Управившись с делами, Анна с Яком спускаются вниз - Эрнст и Хенрик сидят за убранным столом и жуют бутерброды с козьим сыром, запивая их молоком. Патефон, последовавший за хозяйкой с Трэдгордсгатан, уже заведен. На диске - пластинка фирмы "Виктор" с последним шлягером. "Прошу, - говорит Эрнст, - это тебе подарок, Анна, вроде как запоздалый рождественский презент". "Что это?" - с любопытством спрашивает Анна. "One-step, - с вызовом отвечает Эрнст, - последняя новинка из Нью-Йорка, самый модный танец. One-step, он называется one-step". Из красной трубы патефона выскакивают синкопы Соала Милтона. "Вот как его танцуют, страшно увлекательно", - говорит Эрнст, демонстрируя па. Через две-три минуты Анна начинает ему подражать. Он притягивает ее к себе, и они танцуют one-step вдвоем. Хенрик и Як наблюдают, отмечая радость брата и сестры, их близость, рвение, смех. "Еще раз", - кричит Анна, заводя патефон. "Теперь с тобой", - говорит она задорно и тянет Хенрика за руку. "Нет, нет, только не я", - протестует Хенрик, отступая. "Идем, не глупи, ведь весело же, а?" - "Нет, нет, мне гораздо веселее смотреть на вас с Эрнстом". "Танцуем все вместе, - восклицает Анна, в ней уже взыграло упрямство, щеки раскраснелись, - Ты, я, Эрнст - и Як!" - "Нет, Анна, отстань, не конфузь меня". "При чем тут конфуз?" - смеется Анна, сбрасывая с себя туфли, волосы у нее уже распущены не без помощи Эрнста, позаботившегося о нескольких шпильках и двух гребенках. "Вот гак! - восклицает она, поднимая руки. - Вот так! Иди же, Хенрик, ты ведь замечательно танцевал, помнишь Весенний бал?" "То был вальс", - возражает Хенрик. "Пожалуйста, будем танцевать вальс под one-step, - призывает Анна, обнимая мужа. - Это твой пасторский сюртук мешает. Мы его снимем!" И она принимается расстегивать пуговицы на животе и дальше вниз. Эрнст заводит патефон. Хенрик прижимает к себе жену. "Ты меня раздавишь", - кричит она с ноткой раздражения. Он приподнимает ее и отпускает, легонько толкнув в грудь так, что она, попятившись, натыкается на стул. Он качает головой и громко хлопает за собой дверью.
Эрнст со смущенной улыбкой поднимает адаптер. "Не только Хенрику не нравится one-step", - говорит он без уверенности в голосе и, сняв пластинку с диска, засовывает ее в зеленый картонный конверт. В ту же секунду дверь рывком распахивается, и в комнату входит Хенрик! "Я знаю, я вел себя по-идиотски", - говорит он быстро извиняющимся тоном. "Мы хотели только немножко поиграть, подурачиться", - с нежностью отвечает Анна. "Я вечно порчу игру, - отзывается Хенрик. - Ничего не поделаешь".
"Давайте разведем огонь, посидим, поболтаем", - предлагает Эрнст, переводя разговор. "Мы с Яком почувствовали себя ненужными, - говорит Хенрик в жалкой попытке пошутить. - Мы с Яком склонны к ревности. Правда, Як?"
Огонь трещит с новой силой, дверцы кафельных печей раскрыты, керосиновая лампа слабо освещает круглый стол у окна. Все трое сидят рядком на диване: Эрнст, Анна, Хенрик. Эрнст набивает трубку и неспешно ее разжигает. Як спит на подобающем расстоянии, время от времени открывая один глаз или навостряя ухо - нельзя терять из виду ни богов, ни их ненадежных друзей.
"Я летал на самолете,- внезапно говорит Эрнст. - Наш институт арендует у норвежской армии "Форман Гидро". У машины два мотора и два крыла, она взлетает и садится на воду. Мы ежедневно поднимаемся в воздух для наблюдения за погодными фронтами, измеряем температуру и давление. И фотографируем сверху скопления облаков. Иногда идем на высоте три тысячи метров, в таких случаях приходится пользоваться кислородом, иначе дышать трудно. Однажды мы поднялись на четыре тысячи метров, и небо стало темно-синее, почти черное. Все краски пропали, а звук мотора делался все слабее и слабее". "Тебе не страшно?" - спрашивает Анна. "Страшно? Наоборот. Появляется невероятное ощущение - не знаю даже, как сказать, - ощущение власти. Нет, не власти. Совершенства. И я буквально теряю голову от счастья! Мне хочется броситься в этот воздушный океан и поплыть самому. И тогда я думаю: вот так себя чувствовал Создатель в седьмой день, когда увидел, что его Творение хорошо".
Здесь уместно рассказать, как получилось, что семилетний Петрус Фарг остался в пасторской усадьбе. Был конец января, мороз сменился серой пронизывающей оттепелью с внезапными дождями и хлестким снегом. Погода выкидывала странные штуки: как-то ночью разыгралась гроза, и молния ударила в заводской трансформатор.
Однажды утром, когда Анна спустилась к завтраку в половине восьмого (Хенрик уже ушел в пасторскую контору, которая открывалась в восемь), она увидела фру Юханссон за чашкой кофе и бутербродом. На скамеечке возле дровяного ларя сидел Петрус Фарг. Мейан сновала между кухней и кладовкой - ей предстояло сегодня много печь, поэтому особого восторга в связи с визитом гостей она не испытывала. Миа где-то убиралась, напевая при этом, - она любила петь, когда бывала не в духе. Фру Юханссон тотчас поднимается со стула и, слегка присев, здоровается. Рука у нее по-прежнему забинтована. Петрус тоже встает и после напоминания кланяется. Анна, совершенно забывшая про свое обещание, немного сбита с толку и потому отвечает очень коротко, а фру Юханссон немедленно начинает извиняться за вторжение. Анна, прихватив большую чашку с чаем и бутерброд, приглашает гостей пройти с ней в столовую.
Петрус Фарг стоит у торца стола, заложив руки за спину, худенький, высокий мальчик с толстыми губами и большими невыразительными глазами, высоким лбом, прямым, выпирающим носом, крупными красными ушами и волосами, постриженными под ежик. Одет он основательно - толстый свитер с чересчур длинными рукавами, темно-синие короткие брюки с большой заплатой на заду и длинные черные вязаные чулки. Ботинки остались в сенях. У него насморк, он шмыгает носом, из одной ноздри течет сопля, которую он по мере надобности украдкой слизывает.
Фру Юханссон извиняется еще раз: она не договорилась заранее, пришла слишком рано. Анна пьет чай и вежливо бормочет, что, мол, ничего страшного, она ведь обещала, хорошо, что фру Юханссон наконец-то решилась, как рука? Спасибо, лучше, уже может шевелить пальцами, доктор был доволен помощью, оказанной фру пасторшей.
Анна, поставив чашку, подзывает Петруса. Он сразу же поворачивается к ней и подходит, но руки по-прежнему держит за спиной. Смотрит на нее без страха или робости, но в то же время как бы мимо, точно слепой. "Дай мне посмотреть твою руку", - говорит Анна. Он кладет ладошку в руку Анны - узкая, длинная ладонь с длинными пальцами, отчетливыми прожилками, сухая, шершавая кожа, обкусанные ногти, на указательном пальце ноготь обгрызан до мяса. Фру Юханссон качает головой: "Страшное дело, как он грызет ногти. Я уж и горчицей мажу, и уговариваю, и обещаю награду - ничего не помогает". Анна, не отвечая, переворачивает ладошку: внутренняя сторона испещрена красноватыми черточками и узорами - старческая рука.
Анна. Так осенью пойдешь в школу?
Петрус. Да.
Анна. Нравится?
Петрус. Не знаю. Я же там не был.
Анна. Но ты уже умеешь читать и писать?
Петрус. И считать. Таблицу умножения знаю.
Анна. И кто тебя научил?
Петрус. Сам.
Анна. Никто не помогал?
Петрус. Нет.
Анна. А не дядя Юханнес?
Петрус. Когда мы бываем с дядей Юханнесом в мастерской, он обычно меня спрашивает, а я отвечаю.
Анна. А друзья у тебя есть?
Петрус (молчит).
Анна. Я хочу сказать, ты играешь с какими-нибудь мальчиками?
Петрус. Нет.
Анна. Значит, ты совсем один?
Петрус молчит.
Анна. Может быть, тебе нравится быть одному?
Петрус. Наверно.
Анна. А что ты читаешь?
Петрус молчит.
Анна. У тебя есть какие-нибудь книги?
Петрус молчит.
Фру Юханссон. У нас есть несколько старых рождественских журналов, да муж иногда покупает газету "Ефле дагблад". Так что по большей части он читает энциклопедию, хотя у нас всего один том: от Крагдюва до Юлланд. Это пробный экземпляр, Юханнес купил его всего за семьдесят пять эре.
Анна. По-моему, у меня есть несколько книжек, которые тебе понравятся, Петрус. Подожди, сейчас увидишь.
Она подходит к белому книжному шкафу со стеклянными дверцами и, поискав немножко на нижней полке, вытаскивает толстую книгу с золотым корешком и золотыми буквами на красном коленкоровом переплете. Это "Скандинавские сказки", "переработанные и изданные для детей". Почти на каждой странице - иллюстрация, некоторые цветные. Анна кладет книгу на стол перед Петрусом. "Пожалуйста, - говорит она. - Читай, а когда прочитаешь, у меня найдутся другие, не хуже. Бери, Петрус! Сейчас только обернем ее, как оборачивают школьные учебники, чтобы не запачкалась".
Фру Юханссон. Поблагодари как следует.
Петрус. Спасибо.