Он был настолько подавлен этим свалившимся на него то ли горем, то ли счастьем, что я не осмелился съязвить на тему, согласны ли будут его обе предполагаемые жены делить одного мужа? Интересно, что западный человек в такой ситуации обязательно обсуждал бы вопрос, бросить ли ему жену с детьми или нет, а у этого татарина даже в мыслях такого не было. Восток - дело тонкое! Он уехал, и больше я с ним не встречался, посему и не знаю, как он выпутался из этой ситуации.
Из понятных нам обычаев я бы отметил уважение к старшим. Не то что мы, русские, старших не уважаем, но у Востока в этом отношении пример можно брать смело. Как-то я должен был лететь в Москву вместе с Есимхановым, бывшим секретарем райкома, а после развала Союза каким-то районным начальником (пусть он меня простит, но я уже этих подробностей не вспомню). Между прочим, по национальности он был бату, т. е. прямым потомком Чингиз-хана, двадцать восьмым коленом его старшего сына Джучи. Договорились мы с ним ехать в аэропорт Павлодара на моей машине, и он для начала прилично опоздал к условленному времени еще в Ермаке. А я мнительный, вечно боюсь опоздать на самолет или поезд, поэтому уже начал нервничать. Есимханов, наконец, пришел, извинился, и мы поехали, но в Павлодаре он вдруг настаивает заехать к его родителям. Мы и так едем "впритык", я нервничаю, предлагаю ему заехать на обратном пути, но он невозмутимо заявил, что на обратном пути само собой, но нужно заехать и сейчас, поскольку для него невозможно проехать мимо дома родителей и не зайти к ним. Пришлось остановиться. Не было его минут двадцать, я сидел как на иголках, но, в общем-то, по своей вине - на самолет мы успели. Интересно то, что родители Есимханова оказались русскими, точнее, это были его приемные родители, которые воспитали его после того, как он остался сиротой. Его, как я понял, это не волновало, традиции казахов требовали по отношению к старшим соблюдать подобный этикет и он его соблюдал.
Приходилось слышать от казахов и о большой власти стариков - аксакалов. "Если старики скажут, то мы сделаем", - говорили они, и, судя по всему, так оно и бывает. Но нужно сказать, что такой авторитет аксакалов зиждется не на их старости, а на том, что старики заботятся не о себе, а о детях и внуках, посему и голос их весом. Так что уважение к старшим основано на заботе старших о будущих поколениях, и если мы хотим, чтобы и у нас были такие же отношения, то наши старшие сначала обязаны доказать, что их есть за что уважать.
Что касается остальных народов, то в Ермаке были представители всех национальностей СССР, и я бы, пожалуй, смог это доказать, если бы в те годы меня интересовала национальность моих земляков. Об этом узнавал как-то попутно, поскольку родным языком у всех был русский и все вели себя одинаково. Много было немцев, поскольку их сюда выселяли с Поволжья в начале Великой Отечественной, были финны, поляки, грузины, армяне, азербайджанцы, ингуши, мордва и т. д. и т. п. Для жизни и работы это никакого значения не имело, к примеру, сейчас странно, но я совершенно не представляю, кем был по национальности Женя Лейбман при такой еврейской фамилии. Мы были в хороших отношениях, хотя он был старше меня и по годам, и по должности, мы неоднократно вместе пили, а я так и забыл его об этом спросить. Что же касается Друинского, то о том, что он еврей, я узнал сразу, но не помню от кого, потом как-то в разговоре Михаил Иосифович посетовал, что с войны пристало к нему имя Миша, хотя он по паспорту Моисей. О том, что мой товарищ Гриша Чертковер еврей, я узнал задолго до того, как мы подружились и даже познакомились по той простой причине, что Григорий хороший хирург, а город знал всех своих врачей - в маленьком городе врачи, особенно хорошие, всегда на виду. Помню, что мы с ним познакомились в плавательном бассейне - повиснув на поплавках, разделяющих дорожки, мы быстро перешли к любимой теме - ругали КПСС. Выяснилось, что наши отцы - фронтовики, мой вступил в партию под Сталинградом в начале 1943 года, и мы с Григорием решили, что тоже вступим в партию, когда немцы будут под Сталинградом. После этого уже останавливались при встрече, чтобы поболтать, а потом сдружились и семьями.
Должен вспомнить и еще одного еврея, хотя он этого и не заслуживает. Стерлось в памяти, как мы с ним познакомились, поскольку он работал на ГРЭС, а его жена стоматологом. Фамилии не помню, а звали его Леонид Ильич, это забыть трудно. Мы с моей женой еще жили в общаге, ожидая, когда освободится однокомнатная квартира, которая бы понравилась Люсе, посему гостей пока не принимали, сами же несколько раз были в гостях у Леонида Ильича и его Ирины. В целом это были приятные, умные и общительные молодые люди, даже, по-моему, на год или два младше нас. Но вот как-то Ленька хвастается, что у него такая хорошая работа, что он всю ночную смену может проспать на своем столе. Я этого никогда не понимал, по мне работа, на которой нет работы, это отвратительная работа - это бесцельное уничтожение времени своей жизни. А потом, когда я дал Леньке понять свое диссидентское, так сказать, нутро, он вдруг под большим секретом разоткровенничался. Выяснилось, что они уже подали документы на выезд из СССР, но пока об этом молчат, как я понимаю, чтобы не попасть в моральную изоляцию, поскольку для большинства людей они немедленно стали бы предателями. Я - несколько иное дело. Такое отсутствие патриотизма мне тоже было противно, но поскольку евреи выезжали в еврейское государство, то я считал, что они на это имеют право без потери чести. Ведь Израиль в те годы воевал и воевал отчаянно, и хотя Израиль боролся в целом и против СССР, но человек, собирающийся воевать за какие-то свои, пусть и неправильные, идеалы у меня вызывал (да и вызывает) уважение.
А надо сказать, что хотя у меня к тому времени были десятки, если не сотни, приятелей и знакомых евреев, но среди них не было ни одного собирающегося выехать из СССР, да и сам выезд евреев замалчивался. Посему мне было очень интересно поговорить с Ленькой и узнать подробности. И тут он признался, что ни в какой Израиль они выезжать и не думают, визу туда они оформляют для того, чтобы только выехать из СССР, а дальше в Вене они будут добиваться, чтобы им дали уехать в США. У меня на ту пору мнение о США сложилось на основе популярной тогда и чуть ли не единственной книжки "Деловая Америка", да еще запрещенного сборника (его изъяли из библиотек) "Хрущев в Америке", - это если говорить о специальной литературе и не считать художественных произведений Лондона, Генри, Твена, Драйзера, Синклера и т. д. Посему я считал, что американцы - это деловой и очень трудолюбивый народ, а посему мне было непонятно, что в США собирается делать Ленька с его мечтами о работе, на которой можно спать. Второе, что меня крайне неприятно поразило, это то, что он едет в США не по каким-то идейным соображениям, а потому, что там его ожидает большая помощь и подачки от местных евреев. ("Там к каждому празднику нам будут делать дорогие подарки", - с восторгом сообщал он.) Это уже ни в какие ворота не лезло - это уже было чистой воды предательство Родины за деньги. Тем не менее мы с женой сходили к нему на проводы, поскольку я не хотел выглядеть трусом, и, собственно, мы были единственными, кто выпил с ними на прощание.
Итожа эту главку, хочу сказать, что, пожалуй, именно жизнь в Ермаке убедила меня, что нет национальностей, которые бы играли в жизни людей роль достаточную, чтобы принимать их во внимание.
Люди, по сути, делятся на две национальности: на хороших людей и на подонков. Ермак отличался тем, что в нем в подавляющем большинстве жили лица первой национальности.
Друзья
Парень я был молодой и холостой, кроме этого, я не хотел ничем себя связывать в Ермаке, тем более женитьбой. Исходя из этого сам бог дал, чтобы я свел знакомства и подружился с компанией холостых парней и вместе с ними браконьерствовал в тех местах, где водится много девушек. Таких парней было очень мно-