6
Когда зазвонил будильник, мне снилось, что я гляжу на свои ноги и вижу, что они начинают таять и растекаться, точно желе; я успеваю надеть на них резиновые сапоги и обнаруживаю, что кончики пальцев у меня на руках стали прозрачными; я иду к зеркалу, чтобы посмотреть, не происходит ли чего-нибудь с моим лицом, и просыпаюсь. Обычно я не помню свои сны.
Эйнсли еще спала, и я сварила себе яйцо и в одиночестве съела его, запив томатным соком и чашкой кофе. Затем я выбрала одежду, подобающую сотруднику Сеймурского института, проводящему опрос потребителей, - строгую юбку, блузку с длинными рукавами и уличные туфли на низких каблуках. Мне хотелось выйти пораньше, но если начать опрос слишком рано, то мужчины, которые любят поспать в выходной, будут еще в постелях. Достав карту города, я принялась изучать ее, мысленно вычеркивая районы, где был запланирован основной опрос. Выпив еще одну чашку кофе с тостом, я наметила по карте несколько возможных маршрутов.
Надо было найти семь или восемь мужчин, которые еженедельно употребляют определенное количество пива и согласятся ответить на мои вопросы. Поиски сегодня, вероятно, затянутся - из-за предстоящего праздника. Я по опыту знала, что мужчины, в отличие от женщин, не очень склонны отвечать на наши вопросы. Улицы нашего района исключались: хозяйка могла прослышать, что я расспрашиваю соседей о том, сколько они пьют. К тому же жители нашего района, по-моему, пьют виски, а не пиво; имеется здесь и прослойка вдов-трезвенниц. Соседний с нашим район частных пансионов тоже исключался: однажды я пыталась его обследовать, когда мы проводили опрос потребителей картофельных чипсов, и обнаружила, что тамошние домовладельцы весьма враждебно относятся к подобным мероприятиям. Меня, наверное, принимали за тайного финансового инспектора и думали, что я вынюхиваю незарегистрированных жильцов. Студенческий район возле университета тоже не годился - я вспомнила, что на этот раз полагается опрашивать потребителей старше определенного возраста.
Я доехала на автобусе до станции метро, отметила плату за проезд в списке своих служебных расходов, перешла через улицу и спустилась в парк напротив станции метро; этот парк разбит на ровном поле; в нем нет ни одного дерева. Я прошла мимо бейсбольной площадки, на которой никто не играл. Вся остальная часть парка представляет собой сплошной травянистый газон, уже пожелтевший; сухая трава трещала у меня под ногами. Погода была такая же, как вчера, - душно и безветренно. Небо было затянуто дымкой; воздух тяжело обволакивал, точно пар, и удаленные предметы словно немного расплывались и обесцвечивались.
В противоположном конце парка начинался асфальтовый тротуар, поднимавшийся к жилому кварталу, застроенному небольшими, обшарпанными стандартными двухэтажными домиками, стоявшими тесно друг к другу и похожими на коробки; они были украшены лишь деревянными наличниками и карнизами. На некоторых из домов наличники были недавно покрашены, но от этого обшитые шифером стены казались еще более серыми и потертыми. Это был один из тех районов, которые несколько десятилетий приходили в упадок, а в последние годы понемногу стали снова оживать. Некоторые дома здесь были куплены переселенцами с городских окраин и значительно усовершенствованы: выкрашены в благородный белый цвет, окружены рядами вечнозеленых растений и увешаны стилизованными под старину фонарями, а дорожки выложены каменными плитами. Рядом со старыми домами эти разодетые франты выглядели прямо-таки легкомысленно, словно они прониклись духом веселой безответственности и решили позабыть свой возраст, свои болезни и суровый климат. Я подумала, что, когда начну опрос, не стану заходить в отремонтированные дома. Там живут не те люди, которые мне нужны, - там пьют мартини.
Страшновато смотреть на закрытые двери, когда знаешь, что должен к ним подойти, постучать и попросить хозяев об услуге. Я одернула юбку, расправила плечи и приняла выражение, которое, как я надеялась, было одновременно и официальным, и дружеским. Мне пришлось пройти целый квартал, настраиваясь, прежде чем я решилась начать. В конце квартала я увидела многоквартирный дом, довольно новый. Я решила оставить его под конец: там будет прохладно и хватит людей на все опросные листы, которые у меня к тому времени останутся незаполненными.
Я нажала первую кнопку. Кто-то бегло осмотрел меня сквозь полупрозрачную белую занавеску в окне, потом дверь открылась; на пороге стояла востроносая женщина в клеенчатом фартуке. На лице женщины не было ни следа косметики, даже губной помады, а на ногах черные туфли со шнурками и толстыми каблуками, которые мне всегда хочется назвать ортопедическими, хотя они попросту продаются в отделах уцененной обуви в больших универмагах.
- Доброе утро, я из Сеймурского института общественного мнения, - сказала я, фальшиво улыбаясь. - Мы проводим небольшой опрос потребителей, и я подумала: может быть, ваш муж любезно согласится ответить на несколько вопросов?
- Вы что-нибудь продаете? - спросила она, поглядев на мои бумаги и карандаш.
- Нет-нет, мы ничего не продаем. Мы изучаем спрос на товары потребления - мы только задаем вопросы. Это помогает улучшить качество товаров, - добавила я неуверенно. У меня было впечатление, что здесь я не найду того, чего ищу.
- А о чем вопросы? - спросила она, подозрительно поджав губы.
- Всего лишь о пиве, - сказала я наигранно-легко, пытаясь при помощи интонации создать впечатление, что разговор идет о чем-то вполне невинном.
Выражение ее лица переменилось. Я испугалась, что меня сейчас выставят. Но она немного подумала, отступила, пропуская меня, и сказала голосом, неприятным, как холодная овсянка:
- Заходите.
Я оказалась в безупречно вымытой прихожей, где стены были выложены кафелем, а в воздухе пахло отбеливателем и мебельной политурой. Хозяйка удалилась, плотно затворив за собой дверь. Послышался приглушенный разговор, затем дверь снова открылась, и я увидела высокого седого мужчину с суровым лицом. Женщина стояла за его спиной. На мужчине был черный пиджак, хотя день был очень теплый.
- Вас, девушка, - сказал он мне, - я не осуждаю: я вижу, вы славная и милая и лишь служите, сами не ведая того, орудием в чужих руках - орудием для достижения отвратительной цели. Но не откажитесь передать эти брошюры тем, кто послал вас; может быть, их сердца еще можно обратить к истине. Распространение спиртных напитков и поощрение пьянства - это преступление, грех против господа нашего.
Я взяла брошюры, но, чувствуя себя ответственной за репутацию Сеймурского института, сочла нужным заметить:
- Наша фирма не занимается продажей пива.
- Не вижу разницы, - строго сказал он. - Не вижу тут никакой разницы. "Те, кто не со мной, - против меня", - говорит господь. Не пытайтесь обелить торговцев несчастьем и пороком. - Он было уже отвернулся от меня, но передумал и добавил напоследок: - Вы, девушка, и сами можете прочитать, что здесь написано. Уверен, что вы не оскверняете свои уста прикосновением к алкоголю, но нет души, которая была бы вполне чиста и не подвержена соблазну. Пусть семя упадет не в придорожную канаву и не в бесплодную почву.
- Спасибо, - робко проговорила я, и губы хозяина чуть шевельнулись в улыбке. Жена его, со скорбным удовлетворением наблюдавшая эту краткую проповедь, шагнула вперед и открыла мне дверь. Я вышла, подавив рефлекторное желание пожать им руки.
Да, начало было малообещающим. Шагая к следующему дому, я осмотрела обложки брошюр. "Воздерживайтесь!" - приказывала первая. Вторая называлась более романтично: "Пьянство и дьявол". Видно, священник, подумала я; но уж, конечно, не англиканской церкви. И, может быть, даже не унитарной. Наверное сектант.
В соседнем доме никто не отозвался на звонок, а следующую дверь открыла девчонка, вымазанная шоколадом; она сообщила мне, что папа еще спит. Ну, а дальше я попала как раз туда, куда нужно, - я почувствовала это, едва войдя. Входная дверь была открыта настежь, и, позвонив в звонок, я увидела, как через прихожую ко мне идет мужчина среднего роста, но очень плотного сложения, пожалуй, даже грузный; он был в нижней рубашке и шортах. Нас разделяла стеклянная дверь, и, когда хозяин отворил ее, я заметила, что он без туфель - в одних носках. Лицо у него было красное, как кирпич.
Я объяснила, зачем пришла, и показала карточку со шкалой еженедельного потребления пива. На шкале десять делений, причем каждое имеет номер, потому что некоторым мужчинам неловко произнести вслух, сколько пинт пива они выпивают в неделю. Он указал на номер девять, второй сверху. Очень редко кто-нибудь указывает на номер десять: каждому хочется думать, что другие пьют еще больше, чем он.
Ответив таким образом на мой первый вопрос, он сказал:
- Пойдемте в гостиную, присядем. Вы, наверное, устали ходить по такой жаре. Жена только что ушла в магазин, - добавил он, неизвестно для чего.
Я опустилась в кресло, а он убавил звук телевизора. Я увидела бутылку пива, производимого фирмой, которая конкурирует с "Лосем". Бутылка была наполовину пуста. Хозяин уселся против меня, улыбаясь и вытирая лоб платком, и на предварительные вопросы отвечал с видом эксперта, выносящего неоспоримые суждения. Прослушав по телефону песенку, он задумчиво поскреб волосы на груди и отозвался о ней с тем самым восторгом, о котором мечтают армии рекламных агентов. Когда мы кончили, я записала его имя и адрес (это делается для того, чтобы не дублировать интервью), встала и начала благодарить его. Тут он с пьяной ухмылкой вскочил с кресла и направился ко мне.
- Разве это дело, чтобы такая хорошенькая девушка расхаживала по домам и спрашивала мужчин, что они пьют! - хрипло сказал он. - Мужа надо завести - или вам дома не сидится?