Обогнули рощу. Колеи здесь тоже разбегались. На эту низину ездили за песком со всего района, даже из других районов, где нет своих мест для добычи песка. Если бы посмотреть с вертолета на причудливое сплетение старых и новых автомобильных путей, наверное, эта прилегающая к Маляевке песчаная пустошь показалась бы кружевной.
– Вы морячок, служили на флоте? – спросила Мальвина.
– Совершенно точно. Как говорится – альбатрос, скиталец морей.
– В каких же морях вы скитались?
– Бороздил пучины Тихого океана. Знаете такой?
– В школе проходили.
– Вот. Вы проходили, а я как раз в это время в нем на своей посудине болтался.
– Ну и как – не укачало?
– Бывало и такое. Океан есть океан.
– А теперь?
– Как видите, на фронте мирного труда.
– Вы геолог?
– Осенью иду на первый курс.
– Что же все-таки ваши геологи здесь ищут? Там, – показала Мальвина в сторону станции и закрывавшего ее леса, – еще одна вышка стоит. А за Никольским – еще…
– Я же сказал – военная тайна.
– Я не выдам.
– Тогда – только на ухо.
Мальвина подвинулась к Ивану, подставила ухо. Он наклонился к ней и поцеловал в щеку. Она откачнулась, порозовела.
– Я с вами серьезно, а вы!
– Виноват, нечаянно. Просто машину тряхнуло, так вышло. Ну, давай ухо, скажу.
– Нет уж!
– Честное слово, скажу.
Секунду-другую Мальвина сохраняла сердитое, обиженное выражение. Затем все-таки подвинулась к Ивану, но не так, как в первый раз, – чуть-чуть, вся настороже, готовая сразу же отпрянуть, если он снова ее обманет. Он наклонился к ней и, щекотнув ей ухо своим дыханием, шепотом сказал:
– Воду.
Мальвина нахмурилась. За дурочку он, что ли, ее принимает? Окрестные места не бедны водой. В районе в каждом колхозе пруд, а то и несколько. Что ни балка – то плотина, водоем. Для скота, для орошения, для рыбы. Самый большой пруд – под Маляевкой, тот, куда они едут. На речушке, текущей из леса. Была она тощей, обмелевшей, совсем пропадала, а перегородили плотиной – получилось целое море. В ветреную погоду даже волны у берегов плещут.
– Трудная у вас работа, – сказала Мальвина с ядовитым сочувствием. – Нелегко, наверно, ее искать – воду… Особенно если рядом с прудом.
– Мы ищем девонскую.
– Какую?
– Ты разве в газетах не читала? Под нами, – Иван оторвал от руля руку, ткнул пальцем вниз, – на большой глубине как бы огромный резервуар, заполненный пресной водой. Ей миллионы лет. Надо определить границы, запасы этой воды, ближайшие расстояния до поверхности. Представляешь, целый Байкал под землей! А может, даже и не один. А с пресной водой уже туго. Город растет, заводы прибавляются. А в будущем? Уже сейчас надо думать, открывать новые источники. Теперь ясно? Это что ж такое?
Он впился взглядом в плотину, открывшуюся внизу, в конце пологого спуска.
На ней, как видно, велись работы: тело плотины дополнительно укрепляли, подсыпали и утрамбовывали грунт. При въезде на перемычку громоздились кучи щебня, бетонные плиты, а на гребне, загораживая проезд, стоял оставленный строителями, испачканный в земле и глине бульдозер.
– Вот идиоты! – сказал Иван, подъехав к бульдозеру вплотную и глядя на него злыми глазами. – Раздолбаи колхозные! Бросили поперек дороги – и ушли…
Он вылез из машины, походил по плотине, убедился, что ни справа, ни слева бульдозер не объехать. На ногах он оказался высоким, тонким. Узкие джинсы, короткие сапоги с отвернутыми голенищами.
– Ну, мастера! Ну, техники! Уходят на целый выходной – и на тебе! Они что, бухие все тут работают?.. Мордой бы их об этот бульдозер…
Мальвина видела, ему очень хочется крепко выругаться.
– Где еще можно проехать? – спросил он, оглядывая местность.
Вправо от плотины поблескивала темно-сиреневая гладь пруда, протянувшегося по руслу бывшей реки к лесу и торчащей из-за него станционной водокачке. Влево зиял глубокий провал, это же речное русло, с топкой грязью, камышовыми зарослями на дне. Склоны – крутые, не спуститься, а если бы даже удалось – все равно не перескочить через заросшую болотной травой топь.
– Близко тут не объехать… – подумав, сказала Мальвина. – Возвращаться надо. Только через Спасовку. Но там теперь тоже пруды, дорога путаная. В потемках вы только кружить будете…
– Куда ж ты меня, красивая, завела! – присвистнув, расстроенно сказал Иван.
– Я же не знала…
Глядя на него, Мальвина тоже расстроилась – даже больше, чем он.
Иван опять подошел к бульдозеру, стал смотреть, нельзя ли его завести, стронуть с места. Потрогал рычаги, рукоятки.
– Головы рвать за такое надо! – сказал он мрачно, с яростью, отходя от бульдозера.
– Заночуете в деревне, а утром рабочие придут, откроют дорогу, проедете… – робко предложила Мальвина.
– Только это и осталось, – вскипел досадой Иван. – Еще самогону надраться и к какой-нибудь марухе под бок… Мне уж давно пора дома быть, в городе, а я тут, видите ли, ночевать стану… Я и так свой выходной угробил! "Съезди, выручи, надо срочно, некого послать… – пропел он, кого-то передразнивая. – Мы тебе по двойному тарифу заплатим, как за целый день, а ты за два часа обернешься"… За два часа! Я вот в полдень выехал – и до сих пор кручусь. Так вот оно всегда: сделаешь уважение, и себе же боком… Сколько отсюда до вышки?
– Километра три.
– Там было – три, и отсюда – три? Ну и счет же у вас! Если пешком – это полтора часа… Ты же машину караулить не будешь?
– Что вы, одной в потемках… Попробуйте через Спасовку, – сказала Мальвина. – На Спасовку я дорогу покажу, а там спросите…
Иван сел в кабину, запустил мотор. Стал разворачиваться. Щебенка заскрипела, затрещала под колесами.
– Это совсем не мой участок, никогда я сюда не ездил, ничего тут не знаю… Указателей нигде нет, как с шоссе свернул, так и пошла путаница. Спросишь, один так говорит, в одну сторону посылает, другой – в другую… Старика одного послушал – на какой-то хутор заехал, а там вообще ни души. Избы брошенные, заколоченные.
– Богдановка?
– Откуда я знаю, там не написано.
– Это Богдановка, – догадалась Мальвина. – Там всего четыре семьи оставалось. На центральную усадьбу переселились.
"Газик" развернулся. Сумрак на земле уже загустел, дорога едва просматривалась. Иван включил фары. Желтое пятно света легло впереди, высветило зелень травы и большие репейные кусты по сторонам дороги.
Вдруг Иван что-то почувствовал, резко затормозил. Открыл дверцу, свесившись, посмотрел назад.
– Тьфу, мать твою!
– Что случилось? – встревожилась его тревогой Мальвина.
– Еще и это! Как назло! Прокол, вот что. Понакидали тут проволоки, железок!
Он выскочил из машины, в сердцах пнул что-то ногой. Мальвина тоже сошла на землю.
Заднее левое колесо осело, промяв спустившуюся покрышку.
– Надо же! И запаска у меня едва держит, латаная. Десять километров проедешь – и спустит. Вот черт! Нет, это мне за дело, – сказал он с чувством. – Чтоб лопухом не был. Федькин участок, ему и ехать. Он, паразит, отвертелся, а я – как же, сознательный, прыть свою надо показать!..
Он стащил с себя куртку, бросил на сиденье, вынул из машины домкрат, коробку, стоявшую под ногами Мальвины. В ней, правда, оказались гаечные ключи разных размеров, отвертки, молоток, пассатижи. Включил переносную лампу на длинном шнуре, сунул Мальвине:
– Свети!
Быстро и ловко подняв домкратом машину, он стал отвинчивать на колесе крепежные гайки.
Держа в руках лампу, Мальвина присела рядом с Иваном на корточки.
Плечи у него были широкие, бугры мускулов выпукло ходили под тельняшкой. Руки двигались мастеровито, уверенно.
– А коленочки-то – первый сорт! – сказал он, скосив на Мальвину глаза, и даже аппетитно прицокнул языком.
Мальвина поспешно отодвинулась назад, направила лампу так, чтобы свет не падал на ее оголенные колени.
– Так поделись, куда же ты шла – на танцульки, на свиданье?
Досада и злость в Иване уже пригасли; видать, он не умел долго держать в себе плохое настроение.
– Смотрю – идет девочка, вся как с картинки, чистенькая, наглаженная, туфельки…
– Так вам не дорога была нужна, а только знакомство завести! – сказала Мальвина с нарочитым укором, как бы разоблачая Ивана.
– Сказать откровенно?
– Откровенно.
– Совсем откровенно?
– Совсем.
– Нет, мне нужна была только дорога. А девчонок у нас в городе – сколько угодно. Тоже – чистенькие, наглаженные, в лаковых туфельках…
Он сказал серьезно, без улыбки, и в конце взглянул на Мальвину тоже серьезным, холодным даже взглядом, – как бы и взглядом подтверждая искренность своих слов Но она разгадала: он опять играет, шутит. И смотрит, какое впечатление произвели его нарочно жестокие слова. Тем не менее ответ его скребнул Мальвину по сердцу.
– Дай-ка мне шведский ключ, – кивнул он на раскрытую железную коробку.
Она вынула ключ, подала.
– Гляди-ка! – удивился он. – Знаешь! Откуда ты знаешь, что это шведский ключ?
– У меня папа шофер.
– А ты-то сама чего делаешь? Доярка, свинарка, птичница?
– Педучилище окончила.
– Значит, учительница?
Мальвина кивнула. Что-то не позволило ей сказать что она не учительница, а только воспитательница в детском саду. "Няня" – так называют ее деревенские женщины, не вникая, кто воспитывает, а кто нянчит.
– Дважды два – четыре? – засмеялся Иван. – И как – ученики тебя слушаются?