Мы зашли. Потом Люська занесла три рюмки с валокордином. Мы чокнулись, выпили. Водичкой запили. Смотрим на Маргариту. А она нам: "Всё, девчонки, пришел час расставания". Мы с Антониной: "В смысле?". Короче, инспектор предложил ей составить список неблагонадёжных родителей, представляешь?! А она ему: "Вы что-то спутали. Здесь, уважаемый, школа. Это не наша компетенция. Неблагонадёжными у нас в стране занимается Федеральная служба безопасности". А он ей: "Не забывайте, Маргарита Дмитриевна. У вас на носу – слияние школ. Мы собирались слить другого директора, но если вы так себя будете вести – сольем вас". А она ему: "Сливать – это ваша компетенция. Но я – дочь профессора Каменского, репрессированного в годы борьбы с генетикой, дорожа памятью своего отца, не пойду на сделку с совестью". Вот так! А у Маргариты сын весь закредитован: квартира, машина – и ей никак нельзя на пенсию! Мы ей: "Подумай о внуках! Их же выселят из квартиры!" А она так твердо: "Значит, будут жить у меня". Мы ей: "Рита, у тебя же двухкомнатная хрущевка!" А она: "У меня в соседней квартире шестнадцать таджиков живут на такой же площади, и ничего. А у меня всего трое внуков". Вот закалка! Кремень, а не женщина!
Но мое состояние ты понимаешь? А мне ещё три урока вести. И потом беседу с классом проводить о правильном питании – инспектор обязал. Кое-как до конца уроков дожила. И вот тащусь я после всего этого к станции, а тут Катя звонит. Новости у неё, видите ли, радостные! И даже не спросила – а какие они у меня. Но всё равно себе думаю: "Нет! Меня так просто не сломаешь!" Зашла на рынок, купила тебе сердец от домашних курочек, на все! И на сдачу себе валерьянки в аптечном киоске. Прямо там из пузырька отхлебнула. Аптекарша, наверное, подумала, что я – алкашка. Да плевать! Что мне, детей с ней крестить? Детей у меня уже не будет, может, только внуки. А от этого патлатого и внуков не хочется.
Ну что, как сердечки? Совсем другое дело, правда? Не то, что из магазина. Эти – на натуральных кормах взращенные. Ты только не хандри. Договорились? Слово кота? Ну, будь здоров!
Телефонный разговор Саши и Маши
– Саша, Саша, ты меня слышишь?
– Слышу, Маш. Что-то случилось?
– Случилось. Бросай всё, срочно возвращайся или твоя дочь будет не аттестована по двум предметам.
– Маш, я не могу всё бросить. У нас ещё на два дня действо, а я – главный по тарелочкам.
– Саш, а четверть заканчивается уже через неделю.
– А по каким предметам неаттестация?
– Не важно, по каким, важно, что Танька вообще в школу ходить отказалась.
– Чего это вдруг?
– У неё – конфликт.
– С кем?
– С классом и с классной.
– Слушай, но Танька у нас вообще-то неконфликтная девочка.
– Была. Мне кажется, к шестнадцати годам она дозрела, наконец, до протестного подросткового возраста.
– А что произошло?
– Я сейчас тебе по порядку, в кратком изложении. Одна девица из класса составляет рейтинг красоты, в котором Танька оказывается последней. Это раз. Потом Танькина лучшая подружка падает в обморок от анорексии и больше в школу не ходит, её переводят по состоянию здоровья на домашнее обучение. Это два. Остальные девчонки с Танькой садиться за парту отказываются, потому что с этого места уже третья девочка перестаёт посещать школу. Это три.
– А первые две кто?
– Это сейчас не имеет значения. Важно то, что Танька оказывается в изоляции.
– Так, понял. А что с классной?
– Классная у них ведет русский, литературу и спецкурс по сочинениям. Это ты помнишь. Помнишь?
– Помню.
– Хорошо. Ну вот, Танька ей сочинение задолжала. Про Татьяну Ларину. Она ещё в ноябре должна была сдать, но сам понимаешь… После недолгих творческих мучений Танька перекатала мое школьное сочинение, а я за него получила когда-то пять-пять. Сдала, довольная своей сообразительностью. Получает на следующий день обратно с оценкой: три-три. Тут её заело. Она при всем классе Полине – так их классную зовут – и говорит: "Это необъективная оценка, Полина Григорьевна". Та: "Да ты что, Шишкина! Ещё какая объективная", и начинает критиковать сочинение – практически сравнивает его с землей. Ну, а когда она закончила, Танька ей пикирует: "Вообще-то это сочинение писала моя мама-филолог, и ей за него школе поставили две пятерки". Полина тоже не лыком шита, опыт у неё большой, обвиняет Таньку в плагиате и говорит, что в таком случае поставит двойку. Тут Танька высказывает всё, что думает о романе вообще и о Татьяне в частности, а думает она совсем не как Белинский, а скорее – как Писарев, и даже хуже. Заявляет, что, мол, она попыталась сберечь нервы учителя, то есть Полины Григорьевны, потому что понимает, насколько ей трудно принять сегодняшний мир, но в следующий раз будет писать так, как вправду думает. Тут заело Полину: "То есть ты считаешь, что я ретроградка?" А Танька возьми и брякни: "Да, а разве нет?". Полина взрывается: "Ну, спасибо, Таня! Я тебя пять лет за уши тяну, чтобы ты худо-бедно девять классов окончила, уже надорвалась практически. Ты же, – между нами, – гимназическую программу не тянешь. Иди в дворовую школу, там тебя продвинутые учителя ждут – не дождутся!" Танька сгребает рюкзак и вон из класса. Приходит домой вся зарёванная и заявляет: "Или домашнее обучение, как у Сони, или вообще в школу ходить не буду".
– Маш, а что, вполне здравая идея про домашнее обучение.
– Да?! Ты смерти моей хочешь? Или ты хочешь, чтобы я превратилась в мать-террористку? Своими руками принуждать собственного ребенка учить то, что ей не нужно и не интересно? Что я, зверь?
– Ну, тогда, может, и вправду – в дворовую школу?
– Саш, ты что такое говоришь? Ты знаешь, что это за школа? Рассадник бандитизма и проституции. Дня не проходит, чтобы к ней милицейская машина не подкатила. И вообще, Таньке нельзя уходить из гимназии. Я её специально подбирала под Таньку. Там сохранилась старая гвардия, которая даже медведя научит. И Таньку тоже.
– Так что ты тогда предлагаешь?
– Саш, позвони Таньке, уговори её. Девятый класс надо всё-таки закончить в гимназии. А там посмотрим. Мне время надо для маркетинговых исследований. А Таньке нужно срочно двойки закрыть: по физике и по физкультуре.
– Опять по физкультуре? Я же был у этой Кох, – вроде, я её обаял. Мы с ней мило пообщались и, как мне казалось, договорились.
– Может, она ищет с тобой новой встречи?
– Зачем?
– Саш, что за глупый вопрос. К молодой, незамужней девушке с хорошей фигурой приходит обаятельный мужчина в самом расцвете сил… Вспомни, инициатива изначально была за ней. Она же тебя к себе вызывала. Может, она вызывала к себе многих пап и выбирала себе подходящего кандидата. И остановилась на тебе.
– Кандидата куда?
– В любовники, в мужья, в спонсоры – как получится.
– Шутишь?
– Я-то шучу, а она, может, на полном серьёзе. Чего бы ей, молодой-привлекательной, не устроиться куда-нибудь в фитнес? Зачем она прозябает в школе? Наверняка с корыстной целью.
– Маш, ты преувеличиваешь. Давай я ей позвоню. Она мне телефон оставила.
– Ах, она ещё и телефон тебе оставила?! Ну, тогда я стопроцентно права! Чморит дочку, чтобы прибрать к рукам папу. Не надо ей звонить. Я завтра схожу в поликлинику к Раисе Федоровне и возьму Таньке справку о полном освобождении от физкультуры. А на обратной стороне справки попрошу Таньку нарисовать кукиш. Не обломится Кох!
– Маша! Ты, по-моему, переходишь границы приличия.
– Я? Это гражданка Кох переходит границы морали, чужую семью хочет разрушить ради своей выгоды.
– А с физикой что делать будешь?
– С физикой будешь делать ты. На каникулах. Схожу к физичке, возьму задание, и в каникулы по вечерам будешь с Танькой проходить физику.
– Но мы же в каникулы едем кататься на лыжах.
– И что? После того, как спуститесь с горы, сразу за учебник!
– А апре-ски? Глинтвейна выпить, посидеть, потрындеть…
– А апре-ски для тех, у кого нет детей-двоечников.
– Маша, помилосердствуй, я же всё-таки гуманитарий! Может, лучше Ленка?
– За что же Ленке такое наказание? Она заканчивает четверть на все пятерки. Она имеет полное моральное право на апре-ски… без глинтвейна, конечно, но с горячим шоколадом.
– Маш, ты послушай себя, ты отметаешь все мои предложения и при этом просишь помощи.
– Саш, я прошу позвонить Таньке и уговорить её. А ты мне предлагаешь разные глупости.
– А я думаю, звонить не надо. И пусть она в школу не ходит. Не прессуй её. Скажи, мол, как знаешь. Не хочешь иметь аттестат, не имей его. Иди, мол, ищи работу.
– Какая работа! Кто её возьмет в пятнадцать лет?!
– Маш, а то я не знаю! Но Танька-то в своих заоблачных далях об этой засаде не подозревает. Пусть поищет. Немного по реальной земле походит. А потом, на каникулах, я с ней поговорю.
– Страшно мне как-то, Саш, в поиск её отправлять. Умыкнут девочку – и поминай как звали. Да ещё с её-то внешними данными. Сколько таких историй.
– А ты с ней сходи. Но про работу должна спрашивать она. А ещё лучше – обойди несколько точек в округе и договорись – так, мол, и так, воспитательное мероприятие, помогите.
– Саш, ты гений! Так и сделаю. Целую, скучаю, люблю! Побежала.
– Я тоже, Маш, целую, скучаю, люблю и бегу!