Побродив немного среди лабиринта стеллажей, она отыскала, наконец, нужную полку. Там было собрано практически все, имеющее хоть какое-то отношение к процессу человеческого воспроизводства, от презервативов до разнообразных прокладок с крылышками и без. Нужных Ирине тестов на беременность было, как минимум, вариантов семь. Она стала вдумчиво их рассматривать, читая инструкции и изучая ценники. Это было совсем не пустое занятие, потому что цены варьировались в пределах порядка, то есть десятикратно. Выбирая разумный компромисс между ценой и надежностью, Ирина цапнула очередную розовую коробочку, прочла наклеенную сзади на белой бумажке инструкцию на русском языке, нахмурилась, перевернула, прочитала название на английском... Нахмурилась, прочитала еще раз... Нервно засмеялась, положила коробочку на место, развернулась и вышла из аптеки, не купив вообще ничего.
Потому что это действительно смешно – выбирая тест на беременность, наткнуться на тест для определения, наступил ли у тебя климакс. А главное, наткнувшись, не бросить его с возмущением на полку, а начать задаваться вопросом, не купить ли лучше его, цена-то подходящая. И вообще, может, он в данном случае нужнее.
Маразм, маразм, думала Ирина, садясь в машину и глядя на себя в зеркало заднего вида. Совсем уж я спятила с этими своими яйцами. То вылупляются, то не вылупляются, что хотят, то и делают, организм совсем вразнос пошел, а я ему потакаю. И тут же снова вылез внутренний голос, на этот раз не надрывно, а тихо и ласково: "А ты роди, – шептал он. – Роди кого-нибудь, вот организм и наладится. Очень омолаживает, говорят. Просто новая жизнь". Ага, роди. И умри тут же на месте, ответила ему Ирина. Я и в прошлый-то раз еле выжила, то токсикоз, то давление, а это мне еще на десять лет меньше было. Вот если бы еще можно было хоть с пузом не ходить, не маяться, если б их, детей, готовенькими выдавали, да чтобы с гарантией девочку, еще можно было бы подумать... Внутренний голос, явно не зная, что ответить, заткнулся и замолк. Ирина завела мотор и поехала домой.
Из колонок Ирины Волгиной
6. Критский бык
Болеть не любит никто. И мало кто любит, когда его чему-нибудь учат. А вот лечиться и учиться некоторым нравится. И уж точно все без исключения считают, что они знают, как правильно надо учить и лечить. Или, по крайней мере, знают, почему кто-то другой – тот, кто непосредственно лечит и учит – делает это неправильно.
Вообще, общественное образование и общественная медицина – больные точки любого общества, любой страны. Мне случалось бывать в разных странах, и друзья у меня живут много где – и нигде, никто не бывает доволен двумя вещами. Качеством обучения детей в школах и уровнем получения медицинских услуг. Нет, поймите меня правильно – недовольство могут вызывать еще сотни разных вещей, от цен на недвижимость до свежести овощей на местном рынке, но это от места к месту варьируется, а вот школы и поликлиники – величина абсолютно постоянная.
Отчего это происходит, наверное, объяснять не надо. И детское образование, и лечение больных – вещи настолько общеупотребительные, что без них не обходится ни одна современная семья. Ну, а на всех, как известно, не угодишь. Вот и результат.
Ну и что – все действительно так печально? Наверное, все-таки нет. Потому что мы, несмотря ни на что, все же не умираем, и даже болеем в среднем реже, чем бываем здоровы, и дети наши, худо-бедно, но все же выучиваются правильно спрягать глаголы и складывать дроби, поступают в университеты и находят свое место в жизни. А недовольство наше в процессе, если изучить его немного более пристально, бывает зачастую вызвано тем, что он, этот самый процесс, не происходит сам собой, а требует нашего постоянного и непосредственного участия.
Да, когда мы болеем, нам нужно так или иначе ходить в поликлинику, стоять там в очереди и сдавать анализы. Да, лекарства дороги, а врачи не так внимательны, как нам того хотелось бы, да еще и ошибки иногда допускают. За наши кровные деньги, между прочим. Потому что даже когда медицина формально считается страховой и бесплатной, это не более, чем пресловутый сыр во всем известной мышеловке, все равно оплачиваем ее мы и никто другой.
Да, даже в самой лучшей, самой частной и дорогой школе, не говоря уже о бесплатных, нам все равно нужно так или иначе помогать ребенку делать домашние задания. Нам нужно покупать ему учебники и всякую другую ерунду, ходить на собрания и проверять время от времени, чему же все-таки их там, в этой школе, научили. Такие, кстати, иногда для себя делаешь открытия! И хватаешься за голову, и ревешь от злости, как бешеный бык, и бежишь нанимать репетиторов, и сам, не жалея времени и сил, начинаешь на месте разъяснять ребенку какой-нибудь бином Ньютона, и ругаешь, ругаешь ругательски эту чертову школу вообще и систему в частности.
То есть, если вспомнить, с чего я начала этот разговор, получается парадокс! Все знают, как надо, вернее, как не надо, учить и лечить – но делать это даже для себя и своих детей никто не любит. А если все же приходится что-то на этом фронте даже не делать в полной мере, а только доделывать, это сразу считается ужасным. Ну и, собственно, тут как раз начинаются все эти ламентации о качестве медицины и образования.
Но, если вдуматься – то почему это плохо? Не то, что кого-то недоучили или недолечили, а то, что мы должны заботиться о себе сами, не полагаясь до конца ни на страховку, ни на оплату за школу и ни на что другое. Наше здоровье и образование наших детей, как бы банально это ни прозвучало – лучшее и самое ценное, что у нас есть. И ничего удивительного, что оно нужно, по большому-то счету, в первую очередь нам самим. И поэтому мы должны сами – и только сами – следить за ним и им же заниматься. И никто – ни бог, ни царь и ни герой не даст нам в этом месте никакого избавления. Это нужно принять. К этому нужно привыкнуть. Это нелегко. И морально, и, потом, чисто технически. Но зато, привыкнув, втянувшись, вы уже сможете находить в этом свое удовольствие. В первую очередь – от получения качественного результата.
Но пресловутый внутренний голос, как выяснилось немного позже, отнюдь не сдался, а наоборот: вступив в сговор с какими-то неизъяснимыми внутренними же потусторонними силами, он подтянул резервы и выступил с контрпредложением. Ничем иным, кроме как таким потусторонним издевательством, пожалуй, нельзя было бы объяснить тот факт, что буквально этим же вечером Ирина, практически никогда никаких новостей по телевизору не смотревшая, да и вообще не уважавшая телевизор ни как предмет, ни как способ проведения досуга вдруг, готовя ужин, зачем-то нажала кнопку включения. Ну да, конечно, все можно было бы списать, как всегда, на капризы мужа Сашки, крикнувшего из комнаты: "Ирусь, включи новости по России!", потому что Сашка-то как раз никаких новостей в жизни не пропускал. Ирина в обычное время телевизора в кухне не поощряла, а уж за ужином особенно, а тут почему-то повелась, включила. Хотя и ужин был практически готов, и тарелки она уже накрывала на стол.
– Сообщение из города Н-ска, – хрюкнул проснувшийся экран. – Наш корреспондент передает, что местные дома ребенка не могут вместить детей, от которых отказались родители. Дома малютки переполнены и больше не принимают детей, остающихся в родильных домах. Малыши находятся там по нескольку месяцев. Условия в роддомах совершенно не приспособлены для такого содержания детей.
Камера показывала тем временем больничные палаты, кроватки, в которых, как в деревянных клеточках, лежало по несколько младенцев сразу. Ирина, не в состоянии оторвать взгляд от экрана, медленно опустилась на стул.
– Главврач родильного дома номер три бьет тревогу, – продолжал вещать телевизор. – Он обращается за помощью не только в местные, городские и областные структуры, но и ко всем организациям и частным лицам, способным оказать хоть какую-нибудь помощь в сложившейся ситуации.
Телевизор переключился уже на следующую тему, а Ирина так и сидела, замерев, на уголке стула. Услышанное не то, чтобы поразило ее, но, упав на благодарную почву, породило в ней мысль. "Что они только что сказали? – размышляла она сама с собой. – Что в этом самом Н-ске некуда девать отказных младенцев. Что граждане, которые могут, пожалуйста – приезжайте, забирайте. Окажите спонсорскую помощь, то есть, значит, заплатите нам немножко – и вперед. Ну да – частные лица, посильная помощь – если это не реклама, чтоб мне на месте лопнуть". Ирина, вращаясь где-то в своих журналистских кругах, неоднократно слышала, что усыновить в Москве ребенка – большая проблема, потому что те, кто побогаче, хотят, конечно, совсем маленького, из роддома, что на таких большая очередь, что это сложно и дорого... Она никогда особенно не сосредотачивалась на такой информации, справедливо полагая, что ей-то это совсем ни к чему, но в памяти оседало. А вот теперь, в контексте, всплыло. А в сочетании с ее собственными переживаниями мысль оформлялась уже во что-то настолько конкретное. Надо было обсуждать с Сашкой.
Он, легок на помине, как раз и появился в кухне.
– Ты чего такая сидишь? – обнял за плечи, ткнулся носом в ухо. – Случилось чего?
– Да нет, – Ирина поднялась и продолжила расставлять тарелки. – Просто у меня тут мысль...
– Мысль? Ну давай. А может, сперва поедим? А то уж больно серьезно что-то.
– Ну, она и мысль вообще-то серьезная. Но, если хочешь, давай поедим. Зови крокодилов.
Крокодилы не заставили себя ждать. Уж что-что, но на ужин их долго ждать не приходилось никогда. Все, что Ирина готовила последние минут сорок, было сметено за такое же, если не меньшее, количество секунд.