Бо Эндули спал, и видел сон: берег реки, высокие деревья, красивые птицы, ручные дикие животные, старушка бродит по зеленой траве. Всё, что происходило в его сновидении, у Чикуэ Золонговны совершалось в реальности. А может, это и не явь была? Может, она тоже спала и видела сон, который снился Бо Эндули? Ведь, в конце концов, старуха очнулась от тяжелой дрёмы на своём ковре, разостланном напротив пещеры.
Она понимала: то, что случилось с ней, приключилось именно с ней, и никого больше не касается, а потому предпочитала не распространяться на эту тему. Есть вещи, которые выше человеческого понимания, и сколько ни бейся над их разгадкой, истина так и не откроется.
Андрей же был совершенно уверен в том, что всё происшедшее в пещере – это игра мозга. Но для того, чтобы он повёл себя так причудливо и необычно, всё-таки нужен импульс извне. Скорее всего, это штучки маленького толстенького мальчика: он каким-то образом воздействовал на сознание людей. По причинам, известным только ему, он приготовил каждому сценарий наособицу, и если вход для Марго и Сергея Васильевича не открылся, на то был свой резон.
Андрей знал, что Чикуэ Золонговна относится к миру иначе, чем другие люди. Для неё
всё сущее на Земле имеет свою особенную цель и наполнено не только материальной силой, но, прежде всего, духовной. А душа с душою может говорить, и потому человек способен связаться с душами всех существ и вещей, понять природу и себя в этой природе. При этом старуха была глубоко убеждена в том, что внешний вид порой бывает обманчив. То, что мы видим, на самом деле может оказаться совершенно иным; к тому же, глаза человека устроены так, что многое не воспринимают.
Он вспомнил одну недавно читанную книгу, в которой утверждалось: то, что видят наши глаза, в действительности ни что иное, как энергетические схемы. Человек связан с окружающим пульсирующими волнами световой энергии; они создают на сетчатке электрические импульсы, которые поступают в мозг и истолковываются им как зрительные образы. Но это похоже на паучьи тенета: к ним липнет далеко не всё, многое остаётся за пределами сетки. Все сущее вокруг состоит из различных видов энергии, упорядоченной особым образом, – её можно сравнить со сложномодулированными радиоволнами разной частоты. Наши органы чувств позволяют настроиться на некоторые из этих частот; в результате человек принимает глазами отдельные энергетические схемы. А источники энергии, вибрирующие на более быстрых или медленных частотах, находятся за пределами физического восприятия людей. Поскольку мы их не видим, не слышим и даже не можем потрогать, то считаем: их вообще не существует. Однако есть люди, и в первую очередь шаманы, которые настраиваются на некоторые из этих скрытых энергий и воспринимают реальность во всей её полноте, неощутимой для других.
Сама Чикуэ Золонговна не относила себя к избранным. Если ей и удавалось видеть чуть больше, чем другим, то, как она считала, это получалось только потому, что она умела смотреть ещё и сердцем. При этом она никогда ничего не придумывала и принимала жизнь такой, как есть.
Может быть, думал Андрей, Марго и Сергей Васильевич заранее вообразили нечто слишком фантастическое, сочинили целый мир, наполненный неземными чудесами, придумали лабиринты, населенные иным разумом, – и это не совпало с тем, что есть на самом деле. Потому они и не увидели открывшийся вход. А может, даже и увидели, но не поняли, что это именно то, что они так долго искали.
Марго, не получив от Чикуэ Золонговны сколько-нибудь вразумительного объяснения происшедшему, раздосадовано передёрнула плечиками и снова запустила руку в сумочку, надеясь отыскать там хоть одну завалявшуюся сигаретку. Случается ж такое чудо: уже и не рассчитываешь ни на что – и вдруг получаешь то, что страстно хочешь. Но, видимо, господин Случай был в плохом настроении и сделал вид, что мучений Марго в упор не видит.
– А не пора ли нам обратно? – произнесла Марго в пространство, конкретно ни к кому не обращаясь, но при этом она постаралась придать голосу максимум недовольства. Когда ей было худо, то виноватыми в этом становились все. А уж какие муки испытывает заядлый курильщик, объяснять не надо.
– Интересно, в этой Тмутаракани вечером хоть один магазин работает? – спросила Марго, но, опять-таки, обратилась, скорее, к самой себе, чем к окружающим. – Хоть бы пачку самых дрянных сигарет раздобыть…
Чикуэ Золонговна смиренно объяснила, что её село вообще-то ничем не хуже других, были б деньги – всё купить можно в любое время суток. И если уж на то пошло, то и нанайцы нынче не то, что прежде: понимают, к примеру, что такое баксы – иностранцы долларами расплачиваются за всякие сувениры. Раньше старухи шили шапочки и тапочки из меха, мастерили фигурки из коры деревьев и возили их в город на продажу, а теперь преспокойненько выставляют товар у крыльца: заезжие гости сами за ним приходят.
– Рада за вас, – язвительно сообщила Марго. – Национальную культуру перевели на коммерческую основу. Ну, надо же! Видела я эти ваши тапочки: дерматин, клочок кроличьей шкурки, узор по трафарету, – она пренебрежительно скривилась. – Ну да ладно, сойдёт для тех, кто экзотику любит…
– Как-то жить надо, – вздохнула старуха. – Хорошо, что людям занятие нашлось. Какая-никакая денежка у них появилась. Научатся ещё делать настоящие сувениры. Молодые-то, между прочим, стараются: перенимают у стариков ремесло, все тонкости вызнать хотят…
Однако Марго разговор не поддержала. Её решительно интересовали две вещи: сигареты и последний рейс автобуса. Он отходил через полтора часа, и, вспомнив об этом, все засуетились, собирая разбросанные там-сям вещи. Старухин ковёр, к тому же, почему-то не помещался в сумку: как ни старались его свернуть потоньше, он, коснувшись дна, упорно разворачивался и высовывался наружу. В конце концов, Сергей Васильевич в сердцах плюнул и пообещал не спускать с него глаз, авось не выпадет по дороге.
До Сакачи-Аляна дошли без особых приключений, если не считать ужа, который вдруг выполз на дорогу и перепугал Марго. Она решила: это гадюка, и непременно хочет её ужалить. Один раз Сергей Васильевич чуть не прозевал ковер, который всё-таки выскользнул из сумки и упал в траву. Бабушка Чикуэ, сворачивая его, бубнила под нос что-то насчёт земли: прикоснувшись к ней, ковёр якобы вобрал в себя её силу – вот и увеличился в размерах. "Да он просто отсырел на песке", – пренебрежительно отмахнулся Сергей Васильевич. Но Чикуэ Золонговна не соглашалась и продолжала бормотать о невидимом духе земли, вошедшем в её рукоделие.
На автобусную остановку они попали минут за пять до отправления последнего рейса. Марго успела купить в придорожном киоске пачку "Кэмела", подивившись, что в такой глуши продают приличное курево. Она с наслаждением подымила сигареткой. Сергей Васильевич, поозиравшись, обнаружил деревянный туалет, куда стремглав и отправился – как будто кто-то мешал ему справить естественную нужду в кустах по дороге. Чикуэ Золонговна, устало вздохнув, попросила Андрея наклониться к ней и прошептала в ухо: "Всё у тебя будет хорошо, ты сделал свой выбор…"
Он хотел расспросить старуху поподробнее, что она имела в виду, но в этот момент Сергей Васильевич выскочил из туалета и молодцевато вскричал:
– По коням! Пора! Рога трубят!
От неожиданности Марго выронила очередную сигарету, которую собиралась поджечь.
– Господи, – сказала она и с интересом оглядела Сергея Васильевича с ног до головы. – Какой вы, однако, стали экстравагантный!
Экстравагантный Сергей Васильевич первым запрыгнул на подножку автобуса, протянул руку Марго и помог подняться ей. Андрей последовал за ними.
Марго и Сергей Васильевич уселись рядышком, и дама, не сводя со спутника восторженных глаз, что-то беспрерывно ему говорила. Андрей не вслушивался в её речи и даже был рад, что эта парочка не обращает на него никакого внимания. Он чувствовал себя усталым и разбитым, хотелось только одного – чтобы никто его не трогал ни словом, ни жестом. Забраться в кокон одиночества, свернуться в нём калачиком, смежить веки и, ни о чём не думая, медленно обволакиваться чем-то мягким, теплым и пушистым как шерсть кошки Дуньки. Хорошо бы, если бы она ещё и мурлыкала.
Чикуэ Золонговна, по обычаю сельских бабушек, долго махала вслед автобусу. Андрей из окна смотрел на старуху, пока машина не завернула за угол. После этого он откинул спинку кресла и устроился в нём поудобнее. Слава Богу, сказал он сам себе, наконец-то всё позади, и можно хоть немного отдохнуть. Отдохнуть, ни о чём не думать, вытянуть ноги, закрыть глаза, спать.
Ать-ать, – покачивался на ухабах видавший виды автобус.
Спать-спать, – твердил себе Андрей.
Ать-ать…
17
Эдуард Игоревич несказанно удивился, когда застенчивый молодой человек вынул из спортивной сумки настоящий шаманский пояс:
– Вот, – сказал он. – Возьмите это. Может, пригодится музею?
С первого взгляда было ясно, что вещь была подлинной: темная, местами изъеденная кожеедом лосиная кожа испещрена пиктограммами, к ней подвешены колокольчики и особенные побрякушки из позеленевшей меди и черного серебра, но, самое главное, – толи: эти металлические кружочки походили на зеркала, помутневшие от времени, но всё-таки сохранившие ровную блестящую поверхность. Как старинным мастерам удавалось выковать из обычного металла такие изделия, оставалось загадкой.
– Мне объясняли, когда шаман умирает, то его вещи хоронят вместе с ним, – Эдуард Игоревич растерянно вертел пояс в руках. – Неужели неправду говорили?