- Я сама приготовлю чай, - предложила Мэриан. Она относилась к Кларе как к больной и представляла себе, что Клара должна всегда есть в постели с подноса. - А ты оставайся в манеже.
Она не сразу нашла все, что требовалось, но в конце концов расставила на подносе чай, лимон, диетическое печенье, которое обнаружила в корзине для белья, и, вернувшись в комнату, поставила поднос на пол. Она подала Кларе чашку прямо в манеж.
- Ну-с, - сказала Клара, когда Мэриан уселась на ковре, чтобы находиться с ней на одном уровне. - Как дела? Готовишься? Наверно, ужасно занята?
Глядя на Клару, сидящую в манеже с ребенком (который жевал пуговицу на ее блузке), Мэриан впервые за три года почувствовала зависть к подруге. С Кларой уже произошло все, что должно было произойти. Мэриан не хотелось оказаться на ее месте; но ей хотелось знать, что с ней самой еще будет происходить, в каком направлении она будет меняться. Если знать, можно успеть подготовиться к переменам. Проснуться в одно прекрасное утро и неожиданно обнаружить, что ты другой человек, - вот чего она боялась.
- Клара, - сказала она, - как тебе кажется, я нормальная?
Они с Кларой были давно знакомы, ее мнение что-нибудь да значило. Клара задумалась.
- Да, ты нормальна, - ответила она, извлекая пуговку изо рта маленькой Элен. - Я бы даже сказала, что ты патологически нормальна. А в чем дело?
Мэриан успокоилась. Это было то, что она сама бы о себе сказала. Но если она такая нормальная, почему именно на нее свалилась эта беда?
- В последнее время со мною что-то происходит, - сказала она. - Прямо не знаю, что делать…
- Что именно?.. Ах ты свинюшка, это же мамин чай!
- Не могу есть некоторые продукты; мешает какое-то странное чувство, - сказала Мэриан, пытаясь понять, насколько внимательно Клара ее слушает.
- Мне это знакомо, - сказала Клара. - Я, например, не могу есть печенку.
- Но раньше я все это ела. И дело не в том, что мне не нравится вкус. Это, скорее, общее ощущение…
Объяснить это было очень трудно.
- Наверно, предбрачный невроз. Меня перед свадьбой целую неделю тошнило по утрам. И Джо тоже. Это пройдет. Может, рассказать тебе что-нибудь… 6 сексе? - спросила Клара с деликатностью, которая в ее устах была почти пародийна.
- Нет, нет, спасибо, - сказала Мэриан. Она была уверена, что Клара неверно объяснила ее состояние, но все-таки почувствовала облегчение.
Мэриан снова услышала пластинку и открыла глаза. С того места, где она лежала, ей была видна модель авианосца из зеленой пластмассы, плывущего в световом круге настольной лампы Питера. У него появилось новое хобби - он стал собирать модели кораблей, утверждая, что отдыхает за этим занятием. Мэриан помогла ему собрать этот авианосец - читала вслух инструкцию и подавала детали.
Она повернула голову на подушке и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ, глаза его поблескивали в полутьме.
- Питер, - сказала она, - я нормальная?
Он рассмеялся и похлопал ее пониже спины.
- Мой скромный опыт говорит мне, что ты очаровательно нормальна!
Она вздохнула: она-то имела в виду совсем другое.
- Я бы, пожалуй, еще выпил, - сказал Питер; так он просил ее принести ему виски. Пепельница была убрана с ее спины. Она повернулась и села, стянула с кровати верхнюю простыню и закуталась в нее. - Раз уж ты встала, переверни пластинку, будь паинькой.
Мэриан пошла в гостиную, чувствуя себя голой, несмотря на простыню и полумрак. Перевернула пластинку, потом направилась в кухню; налила виски для Питера. Хотелось есть: она почти не ела за обедом. Она открыла коробку с тортом, купленным на обратном пути от Клары. Накануне был Валентинов день, и Питер прислал ей букет роз. Она чувствовала себя виноватой - следовало что-нибудь ему подарить, но невозможно было придумать, что именно. Торт мог служить лишь символическим подарком: это было сердце, покрытое розовым кремом и, вероятно, уже черствое; но ведь для символа главное - форма.
Мэриан достала две тарелки, две вилки и две бумажные салфетки; потом рассекла торт. Внутри он тоже был розовый, и это ее удивило. Она взяла в рот кусок и стала медленно жевать его. Губчатая, ячеистая масса сжалась и налипла на язык - как будто лопнули тысячи крохотных легочных альвеол. Ее передернуло, она сплюнула в салфетку, выкинула в мусорное ведро все, что было на ее тарелке, и вытерла рот краем простыни.
- Я принесла тебе кусок торта, - сказала она, входя в спальню с виски и кусочком торта для Питера. Это была проверка - не для Питера, а для нее самой. Если и он не станет есть, значит, она вполне нормальна.
- Какая же ты у меня милая!
Питер взял тарелку и стакан и поставил на пол.
- Ты что, не собираешься есть торт? - с надеждой спросила она.
- Потом, - улыбнулся он, - потом. - И стал снимать с нее простыню. - Ты у меня совсем замерзла. Тебя надо согреть.
Она почувствовала вкус виски и сигарет. Лежа на спине, он притянул ее к себе, зашелестела белая простыня; Мэриан окружил знакомый, свежий запах мыла; в гостиной не переставая играла эстрадная музыка.
Потом она опять лежала на животе, и пепельница чуть покачивалась на ее голой спине, но теперь глаза ее были открыты. Она смотрела, как Питер ест торт.
- Я зверски проголодался, - сказал он с ухмылкой.
Ничего странного он в торте не заметил - съел и не поморщился.
24
Как-то незаметно подошел день последней холостой вечеринки у Питера. Мэриан просидела полдня в парикмахерской: Питер хотел, чтобы она сделала себе прическу. Он также намекнул, что ей стоит купить новое платье, не такое "мышиное", как ее прочие наряды, и Мэриан покорно согласилась. Новое платье было короткое, красное, с блестящей ниткой. Мэриан казалось, что оно ей вовсе не идет, но подчинилась продавщице, уверявшей, что платье сшито специально для нее. "Это ваш стиль, дорогая!" - убежденно сказала продавщица.
Платье пришлось отдать для небольшой переделки, и, выйдя из парикмахерской, Мэриан зашла за ним. Теперь она переходила через дорогу с розовато-серебристой картонкой в руке, осторожно ступая по скользкой мостовой и стараясь не поворачивать головы, - как жонглер, удерживающий на темени хрупкий золотой шар. Даже в холодном предвечернем воздухе она чувствовала сладковатый запах лака для волос, которым опрыскал ее парикмахер. Она просила не лить много лака, но парикмахеры никогда не слушают клиента: они считают, что ваша голова - нечто вроде торта, который нужно тщательно украсить.
Обычно Мэриан причесывалась сама, и потому ей пришлось обратиться за консультацией к Люси - та все знала про парикмахерские и прочие заведения подобного рода. Но, вероятно, Мэриан не надо было следовать ее совету. Фигура Люси и ее лицо были как будто созданы для искусственной обработки: маникюр, косметика, завивка естественно сливались с ее обликом. Наверно, без косметики она бы походила на ощипанную курицу; однако насчет себя Мэриан была убеждена в обратном: любые украшения казались на ней неестественными и ненужными и выделялись, как заплаты.
Уже на пороге большого розового зала - все приспособления и устройства, предназначенные для такого легкомысленного дела, как дамские прически, были оформлены в розовых и лиловых тонах, однако имели поразительное сходство с производственным оборудованием - Мэриан почувствовала, что должна отдаться на волю здешнего персонала, как если бы она попала в операционную. Сначала она обратилась к молодой особе с лиловатыми волосами, которая, несмотря на накладные ресницы и перламутровый маникюр, оказалась пугающе деловита и бесстрастна - как медицинская сестра; она препроводила Мэриан к специалистам.
Мытье волос Мэриан было поручено девице с сильными, натренированными руками, одетой в розовый, мокрый под мышками халатик. Мэриан закрыла глаза и прижалась к краю стола, а девица принялась лить ей на голову шампунь, взбивать пену, споласкивать. "Клиентов, - думала Мэриан, - надо усыплять во время подобных операций". Ей не нравилось, что с нею обращаются как с куском мяса, как с неодушевленным предметом.
Затем ее привязали к креслу - не очень крепко, но вскочить и выбежать на улицу с мокрыми волосами и больничной простыней вокруг шеи она бы уже не сумела. И тут за дело взялся врач - молодой мужчина в белом халате, пахнущий одеколоном, с ловкими, длинными пальцами и в остроносых туфлях. Мэриан сидела не двигаясь, подавала ему бигуди и смотрела как зачарованная на задрапированную в белое фигуру, заключенную в овальное пространство зеркала с золоченой резной рамой, и на полку, заставленную сверкающими инструментами и пузырьками со снадобьями. Что происходит с ее волосами, она не видела; тело ее было как бы парализовано.
Наконец все бигуди, зажимы, заколки и шпильки были водружены на свои места, и голова ее стала напоминать уродливого ежа, усеянного вместо колючек круглыми волосатыми отростками; ее пересадили в другое кресло и включили фен. Она скосила глаза: множество женщин сидело в ряд, будто за конвейером, в лиловых креслах под одинаковыми грибовидными фенами; фены жужжали. Мэриан видела ряд странных, разноногих существ, с металлическими куполами вместо голов и с развернутыми журналами в руках; существа эти были пассивны, абсолютно пассивны. Неужели и она, Мэриан, превратится в подобное несложное растение, соединенное с несложным механизмом? В электрический гриб?
Она смирилась с необходимостью терпеливо высидеть положенный срок и, протянув руку к стопке журналов возле кресла, взяла верхний - о жизни киноактрис. С обложки к ней взывала блондинка с огромным бюстом: "Девушки! Добивайтесь успеха! Если хотите найти себе место под солнцем, развивайте свой бюст!"