– Главное, ты понимаешь, Илюш, я же всегда относилась к этому совершенно спокойно. Ну, в смысле к сексу, особенно на стороне. Даже, знаешь, наверное, слегка брезгливо, что ли. Девчонки рассказывали разное, это же с кем не бывает, а мне это всегда казалось... Как-то нечистоплотно. Я всегда думала, что по уму так не делают. Нет, ну бывает, полюбишь кого-то другого, ну, тогда надо как-то это решать, уходить. Но чтобы вот так... А тут я сама, и, главное, мне даже не стыдно. Как будто это с кем-то другим... Нет, не так. Со мной, но по-другому. Как будто это не я. Это меня, настоящую меня, не трогает, понимаешь? Ну, не относится ко мне, вот к этой, которая с Сашкой, с детьми. Как будто, не знаю, на сеанс массажа сходила... Ведь это же ерунда – массаж, правда? А с другой стороны, я себя после этого чувствую такой... Целой. Вроде бы, совестью должна мучиться, а я – нет. Я рада, что я живая, что я еще что-то такое могу... То есть получается, что это какой-то внутренний, душевный массаж. Но душа тут вроде и ни при чем, там нет ничего для души... Ничего человеческого, понимаешь? Мы даже почти не разговариваем. Я разговариваю вот с тобой, с Сашкой, это для меня важно. Я, кстати, Сашку еще больше ценить стала, правда. Именно потому, что я ему могу все сказать, и он меня понимает. Мне даже иногда ему и про это рассказать хочется, именно, как про массаж. Я себя только за язык успеваю схвтить. А с другой стороны, я сделаю все, чтобы он никогда не узнал, потому что не хочу его обижать. Я его люблю, Сашку. Илюш, я, наверное, чушь несу?
– Нет, вовсе даже. – Илья улыбнулся. – Очень внятно излагаешь. Я, когда ты только начала рассказывать, все хотел спросить, зачем тебе это нужно, а теперь уже и так все понял. Только... Ты пойми меня правильно – я далек от мысли читать тебе мораль, я просто за тебя волнуюсь. Не наделай глупостей. Со всем этим надо быть очень осторожной. Тебе ведь есть, что терять. Если ты сейчас ошибешься, сделаешь какой-нибудь неверный шаг, ты же можешь разрушить себе всю жизнь, совсем пропасть. Может, все-таки не стоит оно того? Честное слово, может быть, лучше будет попробовать какой-нибудь спорт с экстримом, или на самом деле найти хорошую массажистку? Я понимаю, что это не полный эквивалент, и всех ощущений не заменит, но зато, согласись, все же гораздо безопасней.
– Да понимаю, конечно, Илюш. Еще бы. Я и сама все время думаю, что надо, надо заканчивать. Я решила – пусть будет, пока лето, а как осень наступит, дети вернутся – так сразу и завяжу. Я сама боюсь.
– Ну хотя бы, – кивнул Илья головой. – А он... Ну... Он-то стоит всего этого?
– Это да! – Горячо подтвердила Ирина. – Еще как. Он вообще такой, знаешь... Красавец. Типичный. Скандинавского типа. Как с рекламного плаката. Тебе бы понравился.
И они рассмеялись оба тихонько, как заговорщики.
А по пути домой, выруливая по московским ослабевшим в летнее время пробкам, и после, уже дома, бродя в одиночестве по комнатам, Ирина снова и снова ловила неудержимо выплескивающиеся из нее стихи.
Сказали – хищница. Теперь хожу, рычу,
Глазами узкими смотрю в огонь камина,
Шагами мерю комнаты. Молчу.
Листва шумит, а жизнь проходит мимо.Сказали: пропадешь, коли падешь!
Платить – тебе! Заплачешь, и заплатишь...
Но вот пришел "творительный падеж" –
Сидишь себе, и строчку к строчке ладишь.Задумаешься так – падеж, платеж...
Кому до нас есть дело, кроме Бога?
А вот понять, что все-таки живешь –
За то не грех и согрешить немного!Мы смертны. Жизнь пройдет. Почти прошла...
Ползут шеренги строчек – личных, лишних.
Шумят деревья. Льстивы зеркала.
Огонь горит. А кошка – тот же хищник.
В начале августа Сашка сказал Ирине, что по делам фирмы ему придется к началу сентября уехать в Америку как минимум на пару месяцев, и предложил ей с детьми поехать тоже. Мол, выберутся все вместе, сменят обстановку, она отдохнет, дети подтянут английский, а он сам не будет чувствовать себя полярником-вахтовиком в отрыве от семьи. Ирина горячо поддержала эту идею. Она как нельзя лучше решала бы и ее внутреннюю проблему – уехала и уехала, и не надо ничего никому объяснять. Ее немного смущало лишь то, что мальчишки пропустят школьные занятия, но, как резонно заметил Сашка, навряд ли сами мальчишки стали бы серьезно возражать, а догнать два месяца для них не проблема. Ирина согласилась и с этим. Поездка была в принипе решена.
И тут обнаружилась неожиданная коварная проблема. Ирина обнаружила, что у нее и у детей закончились загранпаспорта. Почему-то это всегда случается неожиданно. Ирина, конечно, чертыхнулась, но само по себе это было не так уж и страшно, хотя можно было бы, конечно, почесаться заранее. Хуже оказалось другое. Когда она стала обзванивать турагентства для заказа новых паспортов, выяснилось, что в связи с какой-то пертурбацией первостепенной важности и директивой, спущенной с самого верху, никто в данный момент загранпаспортов не оформляет. Ну, то есть, конечно, как-то оформляет, но это требует времени, примерно те же два месяца, а сделать быстрее нельзя ни за какие деньги. Хотя и такая отсроченная процедура стоила не так уж и мало. Ирина, уже не чертыхаясь, а прямо-таки в голос матерясь, обзвонила штук пятнадцать различных агентств, но ничего нового не узнала. Более того, ей даже не удалось толком выяснить, чем именно вызвано подобное безобразие. Девушки на телефоне только говорили ей, извиняясь, что да, конечно, они понимают, очень сочувствуют, но помочь ничем не могут. Стихийное бедствие. Такое периодически случается, примерно раз в три-четыре года, это то ли МИД поссорился с ОВИРом, то ли милиция имеет свои счеты к ним обоим, в общем, потом все наладится, надо только переждать. На иринин вопрос: "Сколько?!" ответ обычно был тоже один: "Ну, месяца два-три". Еще, конечно, можно самим попробовать подать документы в районный ОВИР, там их и в обычное время делают месяца за два. Но это-то как раз Ирину и не устраивало.
В общем, ситуация оказалась патовой. Отдавать паспорта сейчас, чтобы они были готовы через два месяца, никакого смысла не имело. То есть отдать, конечно, все равно было нужно, но поездка явно срывалась. Сашка расстроился. Хорошо еще, что они не успели поделиться идеей с детьми.
От досады Ирина и в самом деле решила подать документы в районный ОВИР. "Пусть долго, зато никаких денег этим паразитам платить не будем", – мстительно думала она. Процесс сбора необходимых для этого документов, подписей и печатей оказался, однако, таким сложным и многоступенчатым, что полностью поглотил Ирину, успевшую отвыкнуть от прелестей отечественной бюрократии, недели на две. Она успела трижды проклясть свою необдуманную отвагу, но отступать тоже было обидно. В общем, когда она, наконец, закинула все нужные справки и квитанции в жерло ответственной организации, выдохнула и с облегчением огляделась, то оказалось, что август практически кончился, а Сашка должен улетать всего лишь через три дня.
Самолет вылетал ранним вечером, около шести. Ирина отвезла мужа к четырем часам в аэропорт Шереметьево. В конце лета под Москвой с дикой силой начали гореть торфяники, так что уже несколько дней город буквально задыхался в белом дыму. В этот день дыма было как-то особенно много, он разъедал глаза и мешал движению. Череда машин на Ленинградском шоссе в сторону загорода еле ползла, так, что Сашка, который терпеть не мог никуда опаздывать, даже начал слегка волноваться насчет своей регистрации.
Но они успели. Сашка прошел таможню, сдал багаж, махнул в последний раз жене рукой и исчез за стеклянной стеной, отделяющей пограничную зону. Ирина грустно вздохнула – все-таки как здорово было бы лететь сейчас всем вместе, чертовы паспорта, чертовы порядки – постояла еще немного, глядя мужу вслед, повернулась, собралась с силами и пошла на парковку. Ничего не поделаешь – надо продираться по пробкам обратно, в сторону Москвы.
Когда она стояла в пробке где-то под Химками, в сумке зазвонил телефон. Виктор. Он неожиданно предложил ей провести вместе вечер – его подружка тоже уехала на несколько дней по каким-то своим модельным делам. Ирина было согласилась, но, добравшись до дому и приняв душ, поняла, что не в состоянии больше никуда сегодня ехать. Ну просто не может. Да, пожалуй, что и не хочет. Теперь, когда Сашка уехал, все это показалось ей вдруг довольно противным. Особенно сейчас, когда он уехал только что. И вообще она страшно устала, у нее болит голова. Наверное, отравилась угарным газом, надышавшись мерзкого дыма.
Она перезвонила Виктору и сказала, что ничего не выйдет. Голос его показался ей разочарованным и огорченным. Тогда она на всякий случай выключила мобильник. Мало ли, вдруг решит опять позвонить, будет настаивать, а ей ну так неохота... Она быстро поужинала чем-то легким, что было в доме (себе она никогда не готовила) рано легла спать и быстро заснула.
Ей приснился странный, дурацкий, но одновременно забавный сон. Как будто она была врачом, и не просто врачом, а тем, который лечит мужчин от импотенции. Лечит не физиологическими мерами, а исключительно воздействием на психику. К ней направляют таких пациентов, проблема которых, что называется, находится в голове, а уж ее дело эту проблему обнаружить, выявить, откуда у нее растут корни, обнаружить больную точку и смоделировать ситуацию, которая бы позволила запустить весь механизм заново, начиная именно оттуда, так, чтобы в этот раз все пошло правильно. К делу своему она относится творчески, с артистизмом. К каждому клиентуподбирается совершенно свой, индивидуальный подход, с использованием совершенно любых средств, вплоть до игр с переодеваниями. Поэтому и результаты исцелений у нее стопроцентные.