Пришлось встать и выпить таблетку снотворного. Утром она выбросила всю эту чушь из головы, и стыд, испытанный ею ночью, прикрыла невинная маска нарастающего дня. Покачав головой, она выдвинула ящик, набитый ее трусиками и лифчиками. Если начнешь об этом размышлять, подумала она, то какое все же лицемерное, хотя на первый взгляд и безобидное слово - "трусики", какое по-детски обманчивое, а на самом деле они прикрывают на теле место, отчаянно охваченное похотью. "Корсет" - куда более подходящее, хотя оно, конечно, устарело. Гретхен давно не носила корсетов: школа Бойлана.
Снова зазвонил телефон, звонил упорно, настойчиво, но она, не обращая на него внимания, быстро одевалась. Бросив короткий взгляд на свои вещи, висевшие в стенном шкафу, выбрала простой строгий темно-синий костюм.
К чему афишировать яркими нарядами свою миссию? Чем лучше спрячешь свое розоватое, красивое тело, тем больше его оценят, когда оно предстанет перед взором во всей своей наготе. Она щеткой пригладила свои прямые, распущенные, достающие ей до плеч волосы. Какой у нее широкий, низко посаженный лоб, такой чистый, спокойный, ни морщинки, - а сколько за ним скрыто вероломства и тревожных сомнений.
Гретхен не нашла такси и решила ехать в верхний город на метро. Сейчас самое главное - сесть на поезд, следующий до Куинса, потом пересесть на другой, до Ист-Сайда, доехать до Пятьдесят третьей улицы. Персефона, выходящая из царства мертвых в период расцвета любви.
Она вышла на Пятой авеню, пошла дальше пешком по улице, освещенной осенним солнцем. Ее строгая, стройная фигура в темно-синем костюме отражалась в блестящих витринах магазинов. Интересно, подумала она, сколько женщин прогуливались по авеню с той же миссией, что и она, выставляли напоказ свою красоту с хитроватым выражением на лице, зная о надежном противозачаточном колпачке, расположенном в своем месте.
Она повернула на Ист-Сайд, к Пятьдесят пятой улице, прошла мимо "Сент-Риджиса", вспоминая одну брачующуюся пару неким летним вечером: она в белой фате, под руку с молодым лейтенантом. В городе - определенное количество улиц. Никуда от них не скроешься. Вот они, последствия урбанистической географии.
Она посмотрела на часы. Без двадцати два. У нее еще в запасе целых пять минут. Так что можно пойти медленнее и прийти спокойной и сдержанной.
Колин Берк жил на Пятьдесят шестой улице между Мэдисон-авеню и Парк-авеню. Еще один отголосок прошлого. На этой улице она однажды была на вечеринке, с которой сбежала. Разве можно упрекать человека за то, что он снял квартиру, не считаясь с мрачными воспоминаниями своей будущей любовницы и не съехал с нее до внесения платы за первый месяц?
Она вошла в знакомый белый вестибюль, позвонила. Сколько раз, сколько дней она нажимала на этот звонок? Двадцать? Тридцать? Шестьдесят? Когда-нибудь она посчитает. Загудел зуммер на замке, дверь открылась, она вошла в лифт и поднялась на четвертый этаж.
Он ждал ее на пороге в пижаме и халате, стоя на полу голыми ногами. Они торопливо поцеловались. К чему такая спешка? К чему?
В большой гостиной царил беспорядок: на кофейном столике - остатки завтрака и опорожненная половина чашечки кофе среди папок с пьесами. Берк - режиссер театра и жил по-театральному богемной жизнью, редко ложился спать раньше пяти утра.
- Может, чашечку кофе? - предложил он.
- Спасибо, не нужно, - ответила Гретхен. - Я только что пообедала.
- Ах, эта упорядоченная жизнь, - вздохнул он. - Можно только позавидовать. - В его голосе прозвучала мягкая ирония.
- Завтра утром приходи ко мне и посмотри, как я буду уговаривать моего Билли съесть баранью отбивную. Вот тогда и позавидуешь.
Берк никогда не видел ее сына, никогда не встречался с ее мужем, никогда не был у них дома. Она встретила его на официальном завтраке с одним из издателей журнала, где она иногда печаталась. Берк хотел, чтобы она написала статью о нем, так как она однажды обмолвилась, что ей понравилась поставленная им, Кевином, пьеса. Тогда на обеде он ей не понравился. Слишком задиристый, слишком самоуверенный догматик. Статью она так и не написала, но спустя три месяца, после нескольких случайных встреч, она отдалась ему, трудно объяснить почему: то ли из похоти, то ли от скуки, то ли от безразличия, то ли на нервной почве. Может, это был несчастный случай?.. Теперь она уже не анализировала подвигшие ее на это причины.
Берк стоя потягивал из чашечки кофе, наблюдая за ней через ее краешек своими темно-серыми глазами из-под пушистых, грозно сдвинутых черных бровей. Ему тридцать пять, коротышка, ниже даже, чем она. (Неужели всю свою жизнь я обречена любить невысоких мужчин?) На его тонком, напряженном лице с колючим кустиком бородки угадывался мощный интеллектуальный запал, оно говорило о его прямолинейности и большой внутренней силе, - это заставляло собеседников забывать о его малом росте. Он был человеком настроения, часто бывал резок в общении даже с ней, его постоянно терзали сомнения как в своем несовершенстве, так и несовершенстве других; легко обижался и порой исчезал на несколько недель, не сказав ни единого слова. Он был в разводе и считался донжуаном. В самом начале их романа, когда они впервые встретились, она чувствовала, что нужна ему лишь для удовлетворения самых простых и очевидных потребностей, но теперь, глядя на этого стройного, голоногого, низенького человека в мягком темно-синем халате, она уже не сомневалась, что любит его, что больше ей никто не нужен, и она готова пойти на любые жертвы только ради того, чтобы всю свою жизнь быть рядом с ним.
Вчера вечером, когда она сказала брату, что хочет спать с одним мужчиной, а не с десятком, она имела в виду его, Берка. На самом деле после того, как она переспала с ним, она больше не занималась любовью ни с кем, кроме его одного, если не считать тех нечастых случаев, когда Вилли под наплывом ностальгической нежности залезал к ней в кровать, - не дающие полного счастья мимолетные примирения, почти забытые привычки уходящей любви.
Однажды Берк спросил ее, спит ли она еще со своим мужем, и она сказала ему правду. Она даже призналась, что это доставляет ей удовольствие. Для чего ей лгать ему, этому единственному мужчине из всех, которых она знала, которому она могла выложить все, что придет ей в голову. Он признался, что после их первой встречи он больше не спал ни с одной другой женщиной, и она знала, что он ей не лжет.
- Красавица Гретхен, - сказал он, отрывая чашку от губ, - дивная Гретхен, славная Гретхен. О боже! Если бы ты каждое утро только входила ко мне с подносом в руках, с приготовленным завтраком! Как было бы замечательно!
- Эй! - воскликнула она. - Да ты, я вижу, сегодня в хорошем настроении!
- Не совсем, - ответил он. Поставив чашку на столик, он подошел к ней, и они обнялись. - Впереди у меня кошмарный день. Час назад мне позвонил агент - меня ждут в Нью-Йоркской конторе "Коламбиа Пикчерз" в два тридцать. Мне предлагают поехать на Запад и снять фильм. Я пару раз звонил тебе, но никто не подходил.
Да, на самом деле, вспомнила она. Телефон звонил, когда она вошла к квартиру, когда одевалась. "Люби меня завтра, а сегодня - увы", спасибо тебе, "Америкэн телефон энд телеграф компани". Но, увы, завтра класс Билли не пойдет в музей и тем самым не развяжет ей руки до пяти вечера. Обычно она должна быть у школы в три. Любовь по школьному расписанию.
- Я слышала звонки, - призналась она, отстраняясь от него. - Но не снимала трубку. - Она рассеянно закурила сигарету. - Я думала, ты собираешься ставить в этом году какую-то пьесу.
- Ну-ка брось сигарету, - сказал Берк. - Когда плохому режиссеру нужно показать, что между двумя персонажами отношения становятся напряженными, он заставляет их закурить.
Она, засмеявшись, погасила сигарету.
- Пьеса пока не готова. И, если судить по тому, как идет ее переделка, то не будет готова и к следующему году. Почему у тебя такой печальный вид?
- Вовсе не печальный, - возразила она. - Просто со мной обошлись грубо, мне хотелось любви, и я сильно разочарована.
Теперь улыбнулся он.
- Да, знаменитый дерзкий язычок Гретхен, - сказал он. - А сегодня вечером? Не сможешь?
- Вечера исключены. Ты и сам об этом прекрасно знаешь. Зачем афишировать наши отношения? Мне бы этого не хотелось. "Да и Вилли. Он непредсказуем, - подумала Гретхен. - Может приходить домой к обеду, что-то весело насвистывая, две недели подряд". - Ну а картина? Интересная?
- Может быть. - Он пожал плечами, поглаживая свою иссиня-черную бородку. - А может, просто стенания шлюхи - и такое тоже может быть. Честно говоря, мне сейчас нужны деньги.
- Но в прошлом году ты поставил хит, - возразила она, понимая, что не должна давить на него, но все равно против своей воли сказала.
- Мой банк в истерике, разрывается между дядей Сэмом и алиментами, - скорчил он кислую мину. - Линкольн, как известно, сделал доброе дело, освободив рабов в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, но почему-то забыл про женатых мужчин. Выходит, любовь, как и все и везде сейчас, подвластна Налоговому управлению. Мы заключаем друг друга в объятия в перерывах между заполнением налоговых деклараций.
- Тебе бы следовало познакомиться с братом и его приятелем Джонни Хитом. В налоговом законодательстве они чувствуют себя как рыба в воде. Знают наперечет все возможные удержания, скидки, сбавки.