается, к счастью, не слишком часто, так что можно и пережить. К тому же все и в самом деле было очень здорово. Так чисто, и красиво, и цветочки в горшках понатыканы, и люди кругом нарядные. Правда, люди слишком нарядные, женщины все на каблуках и накрашены, как Дашка, у нас так только в оперу ходят. Я вдруг поняла, что обращаю внимание на то, что на ком надето, со мной такого сто лет не случалось. А потом поняла, что и на меня то и дело бросают со всех сторон оценивающие взгляды. Такого тоже не случалось сто лет. В Америке никто ни на кого не смотрит, это не принято, это нарушает права личности, ходи в чем хочешь, никого не волнует, на улице ты незаметен. А тут... Вон опять тетка мимо прошла и окинула взглядом с головы до ног, такое впечатление, что успела до копейки оценить, что почем. Может, это все-таки на Дашку смотрят, она красивая, а я что? Нет, на меня. Наверное, веду себя, как идиотка, вот люди и оглядываются.
Мне стало неприятно, и я решила спросить свою Ариадну.
– Даш, я заметила – на меня люди смотрят. Я чего-то не так делаю?
– Ну-у... – Дашка задумалась. – Ну, в общем, ты, конечно, выделяешься. Я бы тоже на тебя внимание обратила.
Я совсем испугалась.
– А что со мной не так-то?
– Да нет, – она успокаивающе махнула рукой. – Все нормально. Просто... Ну, как сказать... Ты не вписываешься. Одета, к примеру, не так.
– Господи, чего ж тут не так? Джинсы и майка.
– Вот именно. Так девочки одеваются, а ты, хоть и выглядишь неплохо, все равно видно, что... Ну, в общем, большая уже.
– Даш, не надо. Говори ты нормально – старая тетка.
– Нет, ты не тетка. В этом и дело. По возрасту, может, и годишься, а ведешь себя не так. И что-то в тебе еще есть такое... Иностранское... Я вижу, а сказать не могу. И потом, главное – сумка твоя.
– А что сумка?
– Ну как что? Это же у тебя "Биркин"? Настоящая?
– Ну да.
– Ну вот. Тут, если кто до "Биркин" дожил, она не будет вот так в метро ездить и по сторонам пялиться. Она будет на машине с шофером рассекать, и с ней телохранитель будет сзади ходить. А ты тут возле "Зары" в восторге прыгаешь. Вот все и думают – что это с ней? И настоящий ли "Биркин"?