С того дня Тимофеев приходил к нам каждый день. Упадническое настроение все еще чувствовалось в нем, но уже не резало глаз как раньше, может, оттого, что мы с ним больше не говорили о московском прошлом, а может, я просто начал привыкать к этому новому Тимофееву, уютному как бабушка, неспешному и на все согласному. Свободного времени у него было хоть отбавляй. В какой бы час мы ни назначили встретиться, он безропотно принимал наш план и не пытался хотя бы для вида показать, будто ему это неудобно и его занимают какие-то дела; ясно было, что дел у него нет. Частенько случалось, что по утрам он приходил на пляж задолго до нас, купался и бродил по берегу, а однажды вечером я случайно застал его в баре за кружкой пива – прошел уже час, как мы распрощались, а он, оказывается, так и не ушел домой. В такие минуты он казался таким одиноким, что сердце щемило, глядя на него, особенно на контрасте с тем Тимофеевым, что все еще сидел в моей памяти. Лизавета за все эти дни ни разу с ним не появилась. Почему – я не спрашивал, а он не говорил. Что по-настоящему грело ему душу, так это Испания. Он любил эту страну. Не знаю, какие неудачи в конце концов сломили его, но Испания давала ему те немногие силы, что еще в нем теплились. Он мог часами говорить об испанцах и был готов разъяснить любой непонятный иностранному уму момент, будь то буква закона, дань традиции или бытовая привычка. С истинно испанской страстью он следил за футбольными матчами, знал игроков всех наперечет и на мой каверзный вопрос, болеет ли он за мадридский Реал или за каталонскую Барсу, со смехом отвечал, что его симпатии на стороне испанской сборной. Он обожал местную еду, со знанием дела выбирал нам всем блюда, от тапасов до десертов, и никогда не пренебрегал традицией перекинуться парой слов с официантом прежде, чем сделать заказ. С местными он общался с подкупающей непринужденностью, ему ничего не стоило завести разговор, и, я заметил, люди тоже к нему тянулись. Редко кто спрашивал, откуда он; вероятно, языком он владел отменно, и его принимали за своего. Во всяком случае, внешне его было не отличить от местных, я и сам, глядя на него, порой забывал, что он русский. А уж когда он плюхался на песок где придется и сидел, щурясь на солнце и потеряв счет времени, то со стороны казался самым европейским человеком на свете.
Барселону он знал как свои пять пальцев и, когда я спросил, может ли он показать мне еще дома, с готовностью согласился. Мы взяли водителя, и за полдня Тимофеев показал мне все, что могло представлять для меня интерес, от апартаментов в центре города до вилл на побережье, которые пользуются особым спросом у наших соотечественников. Были еще местечки в пригороде Барселоны, тоже у моря и тоже заселенные русскими, туда мы поехали на следующий день. Он сэкономил мне массу времени. И хотя о покупке речь еще не шла и обсуждать детали было пока рановато, я заметил, что он отличный переговорщик, с местными был на "ты", но мягко, ни на минуту не теряя своей радушной улыбки, отстаивал мои интересы. Все дело в культуре, пояснил он: здесь не принято вести переговоры жестко. С такими талантами он мог бы запросто открыть свое дело, продавать недвижимость русским и помогать им обустраиваться здесь, сказал я ему. Он только улыбнулся в ответ – я так и не понял, какие мысли сидели у него в голове. Иногда у меня пробегала мысль, что, может быть, все не так плохо. Кто знает, думал я, может, в то время, что он сидит на пляже или наматывает километры вдоль моря, у него втайне крутятся какие-то дела. Может, его свободное время просто совпало с моим приездом, и, окажись я здесь в другой раз, он будет по уши занят. А может, его свобода это просто пауза, затишье человека, который выжидает удобный момент. Ведь натуру не скроешь, а Тимофеев, я знал, всегда был человеком дела. Возможно ли, чтобы он не проворачивал какое-нибудь выгодное дельце и не вынашивал бы в голове какие-нибудь планы? Ответа у меня не было. То я говорил себе, что ошибаюсь, что должен признать необратимые перемены в личности Тимофеева и забыть о его прошлых, симпатичных мне чертах. То мне снова казалось, что я все-таки прав, и во мне зрело предчувствие, будто он вот-вот подойдет ко мне и объявит, что удачно заключил какую-то сделку. И позовет нас всех праздновать.
В последний вечер перед нашим отъездом мы отправились ужинать в город. Тимофеев сам подобрал для нас ресторан, а я его мнению доверял целиком и полностью – он уже показал нам немало удачных мест. Помимо него, с нами была наша няня. Ее мы, кстати, обрели тоже благодаря Тимофееву. Наша домашняя няня не смогла сопровождать нас в последний момент, пришлось нам положиться на местные услуги; две присланные кандидатки не подошли, и мы с женой уже решили оставить эту затею, если б не Тимофеев. Заметив, что дочка подружилась с одной официанткой в баре, где мы каждый день пили кофе, а та в ответ без устали с ней возится, берет на руки и всякий раз угощает чем-то, он предложил спросить у нее, не согласится ли она понянчиться за плату. Идея была проста и гениальна, не знаю, почему мы сами до нее не додумались. Тимофееву, как всегда, ничего не стоило найти нужные слова, он пошептался с ней о чем-то на своем, на каталонском, и с той поры Няня – ей понравилось это милое русское слово, а имени ее мы так и не запомнили – приходила к нам во время сиесты, пока бар был закрыт, и частенько забегала просто так, в свободную минутку, навестить свою подопечную и дать передохнуть моей жене. Это была миловидная девушка, застенчивая и улыбчивая. С дочкой она управлялась так, будто всю жизнь только и делала, что нянчила маленьких детей, мы подумали, что у нее, должно быть, есть младшие братья и сестры, с которыми ей приходилось возиться, но оказалось нет, она младшая в семье; видимо, любовь к детям была у нее в крови. Дочка визжала от восторга каждый раз при виде своей закадычной подружки, а жена сияла от счастья – на такую подмогу она уже и не рассчитывала. На ужин мы пригласили ее в знак благодарности, к тому же, дочка заранее позвала ее и на этот ужин, и на все наши праздники на год вперед. И еще я подумал, что четверо взрослых – компания более складная для завершающего вечера, да и Тимофееву будет не так одиноко возвращаться назад.
Так вышло, что к покупке испанского жилья мы вернулись только через несколько лет. К тому времени многие наши знакомые обосновались на здешних берегах, нас беспрестанно звали на новоселья, и скоро мы стали чуть не единственными, кто гостил то у одних, то у других, то снимал жилье неподалеку, потому что до сих пор не обзавелся собственным углом. Все решилось внезапно. Соседский дом наших друзей был выставлен на продажу, и, поддавшись жизнерадостному напору друзей, окрыленных возможностью нам всем теперь обитать по соседству, я срочно вылетел в Барселону – застолбить дом и дождаться приезда жены для окончательного решения. Местечко Плая-де-Аро, где стоял дом, оказалось великолепно настолько, насколько нам о нем и говорили – уютный тихий городок, прозрачное море и чуток туристов в сезон; зимой затишье, но с учетом наших друзей, живущих здесь постоянно, скучно бы не было. Одно плохо: дом мне не понравился. Вроде бы не темный и не тесный, но я сразу понял – не мой. Долговязая Лена, риэлтор, при помощи которой дом якобы удерживали для меня от навязчивых покупателей, бросилась показывать другие варианты, но все было не то – все эти домишки она вовсе не приготовила специально для меня, как утверждала, а подыскивала на ходу, из-за чего мы все дальше отдалялись от моих условий. По-моему, она твердо нацелилась на деньги, которые могла бы заработать, если бы сделка состоялась, и мысленно уже не только получила их от меня, но и потратила, и теперь злилась, что все шло не по плану. Ко всему прочему, она нескончаемым потоком лила на меня информацию о том, кто из наших знаменитостей приобрел здесь жилье, с кем сюда приезжает, сколько пьет и как себя ведет – как будто это могло склонить меня к покупке. Наконец я разозлился и попросил ее вон; не люблю шумных, неорганизованных девиц. Поездка не задалась. Я дал отбой жене, извинился перед друзьями за то, что не дал сбыться нашим общим мечтам, и вечером сидел у себя в номере отеля и думал. Мне вспомнился Диагональ-Map, и чувство, которое я испытал, когда поднялся в тамошние апартаменты. Было ли дело в белоснежных солнечных просторах, открывавшихся из высоких окон, или в ослепительной новизне солидных, только что отстроенных зданий – не знаю, но тогда мне хотелось остаться там и жить. Все это время я был уверен, что таких предложений будет еще много, и, как видно, ошибался; сегодняшние дома не пробуждали во мне подобных чувств, да и другие, увиденные до этого, тоже. Может, из-за этого-то я и оттягивал покупку столько лет? Я спрашивал себя, не было ли то впечатление обманчивым, полученным на волне отпускного настроения и неги, охватившей нас с женой в преддверии рождения сына. Повторится ли оно сейчас, окажись я там спустя пять лет? Был только один способ проверить это. Утром я взял напрокат машину и выехал в Барселону.