Гудынович меня ни о чем не просил и ничего не предлагал, мы распрощались, и он пошел дальше. А у меня подобные разговоры, с одной стороны, вызывали злость, но, с другой стороны, они делали свое дело, и я в конечном итоге совершил глупость. Нет, я не забрал заявление из парткома, но я и не настоял на его рассмотрении - не жаловался дальше, в горком. Вот это и есть глупость, поскольку останавливаться на полдороге всегда глупо. Тут уж или возвращайся, или иди дальше.
Но я был молод. Да, на миру и смерть красна, но когда этот мир воротит от тебя рыло, то тут уж нужно не юношеское, а мужское мужество, чтобы принять эту смерть. И потом, я и в своих глазах не был чистым борцом за справедливость, ведь в конце концов у меня был и свой, корыстный интерес - и это тоже подрывало мой дух. Поэтому я и остановился на полпути.
Дальше дело обстояло так. Мне предложили после окончания института окончить годичные курсы английского языка. Я согласился на эту глупость по двум причинам. Во-первых, мне было страшно. Как-то весной во время дипломирования я вышел из института и сел на лавочку у входа, кого-то ожидая. И вдруг понял, что это рубеж, что моя жизнь круто меняется, и я становлюсь полностью самостоятельным. Раньше было так хорошо: что делать Дома, решит отец, что делать в институте, решат преподаватели. А вот еще немного - и их решений не станет, и все надо будет решать самому. Мне стало страшно и захотелось оттянуть агонию юношества. Во-вторых, я надеялся, что за год мой скандал с заявлением как-нибудь забудется и я все же устроюсь на кафедру.
В результате я год занимался не своим делом - тупым заучиванием английских слов и правил языка - глупая потеря времени. Потом, правда, на заводе я перевел пару статей с английского, но я перевел также и одну срочно потребовавшуюся мне статью с польского, а на польский я год своей жизни не тратил. Английский же я быстро забыл и если впоследствии говорил на нем, то только выпивши и на бытовые темы. Но всему приходит конец, в начале лета 1973 года я эти дурацкие курсы окончил и снова встал вопрос, что делать?
Кадинов устроил мне протекцию в Гипромез, и я пошел устраиваться туда на работу. В отделе кадров меня приняли радушно и сразу же послали к начальнику того проектного отдела, в котором мне предстояло работать. Начальник, даже не видя диплома, очень мне обрадовался.
- Работы навалили, а людей не дают, слава богу, хоть одного прислали!
А когда увидел, что у меня красный диплом, то тут же заставил написать заявление и сам побежал с ним к директору. Вернулся с резолюцией: "ОК. Принять". Я отдал заявление начальнику отдела кадров (ОК) и поехал собирать необходимые документы. На следующий день приехал в Гипромез, и мне в отделе кадров, отводя глаза, сообщили, что в связи с перештатом они принять меня не могут. Я пошел к начальнику проектного отдела, тот с криком: "Что они там - с ума посходили?" - побежал к директору. Вернулся, вывел меня в коридор и спросил:
- Ты случайно не еврей?
- Случайно нет.
- Тогда, что ты натворил в институте?
- Ничего.
- Не ври, зам директора по кадрам звонил в ДМетИ, и там ему что-то про тебя сказали.
Тут я понял, что Гипромез очень близко от ДМетИ и хотя я и не еврей, но мне в Гипромезе не работать.
Но и в Ермак я ехать не хотел. Принял во мне участие мой троюродный дед Павел Архипович Шкуропат, свел меня с бывшим главным сварщиком завода им. Карла Либкнехта, а тот дал рекомендательное письмо на имя своего ученика, на тот момент занимавшего какую-то большую должность в институте им. Патона в Киеве. Этот институт занимался проблемами, пересекавшимися с электрометаллургией, и я устроился бы по специальности. Съездил в Киев, институт оказался каким-то страшно секретным, даже в отдел кадров не впустили, человек, к которому у меня было письмо, оказался в длительной командировке, со мною говорить никто не захотел. Вернулся в Днепропетровск и стал собираться в Ермак.
Я мог поступить так, как и все - плюнуть на распределение и устроиться в Днепропетровске на любом предприятии. В конце концов, по-моему, из восьми человек нашей группы, направленных в Ермак в 1972 году, да, наверняка, и из десятков выпускников ДМетИ, направленных туда в остальные годы, доехал я один. Но это было ниже моего достоинства: я не хотел туда ехать, но и не хотел прямо сбегать от распределения. Государство целево потратило на меня деньги, и я считал, что либо обязан так же целево их вернуть отработкой обязательных 2-х лет по своей специальности, либо государство должно было меня освободить от долга законным путем. И я поехал в Ермак через Москву с мечтою, что в Минчермете СССР сумею освободиться от распределения. Надеясь на это, я не взял в институте ни проездных денег на дорогу до Ермака, ни подъемных (последние составляли, по-моему, около 100 рублей).
Кстати, о подъемных. Идем мы ранней весной 1973 года вниз по проспекту Карла Маркса с Леней Елизаровым, выпускником 1972 года, но уже не помню с какого факультета, и он сетует, что взял в институте подъемные, но по распределению не поехал. А теперь институт требует деньги обратно, грозя судом, а у него их нет, и он пока нигде не устроился на работу. Дорога спускается круто вниз, и мы смотрим как-то высоко над поверхностью тротуара, но вдруг я опускаю глаза и вижу, что под ногами весь асфальт усеян новенькими 5-рублевыми купюрами.
- Леня, стой, гляди! - командую я, и Ленька опустил глаза.
- Чего тут глядеть, собирай! - немедленно отреагировал Ленька. Собрали, подсчитали - ровно 100 рублей. С деньгами лежала и сберегательная книжка, владелец - женщина, вклады делала весь год по 10 рублей в месяц, всего на книжке 110 рублей, сегодня снято 100, остаток - 10. Деньги и книжка валялись как раз напротив входа в сберкассу. Если бы на книжке было хотя бы рублей 500… А то ведь видно, что весь год собирала. Надо возвращать находку! Зашли в сберкассу, объяснили суть, у нас сначала хотели отобрать и книжку, и деньги, но мы обменяли сберкнижку на адрес и пошли отдавать деньги сами. Идти было недалеко - нужно было подняться немного вверх и пройти по улице, перпендикулярной проспекту. Свернули за угол, миновали "Гастроном" и почти сразу увидели быстро идущую навстречу девчушку лет 19-ти в синей болоневой куртке и красную как помидор. Понятно стало, что мы уже пришли.
- Девушка, а девушка, а вы не к нам бежите? - заигрывающим тоном попытался остановить ее Ленька. Девчушка зло взглянула на нас и проскочила мимо. - Девушка, а вы случайно деньги не потеряли? - бросил ей вдогонку Ленька.
Девчушка остановилась как вкопанная.
- Потеряла…
Мы подошли, убедились, что у нее фамилия и адрес те же, что мы записали в сберкассе, отдали деньги, объяснили, где сберкнижка, после чего девчушка рванула от нас и спасибо не сказала.
- Куда? - возмутился Ленька. - А благодарность где?
- Спасибо!
- И все?! Так не пойдет, за такое происшествие надо выпить.
- Вот, возьмите пять рулей.
- Ну, ты совсем дура, мы бы могли все взять! Пошли в "Гастроном"! - скомандовал Ленька.
"Гастроном" только открылся после обеденного перерыва, у отдела "Соки-Воды" толпились мужики страдающего вида. Ленька послал девчушку покупать шампанское (3,62 руб. бутылка), а сам вломился в толпу мужиков с криком: "Разойдитесь, алкаши, у меня сын родился!" - и вынырнул оттуда с тремя пустыми стаканами. Поставил их на подоконник, ловко хлопнул пробкой и аккуратно начал разливать бутылку в три стакана, давая оседать пене. Девчушка стояла совершенно скованная, разговорить ее было невозможно. Вытянули только, что она медсестра, пошла в отпуск и собиралась по путевке куда-то поехать. Она явно не могла очухаться от потери и находки и спешила забрать в сберкассе книжку, посему на наши заигрывания категорически не отвечала. Вокруг нас мужики тянули из стаканов вино, не совсем понимая, кем мы доводимся счастливому отцу.
- Ну, за находку! - скомандовал Ленька.
Мы с ним заглотили свою шампань, а девчушка только губки замочила, поставила полный стакан и тут же удрала от нас. Нам ничего не осталось, как тоже двинуться к выходу. Подошли к двери, но Ленька со словами: "Алкаши все равно вылакают!" - вернулся и опрокинул в рот и стакан девчушки. Шли по проспекту, и Ленька до самого ЦУМа не мог успокоиться.
Ну какие идиоты! Толстовцы выискались! В карманах ни копейки денег, а они сотнями разбрасываются!
Итак, подъемные и проездные я не получал, чтобы не залезать в долги к государству, перед которым я и так считал себя в долгу. Правда, из Днепропетровска я выписался, но только с одним чемоданом выехал в Москву. Сначала пошел в управление кадров Министерства черной металлургии СССР, меня, как настырного, отправили к начальнику управления. Тот открыл толстый журнал, долго искал Ермак, а потом ахнул.
- Это же директивная стройка! Завод запросил 20 инженеров-металлургов, а мы распределили туда в этом году всего 12. Нет, и разговоров быть не может об откреплении, езжайте, куда распределили!
"Директивная стройка" - это стройка, находящаяся под особым контролем ЦК КПСС. Я уходил из Минчермета переполненный благодарностью: "Черт бы побрал этот ЦК КПСС! Черт бы побрал этот Ермак!"