– После разрыва отношений большинство женщин, дабы подсластить пилюлю, стараются вернуть себе то, чего были лишены во время романа. А если ты столько времени опасалась пользоваться духами, то вывод напрашивается сам собой.
– Ну, вот и дождь проходит, – как ни в чем не бывало, добавил Клаус, – смотри туда.
Повинуясь движению его руки, я повернула голову, в темном небе четко выделялась светлая радуга.
– Так поздно…
– Судя по всему лунная.
– Да, очень красиво, – задумчиво выговорила я.
– Мой первый курсовой экзамен завалила именно она.
– Радуга?
– Радуга. И вдохновленный ею на восстание Томас Мюнцер. Как говорят нерадивые студенты "именно этого я и не учил". Помню, я неразборчиво что-то тараторил, а преподаватель разозлился и посоветовал мне, пока не поздно, поступить в духовную семинарию.
Я слабо улыбнулась.
Бабушка Хана однажды сказала мне, что радуга впервые появилась после всемирного потопа, как знак божьего прощения. А мое имя тоже обозначает радугу, только по-гречески, когда-то греки считали, что она не исчезает, а рассыпается по полям на ирисы.
"Греки на всемирный потоп опоздали, поэтому смастачили собственную байку", – добавил дедушка Рубен.
– А я родилась при радуге, и теперь это для меня связь с папой, подарившим мне радужное имя. Он был очень веселый человек и всегда что-нибудь придумывал. Мне иногда кажется, что когда появляется радуга, он дает мне знак-проси что хочешь, ангелы сегодня добрые.
– Наверное манну получили, – согласился Клаус. – И как, срабатывает?
– Когда веришь, все срабатывает.
– Тогда попроси личного счастья.
– Не могу, это не только от меня зависит.
– Ну, попроси хотя бы успокоения.
– Жаль, любовь даже неразделенную обидно терять. Это как единорога убить. А вдруг она больше никогда не повторится…
– Повторится, – уверенно сказал он, – только не скоро, есть один волшебный срок – семнадцать месяцев. За это время утихнет неоправдавшееся чувство. Ну, правда, это люди науки доказали. Да я и на себе проверил.
– Как?
– Когда спустя семнадцать месяцев вдруг отряхнулся от своих переживаний и обнаружил, что давно уже окунулся в новую жизнь, нашел новых друзей и сам стал не то чтобы мудрее, скорее многограннее, а главное сделал то, что, будучи глупым и счастливым, без конца откладывал бы на потом – успокоил неприкаянную душу Христиана. Значит, женщина, не принесшая мне счастья, все же сыграла в моей судьбе определенную роль. И я без иронии ей за это благодарен.
– Она тоже замужем?
– Теперь уже да.
– Неужели приглашала тебя на свадьбу?
Он грустно усмехнулся.
– Классика. Желая искупить вину, можно оказаться особенно жестоким. Но я эту свадьбу провел в самолете рейса Мюнхен – Будапешт. В тот день я, по крайней мере, был уверен, что не столкнусь там с ней.
– Зачем ей быть в твоём самолете?
– Она была стюардессой. С этого все и началось. Ревнивцев подчас называют тяжелыми людьми, это не всегда верно, бесконечно верные партнеры иногда нуждаются в ревнивцах, как в подлинных ценителях жанра. А Хельга не ревновала вовсе, она считала, что заявлять права на живого человека нечестно, и любые отношения, даже самые трогательные, это не более, чем союз двух свободных людей.
– По-моему, это разумно.
– Разумно. Да только разум – самый большой враг любящего сердца. Мной овладело то, что было сильнее здравого смысла. Когда она улетала, советовала мне не скучать и развлекаться, а я понимал, что такое же право она оставляет и за собой, поэтому делался просто одержимым, часами просиживал в одиночестве и злился, а потом учинял ей допросы и обыски. Самое отвратительное – я понимал, что веду себя как идиот, но упрямо продолжал. Нам обоим так и не хватило мудрости поставить себя на место друг друга, и однажды она от всего устала и вышла замуж за пилота. Теперь они гуляют вечерами по Парижу и Стамбулу и получают за это жалованье, а я удрал в Будапешт зализывать раны.
– Значит, мы оба умеем красиво проигрывать.
– Верно. Так что же можно попросить у радуги, поторопись, она бледнеет.
– Того, за чем приехала – лучшую в своей жизни передачу.
– Радуга – самое красивое природное явление, и о нем – невероятные легенды во все времена, но когда в 1611 году архиепископ Антонио Доминис предпринял попытку объяснить естественную природу радуги, которая, разумеется, противоречила священному писанию, он был отлучен от церкви и приговорен к смертной казни, а все его труды были сожжены. Только спустя двадцать пять лет нашелся храбрец, повторивший этот опыт.
– Зная, что капли дождя шарообразны, я попросту наполнил водой стеклянный шар, что позволило представить, как отражается солнечный луч в воде и как после его преломления цвета становятся видимыми.
– Так ли уж это оказалось просто?
– Конечно, нет. Для проведения этого опыта мне, например, пришлось самостоятельно изучить анатомию глаза.
– Ваш опыт потребовал максимального сочетания интеллекта и упорства. Но, тем не менее, выпускник иезуитского колледжа встал на тернистый путь естествознания.
– Религиозное обучение, которое я получал в детстве, никогда не вызывало у меня большого восторга. Закончив колледж, я отправился на военную службу и одновременно стал живо интересоваться науками, в особенности, математикой. Из всех наук она, на мой взгляд, наиболее точна и очевидна.
– Отныне во всех размышлениях о строении мира вы опирались на математику. Описание природы радуги – только малая их часть. Вы действительно считаете, что все мы до такой степени состоим из цифр?
– Мы состоим из цифр намного больше, чем предполагаем. Когда я начал изучать человека, я заметил множество математических закономерностей в строении человеческого тела. Например, изучая упомянутую анатомию глаза, я вычислил, когда именно постоянно происходящее преломление света в дождевой капле становится заметным.
– Именно особое строение глаза позволяет человеку разглядеть цветную дугу под дождем?
– Белый луч света, попадая в каплю воды, всегда преломляется под определенным углом, однако человеческому глазу это заметно, когда наблюдатель в дождь или туман стоит спиной к солнцу. Тогда под углом 42 градуса он может увидеть яркий луч красного цвета, а под углом 40.6 – синего. Одним словом, увидеть радугу.
– Таким образом, два человека стоящие в нескольких шагах друг от друга видят отнюдь не одну и ту же радугу, а результат преломления совсем разных лучей в разных каплях.
– Совершенно верно, радуга у каждого своя.
– В ваш век еще не было приборов для развернутого изучения человеческого тела. Неужели ко всем своим выводам вы пришли исключительно путем размышлений и математических расчетов?
– А как же иначе. Я мыслю, значит, я существую.
– Спасибо вам, Рене Декарт, вы преподали замечательный урок сомнения, как своему поколению, так и потомкам.
В тот вечер мы еще долго и бесцельно бродили по мокрым улицам.
– Два – ноль в твою пользу, Капабланка, – призналась я. – Я дважды в тебе ошиблась, а ты дважды оказался прав.
– Понимаю, сегодня ты решила, что я намерен читать тебе моральную проповедь? – со смехом заметил он. – Ниже падать некуда.
– Да, было такое подозрение.
– Обычно, когда я хочу заняться нравоучениями, прежде стараюсь вспомнить десять ситуаций, в которых когда-то оказался откровенно неправ.
– И находишь?
– Желание поучать отпадает скорее, пока мой рекорд – семь. Так что проповедник из меня вышел бы никудышный.
– И отлично. Виктор Гюго однажды сказал мне: "Преступно до того уходить в божественные законы, чтобы уже не замечать законов человеческих".
– Тебе? – лукаво спросил Клаус. – По моему, он сказал это епископу Мириэлю устами члена национального конвента.
– Маленький профессиональный секрет. Ты слышал о художниках, видящих во сне, как отложенные в подсознание образы воплощаются в картины, остается только, проснувшись, перенести их на холст?
– Значит, что-то подобное бывает и у журналистов?
– За всех не отвечаю, но со мной случается.
Секрет этот кроме меня знали только три человека – дедушка, Шломо и Сандра, и, проговорившись, я невольно закусила губу.
Но и это замешательство от него не ускользнуло. Клаус улыбнулся и сказал:
– У меня тоже есть маленький секрет – я пауков боюсь… А кто может стать героем твоей программы, ну, если он вдруг не Виктор Гюго?
– Человек, скажем так, со свежим взглядом на привычные вещи. К примеру, посмотрев на каплю воды, пронзенную солнечным лучом под одним углом, один цвет и увидишь. А чтобы увидеть всю радугу, каплю надо рассмотреть под семью углами. Я ищу тех, кто видит радугу, а не выхватывает выгодные ему цвета. Или не видит, а просто чувствует. Моим первым героем был молодой парень, студент, будущий переводчик. Абсолютно слепой. Он даже натолкнул меня на эпиграф к передаче – это фраза еще одного незрячего мыслителя – "Как много надо знать, чтоб научиться сомневаться"
– Как же этот парень учился?
– Обыкновенно, с помощью азбуки Брайля.
Он вообще был очень начитанный и считал, что не отвлекаясь на кино, автомобили и прочие глупости, может позволить себе такую роскошь, как чтение.
– Я не об этом. Как он посещал занятия?