На мгновение Томас заколебался, не зная что делать. Может, повернуться и поскорее уйти, чтобы его не заметил Синклер? Но тот, вытащив бумажник, поднял голову и увидел Томаса. Они уставились друг на друга. Теперь уже поздно отступать! Томас, подбежав к нему, схватил его за запястье. Синклер тяжело дышал, словно только что преодолел длинную дистанцию.
- Советую положить бумажник на место, сэр, - прошептал Томас.
- Хорошо, - безропотно согласился Синклер. - Положу, - тоже прошептал он в ответ.
Но Томас не выпускал его руку. Он лихорадочно думал. Если он выдаст Синклера, то его под любым предлогом наверняка прогонят с работы. Всем этим джентльменам будет не по себе, так как им ежедневно придется сталкиваться с незаметным служащим, который осмелился опозорить одного из их клана. Если же на него не донести… Томас тянул время.
- Знаете, ли, сэр, ведь в кражах подозревают меня.
- Простите.
Томас чувствовал, как он дрожит всем телом. Синклер не предпринимал никаких попыток вырваться из его жесткой хватки.
- Вам придется выполнить три вещи, - сказал Том. - Во-первых, положить бумажник на место. Во-вторых, пообещать мне, что больше никогда не станете этим заниматься…
- Обещаю тебе, Том, я тебе так благодарен…
- В-третьих, вы мне докажете, насколько вы мне благодарны, мистер Синклер, - продолжал Томас. - Вы немедленно выпишите на мое имя долговую расписку на пять тысяч долларов и выплатите всю сумму наличными в трехдневный срок.
- Да ты с ума сошел! - воскликнул Синклер. Крупные капли пота выступили у него на лбу.
- Хорошо, - спокойно сказал Томас. - Тогда я сейчас закричу.
- Не закричишь, могу поспорить.
- Встречаемся во вторник в баре отеля "Турейн", вечером, в одиннадцать часов. Чтобы деньги были с собой.
- Ладно, буду, - сказал Синклер так тихо, что Томас едва его услышал. Он выпустил руку. Синклер неуклюже засовывал бумажник обратно в карман. Томас следил за его движениями. Потом вытащил из кармана маленькую записную книжку, в которой записывал все свои мелкие расходы, связанные с поручениями его друзей и членов клуба, раскрыл ее на чистой странице и протянул Синклеру карандаш.
Синклер смотрел на книжку, поднесенную к самому его носу. Если сейчас он сумеет взять себя в руки и совладать со своими нервами, то просто уйдет, а если Томас расскажет о том, что видел, он, посмеявшись, отмахнется. Но все равно смеется хорошо тот, кто смеется последним. Но нервы Синклера сдали. Он взял из рук Томаса книжку и что-то нацарапал на чистой страничке. Томас, глянув на написанное, засунул книжку в карман, забрал у Синклера свой карандаш. Закрыв поплотнее дверцу ящика, он пошел наверх смотреть игру.
Минут через пятнадцать на корте появился Синклер и выиграл у своего противника все геймы подряд.
В раздевалке Томас любезно поздравил его с победой.
Он пришел в бар отеля "Турейн" без пяти одиннадцать. Все как полагается: в костюме, белой рубашке с накладным воротничком, в галстуке. Сегодня ему хотелось побыть немного джентльменом. В баре было темно, и он был заполнен посетителями лишь на треть. Томас чинно сел за стол в углу, откуда хорошо просматривалась входная дверь. Подошел официант. Томас заказал бутылку "Бадвайзера". "Пять тысяч долларов, пять тысяч долларов" - эта мысль сверлила ему мозг. Они забрали такую сумму у его отца, теперь он отнимет такую же у них. Интересно, пошел ли Синклер за деньгами к отцу, объяснил ли, для чего ему потребовалась такая крупная сумма? Скорее всего - нет. Вероятно, у самого Синклера-младшего свой счет в банке, он может снять со счета пять тысяч долларов за какие-то десять минут. Томас лично ничего против Синклера не имел. Приятный, воспитанный молодой парень, с милыми, дружелюбными глазами, мягким голосом, изысканными манерами. Иногда он давал ему полезные советы, как делать укороченный удар в теннисе. Если в клубе узнают, что он клептоман, то все, - его карьере конец! Такова в этой стране система.
Томас потягивал пиво, не спуская глаз с двери. Три минуты двенадцатого. Дверь отворилась. В бар вошел Синклер. Он вглядывался в темную глубину салона. Томас встал, чтобы тот его заметил. Синклер подошел к его столику.
- Добрый вечер, сэр! - вежливо поздоровался Том. - Что будете пить? - осведомился Томас у него, когда подошел официант за заказом.
- Виски с содовой, - ответил Синклер со своим вежливым гарвардским выговором.
- Еще один "Бад", пожалуйста, - заказал Том.
Они несколько минут сидели молча, рядышком, на одной банкетке. Синклер барабанил пальцами по крышке стола, внимательно оглядывая зал.
- Ты часто приходишь сюда? - спросил он.
- Время от времени.
- Здесь бывают члены нашего клуба. Ты видел кого-нибудь?
- Нет, не приходилось.
Подошел официант, поставил перед ними выпивку. Синклер жадно глотнул из своего стакана.
- Хочу сообщить для твоего сведения, - сказал он. - Я ворую деньги не потому, что в них нуждаюсь.
- Знаю.
- Я болен. Я - больной человек, - признался Синклер. - Это - болезнь. Мне надо к психиатру.
- Очень правильное решение, - поддержал его Том.
- И ты со спокойной совестью требуешь от меня деньги, зная, что перед тобой больной человек?
- Да, сэр, - ответил Томас. - Да, смею вас заверить.
- Выходит, что ты крутой сученыш, так?
- Думаю, вы правы, сэр.
Синклер, распахнув пальто, полез во внутренний карман, извлек оттуда длинный, толстый пакет, положил его на банкетку между ним и Томасом.
- Вот деньги. Не трудись пересчитывать, не нужно.
- Уверен, что вся сумма здесь целиком, - спокойно ответил Томас. Он сунул конверт в боковой карман.
- Так я жду, - сказал Синклер.
Томас вытащил расписку, положил ее на столик. Синклер, бросив на нее короткий взгляд, разорвал ее, отправив маленькие клочки в пепельницу. Потом встал.
- Спасибо за выпивку. - Он пошел мимо стойки бара к двери - красивый молодой человек, образец тонкого воспитания, элегантной светскости, хорошего образования. Ясно, что удача зациклилась на нем.
Томас, глядя ему вслед, допил пиво. Заплатив за выпивку, вышел в холл и заказал номер на одну ночь. Там, наверху, заперев дверь на ключ и опустив ставни, он пересчитал деньги. Вся сумма в стодолларовых банкнотах, все новенькие. А если они меченые? - мелькнула у него в голове тревожная мысль. Трудно сказать.
Он проспал всю ночь один, как король, в двуспальной широкой кровати, а утром позвонил в клуб и сказал Доминику, что ему нужно срочно уехать в Нью-Йорк по семейным делам. Вернется не раньше понедельника, и то вечером. За все время работы в клубе он не брал ни одного выходного, так что Доминик не стал возражать. Но отпустил его только до понедельника.
Моросил нудный дождь, когда поезд медленно вползал под своды вокзала, и эта печальная серая изморось совсем не красила Порт-Филип. Томас, выйдя из вокзала, пришел к выводу: нет, здесь ничего не изменилось. Он не захватил с собой пальто, и пришлось поднять воротник пиджака, чтобы мелкие капли не проникали за ворот.
Вокзальная площадь тоже ничуть не изменилась. Правда, "Порт-Филипский дом" отремонтировали, а большой радиотелевизионный магазин в новом, сложенном из желтого кирпича высотном здании рекламировал распродажу переносных радиоприемников. От реки до него доносился знакомый запах. Том запомнил его на всю жизнь.
Он, конечно, мог взять такси, но после года отсутствия решил все же пройтись пешком. Улицы родного города должны как-то подготовить его, но вот к чему, он не знал, не был до конца уверен.
Томас миновал автобусную станцию. Вспомнил свою последнюю поездку с Рудольфом. "От тебя несет, как от дикого животного".
Прошел мимо универсального магазина Бернстайна, места встреч сестры с Теодором Бойланом. Он вспоминал. "Голый мужчина в гостиной". "Пылающий на холме крест". Счастливые воспоминания детства. А вот и их школа. Возвратившийся с войны пожелтевший от малярии солдат, меч самурая, его рассказ о том, как он отрубил голову япошке, как хлестала потоком кровь из отрубленной головы.
Вот церковь Святого Ансельма, где проповедует дядя Клода Тинкера. "По Божьему соизволению его не заметили".
Он свернул на Вандерхоф-стрит. Дождь усилился. Он потрогал на груди выпирающий комок - конверт с деньгами. Их улица изменилась. Появилось какое-то квадратное, похожее на тюрьму здание, в котором разместилась, по-видимому, фабрика. Некоторые старые магазинчики обнесены дощатыми заборами, а на витринах других он читал совсем незнакомые ему имена владельцев.
Он шел, опустив глаза, чтобы в них не попадала дождевая вода, и когда наконец вскинул голову, то от удивления замер. Что за чепуха! Он был ошарашен. На том месте, где когда-то была их пекарня, их дом, в котором он родился, теперь возвышался громадный супермаркет с тремя этажами квартир над ним. Он читал вывески на витринах: "Деликатесы на сегодня", "Ребрышки для жаркого", "Бараньи лопатки". Большие двери магазина то и дело открывались и закрывались, и из них то выходили, то входили в них женщины с сумками для покупок.
Томас стоял на тротуаре, зорко вглядываясь через витрины внутрь. Девушки-кассиры отсчитывают сдачу. Ни одну из них он не знал. Может, войти? Какой смысл? Ведь он здесь не для того, чтобы купить "ребрышки для жаркого", или "бараньи лопатки".
В полной растерянности он шел вниз по улице. Стоящий по соседству гараж перестроен, на нем - новое имя владельца. Ни одного знакомого лица вокруг. Но на углу он увидел старый магазинчик Джардино "Овощи и фрукты". Он стоял на том же месте, как и много лет назад. Он вошел и терпеливо ждал, когда какая-то старуха закончит спор с миссис Джардино по поводу стручковых бобов.