V
Джордах сам испек по такому случаю пирог и внес его с кухни с торжественным, сияющим видом. На сахарной глазури горело восемнадцать свечей - семнадцать за прожитые годы и одна - за год грядущий. Они все увлеченно пели "Счастливого дня рождения тебе, наш дорогой, дорогой Рудольф!", когда раздался звонок в дверь, оборвавший песню на полуслове. Дверной звонок никогда не трезвонил в доме Джордахов, потому что к ним никто не ходил, а почтальон бросал письма в щель.
- Кого там, черт подери, принесло! - возмутился Джордах. Он обычно своеобразно реагировал на подобные сюрпризы: инстинктивно сжимал кулаки, словно ничего другого не ожидал, кроме нападения на себя.
- Пойду посмотрю, - сказала Гретхен. Ей вдруг на какое-то мгновение пришла мысль, что там внизу, у двери, стоит Бойлан, а его "бьюик" припаркован перед их лавкой. Да, он вполне способен на такое безумство. Она побежала вниз по лестнице, а Рудольф тем временем задул свечи. Как хорошо, что она так чудесно выглядит: принарядилась, сделала прическу. Пусть этот Бойлан плачет и рыдает, потому что больше ему ничего не обломится.
Она открыла дверь. За ней стояли двое мужчин. Она их знала обоих: мистер Тинкер со своим братом Джоном Тинкером - священником. Она знала мистера Тинкера по работе на кирпичном заводе. Все знали отца Джона Тинкера - крупного, похожего на неуклюжего медведя, краснорожего мужчину, который смахивал больше на портового грузчика, чем на священника. По-видимому, он сильно ошибся при выборе профессии.
- Добрый день, мисс Джордах, - сказал Джон Тинкер, снимая шляпу. Голос у него был тихий, а на его продолговатом дряблом лице такое выражение, словно он только что нашел в церковной книге ужасную, непростительную ошибку.
- Хелло, отец Тинкер, - отозвалась Гретхен.
- Надеюсь, мы вам не помешали, - церемонно сказал мистер Тинкер еще более церковным голосом, чем у своего рукоположенного братца. - Нам нужно поговорить с вашим отцом. Он, надеюсь, дома?
- Да, дома, - ответила Гретхен. - Не угодно ли войти… подняться к нам… мы, правда, сейчас обедаем… но…
- Может, лучше вы попросите его спуститься к нам, дитя мое, - сказал священник. У него был приятный, густой голос, который наверняка вызывал доверие к нему со стороны женщин. - Нам необходимо с ним наедине обсудить одно очень важное дело.
- Сейчас позову его, - сказала Гретхен.
Мужчины вошли в темный коридор, закрыв за собой дверь, словно не хотели, чтобы их кто-то увидел с улицы. Гретхен щелкнула включателем - неудобно оставлять джентльменов в темноте.
Она торопливо стала подниматься по лестнице, уверенная в том, что братья Тинкеры сейчас не отрывают взора от ее стройных ног.
Гретхен вошла в гостиную. Рудольф резал ножом испеченный отцом пирог. Все испытующе посмотрели на нее.
- Что, черт подери, все это значит? - возмущался Джордах.
- Там, внизу, мистер Тинкер, - сказала Гретхен. - Со своим братом, священником Джоном Тинкером. Они хотят поговорить с тобой, па.
- Ну, почему ты их не пригласила сюда? - Джордах, взяв из рук Рудольфа тарелочку с большим куском пирога, впился в него зубами, откусив сразу чуть ли не половину.
- Они отказались. Говорят, им нужно обсудить с тобой какое-то очень важное дело наедине.
Том, облизывая языком зубы, издал чмокающий звук, словно пытался извлечь застрявшую там крошку.
Джордах отодвинул свой стул.
- Боже праведный, - вздохнул он. - Еще и священник! Неужели эти негодяи не могут оставить в покое человека даже в воскресенье? - Он, встал, вышел из комнаты. Все слышали, как он, прихрамывая, тяжело спускался по лестнице к непрошеным гостям.
Джордах даже не поздоровался с джентльменами, ждавшими его в тускло освещенном коридоре.
- Что, черт подери, может быть настолько серьезным, чтобы отрывать рабочего человека от воскресного обеда? О чем это вы хотите поговорить?
- Мистер Джордах, - сказал Тинкер. - Нельзя ли нам поговорить в таком месте, где бы нас не слышали?
- А чем вас не устраивает коридор? - загремел Джордах, стоя на последней ступеньке лестницы, все еще пережевывая громадный кус. В коридоре пахло гусятиной.
Тинкер посмотрел вверх:
- Не хотелось, чтобы нас кто-нибудь услышал.
- Насколько я понимаю, - сказал Джордах, - нам нечего сказать друг другу такого, чего не может слышать весь этот проклятый город. Я вам ничего не должен, вы мне - тоже. - Но все же сошел с последней ступеньки и вывел их на улицу, открыл входную дверь в пекарню ключом, с которым никогда не расставался.
Все трое вошли в пекарню, где единственное большое окно было закрыто брезентовой шторкой по случаю воскресенья.
VI
Наверху Мэри Джордах ждала, когда закипит кофейник. Рудольф беспокойно поглядывал на часы: как бы не опоздать на свидание с Джули. Томас развалился на стуле, напевая что-то неразборчивое себе под нос и отбивая ритм вилкой по своему бокалу.
- Прекрати, прошу тебя, - попросила мать. - У меня заболит голова.
- Извини, - сказал Томас. - В следующий раз для своего концерта приготовлю трубу.
Никакого сладу с ним, с раздражением подумала Мэри Джордах, не может быть вежливым ни секунды.
- Ну что они там делают? - недовольно ворчала она. - В кои веки у нас семейный обед. - Она с выражением обвинителя резко повернулась к Гретхен. - Ты работаешь вместе с мистером Тинкером, - сказала она. - Может, ты там чем-то отличилась?
- Может, они обнаружили, что я стащила кирпич? - насмешливо предположила Гретхен.
- Ну ни одного дня в этой семье никто не может продемонстрировать свою вежливость! - обиделась мать. Она пошла на кухню за кофе. По ее опущенной, сутулой спине казалось, что вот идет воплощение женского мученичества.
На лестнице послышались тяжелые шаги Джордаха. Он вошел в гостиную с абсолютно ничего не выражающим лицом.
- Том, - сказал он, - спустись в пекарню.
- Мне не о чем говорить с Тинкерами, - возразил Томас.
- Они хотят что-то тебе сказать. - Джордах повернулся и снова стал спускаться с лестницы. Томас недоуменно пожал плечами. Он то одной, то другой рукой вытягивал себе пальцы. Обычный его жест перед дракой. Встал, пошел вслед за отцом.
Гретхен нахмурилась.
- Не знаешь, что все это значит? - спросила она Рудольфа.
- Должно быть, какая-то неприятность, - мрачно ответил он.
Он понимал, что на свидание к Джулии теперь обязательно опоздает.
VII
В пекарне на фоне голых пустых полок и прилавка с мраморной крышкой черного цвета оба Тинкера - один в темно-синем костюме, а второй в блестящей черной сутане священника - были похожи на двух воронов, принесших с собой беду.
Все же я его убью, это точно, подумал Томас.
- Добрый день, мистер Тинкер, - сказал он, одаривая его своей невинной детской улыбочкой. - Добрый день, отец!
- Сын мой, - напыщенно, с важным видом произнес священник.
- Вот скажите ему сами, скажите то, что рассказали мне, - вмешался Джордах.
- Нам все известно, - сказал священник. - Клод признался во всем своему дяде, что вполне естественно, на мой взгляд, и верно. Признания влекут за собой покаяние, а покаяние - прощение.
- Поберегите этот ваш вздор для воскресной школы, - раздраженно бросил Джордах. Он прижался спиной к двери, словно намеревался никого не выпускать из пекарни.
Томас молчал. На его лице появилась едва заметная вызывающая улыбочка, такая, которая играла у него на губах всякий раз перед дракой.
- Надо же! Зажечь на холме крест, - возмущался священник, - в такой день, день, который посвящен памяти наших славных парней, павших в боях, в такой день, когда я читал торжественную мессу за упокой их душ у алтаря в своей церкви, и это несмотря на все испытания, нетерпимость, через которые пришлось пройти нам, католикам, несмотря на постоянно предпринимаемые нами усилия, чтобы к нам достойно, как к таким же людям, относились наши заблудшие соотечественники, и вот вам, пожалуйте, такой подлый акт, совершенный кем бы вы думали? Двумя католиками! - Он печально покачал головой.
- Мой сын не католик, - поправил его Джордах.
- Но его отец и мать рождены в лоне католической церкви, - возразил священнослужитель. - Я навел предварительно справки.
- Ты это сделал или не ты? Признавайся! - взорвался Джордах.
- Я, - признался Том. Ах, этот сукин сын, трус с желтой кожей, этот негодяй Клод!
- Ты отдаешь себе отчет, сын мой, в том, - продолжал священник, - что случится с твоей семьей и семьей Клода, если только кто-нибудь узнает, кто поставил на горе этот крест и кто его зажег?
- Нас изгонят из города, - сказал взволнованный мистер Тинкер, - вот что произойдет с нами. В этом не может быть никаких сомнений. Твой отец не сможет продать ни одной буханки хлеба в этом городе, понимаешь? Население все припомнит: что вы - иностранцы, немцы по происхождению, даже если бы вам и очень хотелось, чтобы они забыли сей прискорбный факт.
- Ах, ради бога! - воскликнул Джордах. - Опять все эти красные, белые, голубые, серо-буро-малиновые…