Я безусловно догадывался обо всем, но не мог не задать этого вопроса, и тут же услышал ответ: "Дядюшка Лик приезжал сразу же после родов, но я его не видела. Мне об этом рассказала пани Флама, когда однажды вдруг приехала ко мне домой. Малышу было уже почти полгода, я не работала, сидела с ним, и звонок в дверь раздался как раз тогда, когда я его кормила. Открываю дверь, а там стоит женщина и смотрит на меня ясными и веселыми глазами". Синьора Савио улыбнулась, вспоминая ту встречу, я следом за ней, живо представив сценку у дверей, когда в ответ на приветствие хозяйки дома с малышом на руках, пришедшая сказала: "Здравствуйте, я – пани Флама!"
Мы долго смеялись над тем как синьора Савио, по ее словам, чуть не выронила малыша от удивления, потом захлопотала от радости, что ей принесли весточку от меня, затащила пани Фламу в свою квартирку и пыталась угостить чаем, но не успела оглянуться, как уже сидела на веранде дома пани Фламы и разговаривала с паном Малашем, пока готовился стол.
"Я и вправду не успела оглянуться – отпив немного наливки, сказала синьора Савио. – Дальше еще интереснее: мы с сыном прожили у пани Фламы с паном Малашем почти полгода, наслаждаясь загородной жизнью, дыша воздухом и ежедневно гуляя по лесу. Кстати, мы и с теми собачками подружились, помните их? Даже клички придумали – Себастьян и Добряк. Они нас все время сопровождали в прогулках по лесу и вели себя, надо сказать, очень и очень прилично. Вот тогда-то пани Флама с паном Малашем и рассказали нам о визите дядюшки Лика, о том, что он привез от вас какую-то совершенно огромную сумму денег, которой нам хватило на десять лет не просто безбедной жизни – мы каждый год ездили все вчетвером на море, купались, загорали и наслаждались дружбой.
А еще я тогда узнала, что через много лет нам поступит предложение стать смотрителями какого-то дома и сада в совершенно другой стране, но как это произойдет, не знал никто, по-моему – и так говорила пани Флама – даже сам дядюшка Лик не смог ответить на этот вопрос конкретно. И вот сегодня рано утром на пороге того домика, что мы тут снимаем уже второй год подряд, под пакетом с традиционным молоком и творогом, который нам ежедневно поставляли из деревни, каким-то чудным образом мы обнаружили местную газету. Пани Флама открывает ее, перелистывает пару страниц и вдруг застывает от удивления. Я заглядываю ей через плечо и вижу ваше объявление, обведенное красным. Ну, конечно, в тот момент мы не знали, что это вы его дали, но тут же поняли – вот оно, именно об этом и говорил дядюшка Лик".
Тут на веранду поднялись пани Флама и месье Фрир, принесли с собой сладостей, фруктов и расположились у стола. "Кто-нибудь хочет кофе или чаю?" – спросила пани Флама и собрав заявки отправилась на кухоньку, откуда вскоре принесла поднос с дымящимися чашками кофе на нем.
"Слушайте, это просто невероятное зрелище – сказал пани Флама, показывая на ущелье. – Месье Фрир сводил меня на задний двор, так я до сих пор не могу придти в себя от восторга". "Но почему так скоро, сеньор Конти? – вдруг спросила она, повернув голову ко мне. – В чем срочность, почему нельзя еще на некоторое время тут остаться?" Мы с месье Фриром переглянулись, я спросил его мысленно: "Вы уже что-то говорили?" "Нет, ничего" – ответил он, и как говорят в подобных случаях, подача была на моей стороне, я должен был держать ответ. У меня не было никакого вразумительного оправдания нашего скорого отъезда, кроме правды, которая, совершенно точно, стала бы неподъемной для синьоры Савио и пани Фламы.
Но не стоило и оставлять их с полной неразберихой в мыслях и ощущением, что их держат за каких-то недотеп, рассказывая небылицы о некой особенной миссии, а уж тем более о том, что мы просто исчезнем сегодня утром – вместе с ночной прохладой, луной и росой на траве. Вот о чем следовало им сказать – о том, что их ждет совершенно новый день, в прямом и переносном смысле, и будет он длинным, очень длинным. А потом, по прошествии десятилетий – или как там будут считать время в будущем – они встретят наших последователей, открывающих очередной этап.
Эпилог
Именно это я хотел сказать новым хозяевам лавки и сада – про длинный день и новую встречу через много-много лет, про то, какие они счастливые, что остаются здесь, что мы их любим и лучших хранителей этого уникального места и не надеялись увидеть. Только я собрался все это произнести, как синьора Савио вступила в разговор, и после первых же ее слов я вздохнул с облегчением, моя задача облегчалась.
"Знаете, сеньор Конти, мы все с первой же встречи поняли всю необычность, я бы даже сказала, экстраординарность ситуации – она оглядела всех нас, а потом продолжила. – И дядюшка Лик, и вы, и внезапное появление пани Фламы у меня дома, и наше чрезвычайно быстрое сближение с ней и паном Малашем, деньги, которые были нам переданы, а затем десятилетняя разлука и наконец это короткое свидание с такими, прямо говоря, сказочными для нас последствиями – все это не оставляет никаких сомнений в том, что нам выпала редкая удача прикоснуться к чему-то настолько важному и серьезному, к какому-то грандиозному по своим масштабам явлению, что я даже и слов-то подобрать подходящих не могу.
Мы много говорили об этом все прошедшие десять лет – и когда жили с сыном в доме пани Фламы, и когда они приезжали ко мне, а это случалось, чем дальше, тем все чаще и чаще. Вот что я хочу сказать, и это наше общее с пани Фламой мнение – не остается никаких сомнений в том, что вы точно участвуете в чем-то великом и обладаете какими-то уникальными возможностями и способностью видеть нечто такое, чего нам не дано. И то, что дядюшка Лик знал о моей беременности, и то, что он тогда уже знал о нашем приезде сюда через десять лет и составил дарственную от вашего имени, да и секретная комната и задний двор говорят о том же. Но хоть что-то же нам можно рассказать, я уверена, дать нам хоть ничтожно маленький намек на то, к чему мы причастны с самого первого дня нашего знакомства. Ведь совсем же не просто так мы познакомились!"
Произнеся эту тираду с совершенно не свойственной ей прежде горячностью, синьора Савио замолчала в ожидании ответа, пани Флама тоже не проронила ни слова, и над столом воцарилось молчание.
Светало, последняя наша с месье Фриром ночь в этом чудесном уголке Вселенной подходила к концу и мне предстояло взять заключительный аккорд. Он должен был прозвучать достойно, и я довольно долго думал над ответом, курил вишневую самокрутку, пока пани Флама отправилась на кухоньку сварить нам еще кофе. Когда же она вернулась за стол, я не нашел ничего лучшего, как начать свой рассказ так, как это обычно делал дядюшка Лик.
– Знаете, у людей творческих профессий – художников, писателей, музыкантов и артистов, несмотря на всю разницу в наборе инструментов выражения, есть одна общая огромная проблема, самая главная, самая нерешаемая для подавляющего большинства из них. Это вопрос выбора между тем, что хочется делать, и тем, что приходится делать. Вернее, это проблема даже не выбора, а решимости сделать этот выбор – отбросить все сомнения и идти своим путем, невзирая на лишения и возможную смерть в нищете под забором, или довольствоваться нормальной сытой жизнью, став наемным работником.
Смириться можно с любыми обстоятельствами: музыканту играть ту музыку, которая приносит доход, а не удовлетворение, художнику писать портреты тех, кто платит, писателю восхвалять руку дающего, а артисту – главного режиссера в надежде на любую роль первого плана. Только вот таких людей сразу видно и это печальное зрелище – словно их разорвало изнутри и в эту трещину, с годами становящуюся похожей на пропасть, видна вся фальшь нарисованных декораций. И вот уже озеро, некогда манившее своей свежестью, прозрачной водой с белой галькой на дне и плавающими рыбками, превратилось в заросшее болото, откуда доносится только кваканье, а песчаный берег в место, где собирается всякое отребье, оставляя после себя горы мусора и нечистот.
Я не зря начал именно с этих картинок, вам проще будет понять смысл той работы, которую мы с месье Фриром выполняем, а до нас ее делали дядюшка Лик с мистером Пиком – жаль, что вы не знали его – и сотни наших предшественников в разные времена и в разных странах. Вы, синьора Савио, употребили термин "великое", говоря о том деле, что мы делаем, и еще один – "грандиозное", заметив, что мы причастны к явлению, масштабы которого не укладываются в сознании. Так вот, вы абсолютно правы, и мы с месье Фриром горды той миссией, что нам поручено нести!
Но, поверьте, не мы делаем великое дело! Ведь не мы же в самом деле создали эту планету и тех, кто ее населяет, не мы построили дом и разожгли в очаге пламя – мы всего лишь вовремя подбрасываем поленья, не позволяя ему погаснуть. Вспомните хозяина юрты, монаха, оленевода, о которых нам рассказывал дядюшка Лик! Разве мы роем канал в одиночку, пытаясь вернуть море в исконные границы или принимаем на себя тяжелейший обет и несем его до самого конца? Нет, мы только стоим рядом, не давая упасть обессиленному тяжкими испытаниями великому человеку.
Скажите, а разве мы принимаем решения идти по тому пути, по которому идут они, разве мы обладаем той невероятной силой духа и верой, что ведет и ведет вперед этих грандиозных людей? Нет, не мы, но почему-то, несмотря на все, именно нам подарено счастье помогать им, и великая возможность учиться у них, рассказывать о них и дружить с ними!