Разговоры с ними, сказал мне дядюшка Лик, носят крайне деловой характер, и заключаются только в обмене денег на нужный нам предмет, но эти люди предельно жадны и часть из них не остановится даже перед открытым грабежом, поэтому у нас во всех этих местах есть прочные связи среди серьезных людей разного толка, криминального и силового государственного, что в большинстве мест практически одно и то же. С ними также предстояло познакомиться, мало того, проводить часть времени за обсуждением только одного вопроса – сколько платить им за защиту и лояльность.
Это самая неприятная часть работы, но без нее не обойтись, иначе придется обращаться к нашим братьям из той самой дюжины, которые несут общую миссию каждый в своей части планеты, включать наши невероятные возможности и ставить тем самым весь план под угрозу, говорил дядюшка Лик. Нам важны те, кого мы берем с собой, а нынешние издержки – не более чем небольшие проблемы, которые надо решать мирным путем, употребляя весь политический талант, и им меня, по словам хозяина лавки, тоже наделят, наравне с прочими умениями.
"То же самое и здесь – дядюшка Лик потянулся за очередной сигаретой и сделал внушительный глоток коньяка. – Герр Хаупт это один из шефов местной полиции, потому к нему и особенное отношение. К счастью, он еще и заядлый собиратель восточных редкостей, в первую очередь среднеазиатских, как вы уже успели заметить. Благодаря особым с ним отношениям – а он понимает, что надавив на нас потеряет уникальный канал редкостей для своей коллекции – мы чувствуем себя спокойно и вольготно тут, никто посторонний в сад не заходит. Более того, герр Хаупт лично знаком с каждым нашим клиентом, и ценит этот редчайший дар общения с себе подобными, каковыми он почитает прочих посетителей лавки, пренебрежительно относясь к остальным представителям рода человеческого.
Он же держит в узде и тех, кто считает по недомыслию нас своими конкурентами, то есть, местных антикваров, и делает это именно потому, что такого круга общения там не найти, все основные собиратели тут, у нас. Да и возможностей у прочих антикваров, как вы понимаете, сеньор Конти, подобных и в помине нет, вот мы и выигрываем в глазах посетителей лавки и герра Хаупта в том числе".
Мистер Пик закончил приготовления, стол был накрыт, и мы принялись за трапезу. Покончив с ужином и откинувшись в своих плетеных креслах под сенью виноградных лоз, мы предались наслаждению, вкушая кофе, сваренный в турке мистером Пиком, пригубливая коньяк и вдыхая ароматный дым сигареты. После недолгого молчания, пройдя первый и самый скорый из этапов переваривания пищи, когда послевкусие постепенно покидает вас и начинается собственно процесс усвоения пищи чисто физиологического свойства, дядюшка Лик продолжил давать мне свои наставления.
– Знаете, сеньор Конти, – медленно продолжил разговор хозяин лавки, – Есть несколько моментов, на которые я хотел бы обратить ваше внимание прежде всего. Два из них я уже вам поведал – мы ни в коем случае не вмешиваемся в дела наших подопечных и прочих людей, а только оказываем им поддержку, и никак не выказываем своей заинтересованности, кроме той, что может быть присуща волонтерам, добровольно делающим свое дело.
И вот что еще: вспомните, я говорил вам о том, что в какой-то момент мы пришли к выводу – не стоит мешать людям исповедовать идею о заговоре неких демонических сил, объединившихся для уничтожения рода человеческого. Так вот, в том наборе усовершенствований, которыми в эти самые мгновения оснащают вас дистанционно, есть одна очень занимательная функция – запрет на культивацию идеи, противоположной той, о которой я теперь вам напомнил.
То есть, надо себе четко представлять, что коль скоро может существовать теория темных сил, с такой же вероятностью кого-то из нас может обуять ее зеркальная форма – болезнь представителя некоей "светлой братии", или идея о существовании ангелов, спускающихся на землю по мановению указующего перста, дабы одарить святого человека чем-то особенным. Каждый из тех, кто рассказывает другим подобные сказки, представляет благодеяние по-своему, но суть всенепременно носит материальный характер. Кому-то ближе идея денежного вознаграждения, кто-то представляет себе этот "дар небес" в виде получения должности с каким-то невообразимым окладом, и в этом случае он почтет себя облагодетельствованным по собственным заслугам, мол, значит я был достоин этого – так он подумает.
Пойдите в церковь, любую, но только после того, как вас полностью оснастят, и вы в состоянии будете слышать мысли. Уверяю, выдержите вы не больше нескольких минут, потому что ни одной мольбы о помощи другим вы не услышите. Разве только от тех, кто просит избавления от страданий для тяжело больного близкого родственника, но и в этом случае просьба почти всегда во многом предполагает и собственное избавление от чьих-то страданий, и возможность пожить для себя, что называется. Не хочу огульно оговаривать всех, среди этих людей есть искренно молящиеся за других, не выпячивая себя, и им, кстати говоря, тоже оказывается помощь, но это дело другой службы, у которой забот несравнимо меньше наших, да и дело не требует столь многих усилий.
Что касается наших подопечных, то среди них практически нет людей воцерковленных, но именно они и есть те самые праведники, кто определит лицо будущего этой планеты, сколько бы этапов эксперимента для этого не пришлось провести. Полагаю, теперь вы вспомните мой первый рассказ о батюшке, и подумаете про себя о несоответствии моих сегодняшних и прежних слов. Нет, уверяю вас, я все помню, да и батюшка всего лишь волею судеб оказался служителем церкви, и будь он обычным мирянином, поверьте, служил бы так же истово своей идее, как и в том своем статусе.
Мало того, будет еще одна история, и вы ее услышите чуть позже, где тоже будет фигурировать церковь в качестве главной площадки, на которой происходило действие, это так. Но и в том случае человек ничуть не станет лучше или хуже от того, состоится ли действо в помещении храма или в закусочной.
Вообще, надо сказать, что создание церкви – существенный отличительный признак нынешнего цивилизационного этапа. И не просто церкви, а создание концепции единобожия, подкинутого вовремя человечеству, дабы избавить его от иллюзии, что множество богов означает множество возможностей проявления своих страстей, к примеру, подверженность необоримому желанию участия в вакханалиях. Но и тут человек провел границы, создав культ нескольких пророков, и поделив таким вот образом зоны влияния в борьбе за материальное благоденствие. Однако вместе с тем было сделано главное – наряду с идеей единобожия человечеству был дан свод правил, четкое следование которым требовалось от каждого приверженца культа того или иного пророка. Специальные люди стали следить за этим, наказывать за отступление от требований, даже не требований, а своих трактовок этих требований, и постепенно они сделались главными людьми на этой планете.
Я знаю достаточное количество таких, кто отрекшись от церкви, стал ученым или представляется сам себе таковым. Среди них есть вполне себе многочисленная категория людей, кто предельно цинично оценивает все происходящее исключительно с точки зрения изучения вопроса, что же двигало человеком или группой людей в каждом конкретном случае – условные или безусловные рефлексы.
Хорошо одетые с прекрасными как им кажется манерами, великолепно эрудированные, они завсегдатаи в мозгах своей паствы, куда внедряют идеи равные тем, от которых отреклись, то есть, собственный свод правил, главное из которых – не верить тем, кто остался в том лагере. У них свои пророки, о которых они рассуждают с немалой степенью фамильярности, почитая себя равными тем, кого представляют своими кумирами, но тщательно скрывая тот факт, что почти все их кумиры в процессе углубления в познание законов Вселенной, приходили к выводу о невозможности самопроизвольного установления того порядка, который теперь в ней присутствует.
Так вот, чтобы не быть слишком уж многословным, каждый из наших подопечных стоит миллионов прочих людей, поделенных на политические, экономические партии и сообщества, религиозные конфессии и прочие конгломерации. Ни у одного из этих великих людей нет потребности объединяться с кем-либо по каким-либо иным причинам, кроме одной идеи, простейшей из возможных – жить добром. Это – громадная задача, и смысл этого всеобъемлющего слова наши подопечные совершенно точно знают. Но если вы полагаете, что они такими категориями мыслят, то серьезно ошибаетесь. Они просто ежедневно, ежеминутно негромко и усердно делают то, к чему предназначены, и уверенность в том, что это и есть дело их жизни не дадено откуда-то сверху или пришло письмом по почте, нет. Это что-то необъяснимое, какая-то внутренняя несформулированная потребность, но спроси их, почему они делаю то, что делают, ответа не будет. Или будет, но такой – мол, не знаю, как-то так решил, вот и ковыряюсь потихоньку.
На этом, пожалуй, и закончим на сегодня. Завтра у вас тяжелый день с самого раннего утра – институт, затем начало практического курса и первое путешествие, как я уже говорил, в середину восьмидесятых прошлого столетия.
Мы еще немного посидели у хауза, а затем поднялись на второй этаж дома, где меня отправили в приготовленную заранее спальню, уже знакомую мне. "Теперь это ваша комната, сеньор Конти, располагайтесь и устраивайте здесь все так, как вам по душе – напутствовал меня прощаясь мистер Пик. – Утром увидимся". Дядюшка Лик, пожелав всем спокойной ночи, ушел в свою комнату, мистер Пик направился к лестнице, ведущей на первый этаж, и я остался один. Ставни на окнах и двери, ведущей на веранду, были открыты, так что я еще некоторое время провел там, любуясь открывавшейся великолепной перспективой.
В прошлое