Прошла еще неделя и всю ее я прожил в ожидании выходных. В воскресенье я вскочил с раннего утра, быстро совершил все необходимые процедуры, выпил кофе, даже не став делать своего обычного утреннего бутерброда, зная, что меньше чем через час буду сытно накормлен, и отправился на автобусную остановку. И действительно, прошло каких-то минут тридцать пять, как я уже сидел за знакомым мне столом и плотно завтракал.
Во время продолжительного чаепития я спросил дядюшку Лика, что означал употребленный им термин "перешедшие", на что он, в свою очередь, задал вопрос: "А вы разве не знаете, сеньор Конти?". Я ответил искренним "нет", на том разговор об этом и закончился, поскольку дядюшка Лик предложил: "Не хотите ли зайти в лавку?" И добавил: "Там очень интересно!" Я с готовностью согласился и пошел следом за хозяином по направлению к дверям дома.
В лавке царила полутьма. Жалюзи на окнах были наполовину закрыты, дневной свет падал сквозь них на пол. Закрыв за собой дверь, я некоторое время привыкал к полутьме, а затем увидел стены с полками, на которых размещалось огромное количество различных вещей, тускло освещенных небольшими лампами, и несколько экспонатов больших размеров, стоящих отдельно. Дядюшка Лик взялся быть моим гидом. Вначале он коротко объяснил мне устройство лавки.
– Все помещение условно поделено на четыре части света и если бы вы, сеньор Конти, взяли в руки компас, то увидели бы, что расположение экспонатов в лавке в точности соответствует им. Сейчас, например, войдя в дверь, мы оказались на юге нашей планеты. Следовательно, все, что справа от нас и до середины помещения соответствует той ее части, что простирается, условно говоря, вниз от экватора, направо от Гринвича – до самого сто восьмидесятого меридиана. Другими словами, эта часть лавки называется юго-востоком. Налево, соответственно, юго-запад. От условного экватора лавки к дальней стене простираются те пространства, что мы для себя называем северо-востоком и северо-западом. Я так подробно объясняю вам все это только с одной целью: войдя сюда в каждый следующий визит, вы будете точно знать, где лежит то, что вам интересно на сей раз. Ну, а теперь наслаждайтесь, разглядывайте, читайте – тут есть много удивительных вещей, а я, пожалуй, займусь делами, после чего и пообедаем.
Дядюшка Лик оставил меня одного и это было здорово, иначе я бы занервничал, да и разбил что-нибудь особо ценное. Как выяснилось почти сразу, другого рода экспонатов в лавке просто не было, тут были собраны сплошь артефакты, предметы, стоимость которых исчислялась огромными суммами. Некоторые из представленных вещей были настолько редки, что дядюшка Лик как истинный собиратель не продавал их вовсе. Всего этого я не знал, а хозяин то ли намеренно, то ли по каким-то иным, мне неведомым, соображениям, не просветил меня в вопросах особенностей многих выставленных тут экспонатов, потому я, поболтавшись по лавке, дошел до дальних правых полок и без всякого пиетета к выставленным редкостям, даже с легким пренебрежением взял первую же попавшуюся мне на глаза вещь.
Это была какая-то совершенно безликая с виду маска с абсолютно гладкой поверхностью, отверстиями для глаз, приклеенными меховыми бровями и усами, треугольным носом и с чем-то похожим на две связки ключей в тех местах, где обычно находятся уши. Я повертел ее в руках, положил на место и только потом прочитал ее описание. Тут же вся спесь с меня слетела – этот предмет оказался погребальной маской давно вымершего племени, которую клали на лицо усопшего с целью запутать его душу, дабы она не могла вернуться в тело. Таких масок было в мире не больше десятка и каждая из них могла принести обладателю целое состояние.
Больше я не позволял себе подобной вольности. Теперь, прежде чем взять в руки экспонат, я прочитывал его описание, закрепленное в рамке на стене, и только потом дотрагивался до очередной редкости, а иногда и не делал этого в силу приписываемой ей особой магической силы.
Масок в лавке было довольно много, и о существовании большей части из их, как, впрочем, и иных редкостей, тут хранящихся, прежде мне не было известно. Предметы быта и культа давно исчезнувших с лица земли народов, боярская шапка, изготовленная около четырехсот лет назад, подлинный роуч шайенов, принадлежавший какому-то славному вождю, чуть ли не самому "Римскому Носу", книга Джозефа Смита, одна из пяти тысяч изданных первым тиражом, тут были даже второй том Библии Гутенберга и "География" Птолемея, но больше всего поражал воображение громадный том "Птицы Америки".
Вдруг мой взгляд привлек знакомый предмет, даже издалека я его узнал, и двинувшись на запад, прямо в направлении условного Гринвичского меридиана, я приблизился к великой ценности для каждого меломана. На полке стоял "Белый альбом", на конверте которого был проштампован его порядковый номер – 0000005. Подержав в руках уникальный экспонат и промычав несколько фрагментов мелодий, я двинулся на юго-запад лавки, где заметил великолепный образец фаюмской живописи, а еще южнее – несколько фрагментов рабовладельческого корабля, затонувшего несколько веков назад у западного побережья Африки.
Я так увлекся, что перестал наблюдать время, и отвлек меня от созерцания невиданной мною доселе коллекции редчайших предметов разных эпох и сторон света только знакомый голос, вдруг раздавшийся за спиной. Это был мистер Пик, он улыбнулся и протянул мне руку для приветствия.
– На сегодня достаточно, сеньор Конти, у вас впереди еще много времени на эту работу. А теперь пора за стол, негоже нам с дядюшкой Ликом слыть уморителями студентов.
– Как, и вы тут, мистер Пик! – удивился я. – Не ожидал вас увидеть сегодня.
– И зря, я тут практически постоянный гость – ответил мистер Пик со смехом, – Так что, самое время начать привыкать к моему присутствию. Ну, пойдемте, простынет еда.
Мы вышли из лавки и направились в конец виноградной аллеи, где уже был накрыт традиционно великолепный стол.
Покончив с трапезой, мы привычно предались чаепитию, обсуждая увиденные мною в лавке раритеты, и именно тогда я узнал, что среди них есть те, что не подлежат продаже. Мысль о расставании с ними, по словам дядюшки Люка, была для него невыносима. "Кроме того, достать вторые экземпляры некоторых из них просто невозможно" – добавил он.
За столом на некоторое время воцарилось молчание, но оно, к моему великому удивлению и еще большей радости, совсем не было тягостным. Скорее наоборот, мы словно телепатически обменивались мыслями, и в один момент этого общения я как-то интуитивно понял, что настал момент мне задать тот вопрос, что вертелся на языке, но дядюшка Лик меня опередил.
– И где же ваш товарищ, о котором вы говорили нам в прошлый раз, почему его опять нет с вами?
– К родителям уехал на недельку – ответил я. – В следующий раз придем вместе, он отличный парень.
– Мы и не сомневаемся, иначе б и не звали в гости – ответил дядюшка Лик за себя и своего друга, который согласно кивнул на это замечание. – Отлично, будем ждать вас в следующий выходной день.
На этом тема о моем однокашнике была закрыта, мы проговорили еще пару часов, и я уехал к себе, в общежитие. Продолжить обсуждение термина "перешедшие" я так и не решился, но у меня осталось полное ощущение, что вскоре я все об этом узнаю.
Первые открытия
В следующее воскресенье я вновь приехал в гости один, без своего товарища. Он остался погостить в родительском доме еще на несколько дней, но обещал непременно вернуться к следующему воскресному визиту. Дядюшка Лик и неизменный мистер Пик встретили меня как обычно радушно, сытно накормили очередным виртуозно приготовленным блюдом, неказистым на вид, но бесподобным на вкус, и мы приступили к традиционному чаепитию.
– Мне интересно – начал разговор дядюшка Лик, – узнать, культуры каких частей этой планеты вам больше всего интересны? В прошлое воскресенье мы не обсудили первое знакомство сеньора Конти с экспонатами, – обратился он к мистеру Пику, словно объясняя свой вопрос, – вот мне и стало интересно.
– Мне, в общем, все интересно, но так, чтобы выделить какую-то… – ответил я и зачем-то разоткровенничался. – Странно самому, но моего интереса к чему-нибудь одному надолго не хватает. Я погружаюсь в тему обычно с головой, увлекаюсь моментально, но быстро выныриваю, и приступаю к другой. Ну, это не значит, что происходит все в течение суток… Правда, бывает и так! – закончил я после некоторого замешательства под общий смех моих собеседников.
– Отлично! Именно то, что я и хотел услышать! – сказал дядюшка Лик, наливая мне чаю и пододвигая поближе корзинку с фруктами. И тут же ошарашил меня следующим заявлением. – Пройдет совсем немного времени, и вы, сеньор Конти, обретете дело всей жизни, я вам обещаю это! Но вам следует пересмотреть отношение к собственному будущему, каким б оно ни было. Вот вы где учитесь?
– В институте, техническом. По диплому буду инженером, если удачно закончу.
– И вам нравится?
Вопрос был совершенно уместен, и мне оставалось только удивляться, как дядюшка Лик умеет угадывать самое сокровенное в человеке.
– Честно говоря, совсем нет.
– Так зачем же вы там учитесь?
Я не знал, что и ответить. Это была чистая правда – учеба вызывала у меня отвращение, я уже смотреть не мог на все эти формулы, схемы цепей и прочую заумь. Но как было рассказать о том, что мои мечты об историческом или литературном образовании, которые я пытался обсуждать в кругу семьи, вызывали каждый раз бурное отторжение.