Агент, проводящий опрос, должен записывать ответ слово в слово. Я так и сделала, подумав, что будет забавно подсунуть его ответы в стопку прочих анкет. Это внесет разнообразие в скучную работу какой-нибудь из наших сотрудниц, ставящих галочки цветными карандашами, - миссис Визерс или, может быть, миссис Гандридж. Они прочтут его ответы вслух своим соседкам, добавив: "Каких только людей на свете не бывает!", и разговоров на эту тему хватит по крайней мере на три обеденных перерыва.
- Ну, а как насчет "с первого глотка, который приятно освежит вам горло"?
- Ничего особенного не напоминает. Нет, подождите. Это птица, белая, падает с огромной высоты. Ей прострелили сердце, зимой; перья выпадают из нее на лету и медленно летят вниз… Ваши вопросы похожи на словесные тесты психоаналитика, - сказал он, открыв глаза, - мне они всегда нравились больше, чем тесты с картинками.
- Я думаю, психиатры используют те же принципы, - сказала я, - что и мы. А что вы скажете об этом: "Густой, крепкий вкус"?
Несколько минут он размышлял.
- Икота, - сказал он. - Нет, нет, не может быть. - Он наморщил лоб. - Ага, понятно. Это одна из тех каннибальских историй, - мне показалось, что он немного растерялся или расстроился, - я знаю сюжет. Одна такая история есть в "Декамероне" и парочка - у братьев Гримм: муж убивает любовника жены или жена убивает любовницу мужа; затем из теплого трупа извлекается сердце и из него готовится похлебка или пирог, которые и подаются на серебряном подносе соответствующему персонажу. Впрочем, "здоровый запах" в предыдущей фразе как-то не вяжется со всем этим, правда? Шекспир, - добавил он спокойнее, - Шекспир тоже писал что-то такое. В "Тите" есть подобная сцена, хотя, конечно, можно поспорить о том, кому в действительности принадлежит авторство…
- Спасибо, - сказала я, торопливо водя карандашом по бумаге. Я уже не сомневалась, что он психопат и что мне следует держаться хладнокровно и не выказывать страха. В сущности, мне было не страшно - я не верила, что он может вдруг начать буйствовать. Но от моих вопросов он явно начал нервничать, и, если его эмоциональное равновесие неустойчиво, какая-нибудь случайная фраза может оказаться роковой. С такими людьми это бывает; я вспомнила истории, которые мне рассказала Эйнсли; такие мелочи, как отдельные слова и фразы, очень тревожат некоторых больных.
- Ну, а теперь "крепкое до слез"?
Он размышлял довольно долго и наконец сказал:
- Нет, это мне ничего не говорит. Какой-то распадающийся образ. Первое слово создает образ человека, которого ударили палкой по его стеклянной голове: знаете, как бьет музыкант, играющий на бутылках. А вот все остальное не производит вообще никакого впечатления. От такого ответа, - добавил он печально, - вам, наверное, мало толку.
- Нет-нет, вы превосходно отвечаете, - сказала я, подумав о том, что произойдет с электронной машиной, если запустить в нее всю эту белиберду. - Теперь последняя фраза: "Запах дремучего леса".
- Ну, - сказал он, воодушевляясь, - это легко. Это я сразу почувствовал, с первого прослушивания. Знаете цветные фильмы про собак или про лошадей? "Дремучий лес" - это, конечно, кличка собаки, она наполовину волк, наполовину лайка, и обязательно спасает своего хозяина трижды: первый раз от огня, второй - от наводнения и третий - от плохих людей; скорее всего, не от индейцев, а от белых охотников; по современной моде, в конце фильма собаку убивает жестокий охотник, и ее оплакивают, потом хоронят, возможно - в снегу. Панорамные съемки деревьев и озера. Закат. Экран постепенно гаснет.
- Прекрасно, - сказала я, бешено водя карандашом по бумаге. Некоторое время мы оба молчали - только скрипел карандаш. - А теперь вы меня простите, но я должна спросить, насколько, по вашему мнению, эти пять фраз подходят к пиву? Отвечайте: "очень подходит", "средне", "не очень подходит".
- Понятия не имею, - сказал он совершенно равнодушно. - Я не пью пива. Только виски. А для виски вся эта реклама не годится.
- Но как же так? - удивилась я. - Ведь вы указали на цифру шесть. Это значит, что вы пьете от семи до девяти бутылок в неделю.
- Вы хотели, чтобы я указал на какую-нибудь цифру, - объяснил он, - а шесть - мое любимое число. Я даже заставил хозяина изменить номер нашей квартиры. Она раньше была номер один. Кроме того, мне было скучно, хотелось с кем-нибудь поговорить.
- Значит, я не смогу использовать ваши ответы, - рассердилась я, на мгновение забыв, что с самого начала не относилась серьезно к этому интервью.
- Но они вам понравились, - сказал он с едва заметной улыбкой. - Признайтесь, все остальные интервью были безумно скучными. Я по крайней мере внес разнообразие в вашу работу.
Я почувствовала раздражение. Я его жалела, считала, что он на грани душевного расстройства, а он, оказывается, с самого начала разыгрывал спектакль. Мне оставалось либо встать и уйти, тем самым выразив свое неудовольствие, либо признать, что он прав. Я нахмурилась, не зная, что делать. Но в этот момент отворилась входная дверь и раздались голоса.
Он выпрямился, напряженно вслушиваясь, потом снова прислонился к стене.
- Это Фиш и Тревор, мои соседи, - сказал он. - Тоже порядочные зануды. Тревор зануден, как все матери: он ужаснется, когда увидит, что я сижу без рубашки в комнате с такой классной девицей.
Я услышала, как в кухне ставят на стол бумажные пакеты, потом кто-то басом сказал: "Господи, ну и жара на улице".
- Ну, я, пожалуй, пойду, - сказала я, понимая, что, если соседи у него такие же, как он сам, мне придется нелегко.
Собрав свои бумаги, я встала, но тут снова раздался прежний бас: "Эй, Дункан, хочешь пива?" - и в дверях появился бородатый молодой человек.
- Значит, вы все-таки пьете пиво? - воскликнула я.
- Значит, пью. Простите. Мне просто не хотелось отвечать на остальные вопросы. Надоело. К тому же я уже сказал все, что хотел. Знакомься, Фиш, - обратился он к бородатому, - это девочка из сказки про трех медведей.
Я натянуто улыбнулась. На девочку из сказки "Три медведя" я вовсе не похожа.
Над первой головой в дверях появилась вторая. Второй сосед Дункана был бледен, светловолос и лысоват, голубоглаз и имел греческий нос. Увидев меня, он раскрыл рот.
Пора было уходить.
- Спасибо, - сказала я любезно, но холодно, обращаясь к сидевшему на кровати Дункану. - Вы мне очень помогли.
Он ответил мне самой настоящей улыбкой, и я пошла к двери. Молодые люди в тревоге попятились. Дункан закричал мне вслед:
- А чего ради вы занимаетесь подобной чепухой? Я думал, на такую работу идут только домашние хозяйки, толстые и немытые!
- Ну… - начала я, стараясь принять достойный вид и совсем не собираясь объяснять, что на самом деле мои обязанности… хм, интереснее. - Надо же как-то зарабатывать на хлеб. Чем еще может заниматься в наше время женщина с гуманитарным образованием?
Выйдя на улицу, я посмотрела на свои бумаги. При солнечном свете стало видно, что мои записи в анкете невозможно прочесть: страница была покрыта неразборчивыми каракулями.