- Ё-моё! - с гордостью говорили они друг другу. - Вот это Беляев дал прикурить маловерам, вот это я понимаю - идеи в жизнь!
Илья Ильич в эти дни радостный ходил, возбужденный, запросто обменивался рукопожатиями с рядовыми глуповцами, и только от нечаянной встречи с бессмертным юродивым Парамошой на его восторг легла тень; юродивый был, правда, в изодранном макинтоше, но по-прежнему тихо и как-то страдальчески сидел на ступеньках храма Петра и Павла.
- А ты почему не разделяешь всеобщий подъем? - весело спросил его председатель.
Парамон смолчал.
- Ишь какой задумчивый! - пошутил Беляев - Прямо как это… как его… Архимед! - И прошел дальше, но на душе отчетливо легла тень.
В последнюю очередь Илья Ильич обратил свой, так сказать, перелопачивающий взор на бывшую Болотную слободу. Он явился туда в сопровождении свиты, на всякий случай вооруженной ручными гранатами, походил по полям, заглянул на якобы свиноферму, посетил несколько изб и пришел к заключению, что тамошнее хозяйство приведено в полное запустение и разор. Вслух Илья Ильич ничего тогда не сказал, да и некому было говорить, потому что сельский люд от него попрятался, но по возвращении в город он спешил свиту возле нового здания горсовета и сказал ей речь:
- Есть такое мнение, товарищи, что коллективное хозяйствование на территории бывшей Болотной слободы дало прямо противоположные результаты. И я не знаю, почему это такое, поскольку строительство новой деревни шло соответственно установкам. Но очень может быть, что над указанной территорией разверзлась озоновая дыра и это непосредственно сказалось на размахе товарного производства. Какие будут предложения, собственно говоря?
Не последовало предложений.
- Ну, конечно! - продолжил Илья Ильич. - Только у Беляева могут быть предложения, единственно у Беляева существует голова на плечах, один Беляев должен думать за целый город!..
- Да, собственно, на то народ и выдвигает из своих недр мудрых из мудрых, - обмолвился Филимонов, - чтобы было кому решать.
- Гм! - промычал сердито Илья Ильич, но глаза его зажглись горделивым светом.
- В таком случае, - сказал он, - предлагаю следующее решение… Читал я, братцы, в центральной прессе, что за границей произрастает такое хлебное дерево, которое еще в восемнадцатом столетии культивировал капитал. Прямо, знаете, такое дерево как дерево, вроде нашего дуба, а на нем чуть ли не булки произрастают по семь копеек! Так, может быть, того, ребята, рванем за границу, закупим там саженцы этого самого хлебного дерева, и, как говорится, гуляй, Василий!..
- Помнится, с этим хлебным деревом, - сказал один мужичок из свиты, - у английских империалистов вышла какая-то неприятность: то ли бунт, то ли кораблекрушение, то ли просто неурожай… Я к чему это говорю: как бы и нам, ребята, не проколоться.
- Ты тоже сравнил! - сказал на это Илья Ильич. - То английские империалисты, а то власть трудящихся на местах! Мы, ядрена корень, спутники запускаем, не сегодня завтра перейдем на полную автоматизацию труда, а ты нам предлагаешь проколоться на пустяке… Ты думай прежде, чем выступать, какаду кусок!
- А я так полагаю, - сказал Филимонов, - что товарищ Беляев выдвинул гениальное решение - чего уж там лицемерить.
Илья Ильич подумал-подумал и сказал:
- А кстати, чего это у нас простаивает постамент? - И намекательно указал пальцем на остатки памятника председателю Милославскому, взорванного Проломленным-Головановым в казюлинские деньки.
Свита изобразила возмущенное удивление и вообще дала понять председателю, что его намек принят.
Что-то около года ушло у глуповцев на переписку с центром относительно заграничной командировки, месяца два на сборы, и ранней весной шестьдесят третьего года экспедиция таки отправилась за границу. Включая Илью Ильича всего делегировалось пятеро работников горсовета, и это непродуманное число впоследствии привело к политическому скандалу.
Поскольку о тамошней жизни глуповцы имели зыбкое представление, они экипировались, как говорится, на все случаи жизни: они запаслись провизией, памятуя о голодающем пролетарии зарубежья, прихватили резиновые сапоги и кое-что из теплой одежды, чтобы противостоять нападкам стихии, видимо, держащей все-таки нашу сторону, потому что она как заведенная обрушивала на Запад всевозможные катастрофы, канистру водки, чтобы глушить тоску по родине, а на предмет провокаций - два охотничьих ружья ижевского производства.
Ну, прибыли глуповцы за границу; прошлись по улицам, заглянули в магазины, побывали в трущобах, посетили луна-парк - и все это с таким величавым видом, точно перед ними не явь, а галлюцинация или как будто у себя дома они из луна-парков не вылезают, и все же, по чести говоря, наши глуповцы от изобилия товаров первой необходимости, блеска и половодья огней, дороговизны и проституток несколько ошалели. Вернулись они в гостиницу, расселись кто где, раскрыли по банке рыбных консервов, и потек между ними следующий разговор:
- Вот, сволочи, устроились! - сказал один горсоветский. - Не жизнь у них, а картинка… А дома, как подумаешь, куры под забором несутся, в дождь ни конному не проехать, ни пешему не пройти - я уже не говорю о нашей деревянной архитектуре…
- А регулярные кризисы перепроизводства? - возразил Беляев. - А неуверенность в завтрашнем дне? А социальные контрасты? А, наконец, цены на продукты питания? Ты видел, какаду кусок, сколько у них килограмм мяса стоит? - это же по-нашему за одну отбивную месяц работать нужно!
Другой горсоветский добавил к этому:
- Да еще какой-то мужик посреди тротуара на скрипке играл за деньги! Вы его приметили, товарищи, - ведь это же форменная нищета и унижение человеческого достоинства! Пускай у нас под заборами куры несутся, но чтобы побирушничать под видом музыканта - такого у нас при всем желании не увидишь.
- Но, честно говоря, - сказал третий горсоветский, - я не думал, что местный пролетариат добился такого благосостояния. Слушайте, ведь у них же одних штанов, наверное, сто разновидностей продается, это же не укладывается в голове!
- Лопух ты! - сказал четвертый горсоветский. - Они же нарочно нашили столько штанов, чтобы отвлечь трудящихся от борьбы за свои права! А вообще-то, товарищ Беляев, я предлагаю взять со всех нас подписку о неразглашении - на всякий пожарный случай…
- Это мысль, - согласился Илья Ильич. - Но все-таки давайте кончать базар. Мы сюда приехали не лалы разводить, а спасать родимое сельскохозяйственное производство. План работы будет такой: мы втроем, - тут Илья Ильич указал на тех горсоветских, которые только что наводили критику на западный образ жизни, - отправляемся на поиски хлебного дерева, а вы двое, - тут он указал на своих нестойких соотечественников, - сидите в гостинице, глядите в окошко и остерегаетесь провокаций.
- Это почему же такая несправедливость? - воскликнули эти двое.
- А потому, - слукавил Илья Ильич, - что если мы снова появимся на улице впятером, то люди подумают, что русские высадили десант. Так что сидите в гостинице, и чтобы палец на спусковом крючке, а то эта публика горазда на провокации!..
Итак, тройка, возглавляемая Беляевым, удалилась, а двое оставшихся стали глядеть в окошко, держа ружья на изготовку. Они прождали своих товарищей ровно четыре дня; первый день они еще держались, хотя глядеть в окошко им обрыдло, а даже не надоело, и все больше налегали на домашнюю колбасу, но на другой день нахлынула тоска по родине, и они принялись за спиртное. Пьют они водку, разливая ее из канистры в родные эмалированные кружки, изредка с ненавистью поглядывают в окно и ведут между собой глубоко национальные разговоры…
- Хлеб ихний есть, конечно, нельзя - это сплошная химия, а не хлеб.
- Что хлеб?! Ты посмотри, какие у них бесчувственные рожи! К исходу четвертых суток они допились уже до видений:
то им мнится, что горничная разбрызгивает в номере отравляющее вещество, то им чудится, что за стенкой переговариваются агенты; кончилось это тем, что к ним нечаянно ввалился тоже подвыпивший иностранец, который ошибся дверью, - они возьми и дай предупредительный залп со всех четырех стволов. Разумеется, немедленно прибыл наряд полиции, и приятелей доставили в тамошний капэзэ.
Самое любопытное, что в этой каталажке они повстречали пропавших своих товарищей, которые уже третьи сутки сидели тут за нарушение общественного спокойствия, с чего они, собственно, и пропали.
- Как, и вы тут, ребята! - в пять глоток вскричали глуповцы и бросились друг к другу в радостные объятия.
Когда стихли первые восторги, Илья Ильич поведал, как и за что их взяли.