- Разве ты не видела его фотографию в журнале "Лук"? Он теперь знаменитость, его знает вся Америка. По меньшей мере, на одну неделю.
- Ах, это, - вспомнила Гретхен.
Журнал поместил статью под заголовком "Десять молодых, не достигших сорока, политиков, подающих большие надежды" и две фотографии Рудольфа, одна с Джин в гостиной их дома, а на второй он сидит за своим письменным столом в городской мэрии. В статье подробно рассказывалось о привлекательном молодом мэре с красивой, молодой и богатой женой, который стремительно идет вверх в республиканских кругах. Умеренный либерал, энергичный администратор, он не был еще одним оторванным от жизни политиком-теоретиком и никогда в своей жизни зря не получал жалованье. Реформировал городскую управу, способствовал развитию жилищного строительства, прижал промышленные предприятия, загрязняющие окружающую среду, посадил за решетку бывшего шефа полиции и трех полицейских за взятки, поднял вопрос о выпуске облигаций для создания новых школ, стал влиятельным попечителем университета Уитби, ввел в нем совместное обучение. Дальновидный реформатор, он провел успешный эксперимент с закрытием центра города для движения транспорта по воскресеньям и вечерами в будни, чтобы жители могли, не нервничая, спокойно прогуливаться по проезжей части улиц, делая покупки в центральных магазинах, превратил газету "Сентинел", владельцем которой стал, в пропагандистский центр, где регулярно публикуют острые, разоблачительные статьи о проблемах как местного, так и общенационального значения, и его газета не раз получала награды как лучший орган среди печатных изданий в городах с населением менее пятидесяти тысяч; произнес зажигательную речь на съезде мэров Америки в Атлантик-Сити, заслужившую восторженные аплодисменты; был принят в Белом доме вместе с группой лучших мэров страны.
- Когда читаешь эту статью, - сказала Гретхен, - складывается впечатление, что он сделал в Уитби все, что только возможно, кроме разве воскрешения мертвых. По-видимому, ее писала журналистка, безумно влюбленная в него. А мой братец умеет очаровывать, этого у него не отнимешь.
Эванс засмеялся:
- Как вижу, ты не позволяешь родственным узам влиять на твое беспристрастное мнение о родных и близких.
- Мне просто хочется надеяться, что мои родные и близкие не станут принимать всерьез всю чушь, которую о них пишут.
- Да, дорогая, твоя острая стрела попала в цель, - сказал Эванс. - Сейчас же пойду домой и сожгу там все альбомы с газетными вырезками о себе. - Он поцеловал на прощание прежде Иду, потом Гретхен и сказал ей:
- Заеду за тобой в отель в семь вечера в воскресенье.
- Буду ждать, - ответила она.
- Ухожу, чтобы в одиночестве провести сегодняшний вечер, - театрально сказал он, направляясь к двери и потуже затягивая на ходу пояс белого плаща вокруг тонкой талии - молодой "двойной" агент, играющий свою опасную роль в малобюджетном кино.
Гретхен отлично знала, каким "одиноким" будет его вечер и весь уик-энд. У него было еще две любовницы в Нью-Йорке. Она об этом прекрасно знала.
- Никогда толком не могу решить, кто он на самом деле - ничтожество или гений! - сказала Ида.
- Ни то ни другое, - ответила Гретхен, просматривая не понравившийся ей эпизод снова, чтобы понять, можно ли с ним что-нибудь сделать.
В шесть тридцать в монтажную вошел Рудольф, подающий надежды политик, в темно-синем плаще и бежевой хлопчатобумажной шляпе от дождя. Из соседней комнаты сюда долетал грохот мчащегося по рельсам поезда, а где-то в глубине холла оркестр в расширенном составе исполнял увертюру к симфонии П. И. Чайковского "1812 год". Гретхен перематывала свой кусок, и диалоги вдруг превратились в свистящую, громкую неразбериху.
- Боже, - воскликнул Рудольф. - Как можно выносить такую какофонию?
- Эти звуки ласкают мой слух, - сказала Гретхен. Закончив перемотку, она отдала бобину Иде. - А теперь немедленно отправляйся домой, - сказала она ей.
Если за Идой не следить, то, когда у нее не было вечером свидания, она вполне могла просидеть в монтажной до десяти или одиннадцати вечера. Ида ненавидела праздность и ничегонеделание.
Они с Рудольфом спустились вниз на лифте, вышли на Бродвей, но он пока не поздравил ее с днем рождения. Гретхен не хотела напоминать ему об этом. Рудольф нес ее небольшой чемоданчик, который Гретхен захватила на уик-энд. Дождь все еще шел, а такси нигде не было видно. Они пошли пешком к Парк-авеню. Утром дождя не было, и она не захватила зонтик. Когда они наконец дошли до Шестой авеню, она вымокла вся насквозь.
- Этому городу требуется еще тысяч десять такси, - сказал Рудольф. - Какое безумие - жить в громадном городе и мириться с их нехваткой.
- Энергичный администратор, умеренный либерал, дальновидный реформатор…
- А, я вижу, ты прочитала статью, - засмеялся он. - Какой вздор! - Но ей показалось, что все же он очень доволен.
Когда они вышли на Пятьдесят вторую улицу, дождь припустил еще сильнее. Перед клубом "21" Рудольф остановился:
- Давай где-нибудь укроемся, чего-нибудь выпьем. Швейцар позже найдет нам такси.
Ей не хотелось заходить в такое заведение, как "21", с мокрыми волосами, с заляпанными сзади грязью чулками, со значком на отвороте пальто "Запретим ядерную бомбу!", но Рудольф уже подошел к двери.
У двери стояли четверо или пятеро служащих - гардеробщицы, менеджеры и метрдотель. Все они дружно поздоровались с Рудольфом:
- Добрый вечер, мистер Джордах, - и некоторые долго трясли ему руку.
С волосами, конечно, сейчас уже ничего не сделаешь, да и с чулками тоже, поэтому Гретхен не пошла в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок, а сразу прошла вместе с Рудольфом к стойке бара. Они не собирались здесь ужинать и поэтому не стали заказывать столик. Устроились в дальнем конце стойки, где никого не было. У входа в бар за столиками сидели мужчины с гудящими, как у рекламных агентов, голосами, которые, конечно, не собирались запрещать атомную бомбу, и женщины, пользующиеся косметикой фирмы "Элизабет Арден", которые, судя по их виду, никогда не имели проблем с такси.
- Ты сильно рискуешь погубить здесь свою репутацию, - сказала Гретхен. - Приводишь сюда женщину в таком ужасном виде.
- Они видели и похуже, - пошутил Рудольф. - Значительно хуже.
- Большое тебе спасибо, братец.
- Я неудачно выразился, - серьезно сказал Рудольф. - На самом деле ты очень красивая женщина.
Но она не чувствовала себя красивой. Она лишь чувствовала, что промокла, что она потрепанная, старая, уставшая, легкоранимая женщина.
- Сегодня вечером я намерена жалеть себя, - сказала она. - Не обращай внимания. Как там Джин?
Вторая беременность Джин закончилась выкидышем, она тяжело это переживала. Когда Гретхен с ней встречалась, Джин ей казалась такой подавленной, такой далекой и отрешенной. Она вдруг обрывала беседу на полуфразе, поднималась из-за стола и уходила в другую комнату. Забросила свои занятия фотографией и, когда однажды Гретхен спросила, собирается ли она к ним вернуться, только печально покачала головой.
- Джин? - переспросил Рудольф. - Ей уже лучше.
К ним подошел бармен, и Рудольф заказал для себя виски, а Гретхен - мартини.
Подняв свой стакан, он сказал:
- С днем рождения!
Оказывается, он не забыл.
- Не будь таким милым со мной, - попросила она его. - Иначе я расплачусь.
Вытащив из кармана продолговатую коробочку, он положил ее на стойку перед ней.
- Ну-ка, примерь!
Она открыла коробочку с названием фирмы "Картье". Там лежали красивые золотые часики. Она тут же сняла с руки свои массивные металлические часы и, надев новые, защелкнула тонкую золотую цепочку. Ну вот - теперь ее время потечет в драгоценной, изысканной оправе. Единственный подарок за день. Она поцеловала Рудольфа в щеку, стараясь сдержать слезы. Нужно заставить себя изменить мнение о нем, подумала она, заказав себе еще один мартини.
- Ну, какие еще у тебя трофеи за сегодняшний день? - шутливо спросил Рудольф.
- Никаких.
- Ну а Билли звонил? - словно невзначай спросил он.
- Нет, не звонил.
- Пару дней назад я столкнулся с ним в студенческом городке, напомнил ему о твоей дате.
- Он, наверное, ужасно занят, - заступилась Гретхен за сына.
- Может, ему не понравилось мое напоминание, - предположил Рудольф. - К тому же он недолюбливает своего дядюшку Рудольфа.
- Он вообще всех недолюбливает, - сказала Гретхен.
Билли поступил в университет Уитби. Окончив среднюю школу в Калифорнии, он заявил ей, что собирается поступать в колледж на востоке страны. А Гретхен в глубине души надеялась, что он поступит в Лос-Анджелесский университет или в университет Южной Калифорнии, чтобы он по-прежнему жил с ней, дома. Но Билли недвусмысленно дал ей понять, что его это не устраивает. Он не хочет больше жить дома. Хотя он был довольно умным и способным юношей, но не любил перенапрягаться, и отметки его были не настолько высокими, чтобы его приняли в какое-нибудь престижное учебное высшее заведение на востоке США.