Конверт был не запечатан. Машинально мистер Бодиэм разорвал его. В конверте оказалась брошюра, потолще его собственной и изящнее оформленная. "Фирма Шинни. Доставка одежды для священнослужителей, Бирмингем". Он раскрыл брошюру: каталог был отпечатан со вкусом, в старинной манере, с замысловато расписанными в готическом стиле буквицами. Каждую страницу окаймляли красные линии по краям полей, пересекавшиеся в углах на манер оксфордской рамы для картин, вместо точек стояли маленькие красные кресты. Мистер Бодиэм перевернул несколько страниц.
"Готовая одежда.
Сутаны из лучшей черной мериносовой шерсти - всех размеров.
Сюртуки для священников. От девяти гиней и выше. Изящное облачение, скроенное нашими опытными портными, специализирующимися на платье для духовных лиц".
Иллюстрации, выполненные способом автотипии, представляли молодых священнослужителей. Одни были маленькие и щеголеватые, другие рослые и мускулистые, каким впору играть в регби, третьи с аскетическими лицами и большими исступленными глазами. Они были одеты в сюртуки, стихари, в вечерние одеяния, в черные норфолкские костюмы.
"Большой выбор церковных облачений.
Пояса из вервия.
Особые полурясы, только в нашем магазине. Подвязываются шнуром у пояса. Надетые под стихарь, выглядят совершенно как полное облачение. Незаменимы для летней погоды и в условиях жаркого климата".
С ужасом и отвращением мистер Бодиэм бросил каталог в корзинку. Миссис Бодиэм взглянула на него. В ее бледных тусклых глазах ничего не отразилось.
-Люди здесь, - сказала она своим тихим голосом, - становятся с каждым днем хуже и хуже.
-Что еще случилось? - спросил мистер Бодиэм, чувствуя себя внезапно очень усталым.
-Сейчас расскажу.
Она пододвинула коричневое лакированное кресло и села.
-В Кроме, видимо, второй раз явились на свет Содом и Гоморра.
(Проповедь, приписываемая в девятой главе мистеру Бодиэму, воспроизводит содержание выступления преподобного И. Г. Хорна в 1916 году нашей эры перед священнослужителями, позднее опубликованное. Оно было переиздано им в качестве приложения к его же небольшой книге, озаглавленной "Значение воздушной войны" (издательство "Маршалл, Морган энд Скотт". - Примечание автора).
Глава десятая
Дэнис не танцевал, но когда потоками приторного горячего запаха духов, вспышками бенгальских огней из пианолы поплыла мелодия регтайма, все в нем подчинилось ее ритму. Маленькие черные корпускулы плясали и барабанили, как негры, в его артериях. Он стал пленником движения, двуногим дансингом. Это было неприятно, как первые признаки болезни. Он сидел на одном из диванов у окна, угрюмо притворяясь, будто читает книгу.
За пианолой сидел Генри Уимбуш; покуривая длинную сигару в янтарном мундштуке, он с невозмутимым терпением извлекал из инструмента оглушительную танцевальную музыку. Гомбо и Анна, слившись друг с другом, двигались с такой слаженностью, что казались одним существом - с двумя головами и четырьмя ногами. С комической торжественностью кружил по комнате мистер Скоуган, пригласивший на танец Мэри. Дженни устроилась в тени за пианино, делая заметки - так по крайней мере казалось - в большом красном блокноте. Присцилла и мистер Барбекью-Смит, сидя в креслах у камина, говорили о высоких материях, при этом их совершенно не беспокоил шум, относящийся к материи низшего порядка.
-Оптимизм, - говорил мистер Барбекью-Смит тоном, не допускающим возражений, повышая голос, чтобы его было слышно сквозь мелодию "Знойных женщин", - оптимизм - это раскрытие души навстречу свету, это движение к Богу и непосредственно в него, это духоовное самоединение с бесконечным.
- Как верно! - вздохнула Присцилла, качнув убийственным великолепием своей прически.
-Пессимизм, с другой стороны, - это сужение души и движение ее к тьме. Это сосредоточение внутреннего "я" на материи низшего порядка. Это духоовное рабское подчинение голым фактам, грубым физическим явлениям.
"Знойные женщины, они и во мне разжигали огонь желания!" - сам собой звучал в голове Дэниса припев. Да, разжигали, черт их возьми! Страсть горела в нем - но недостаточно, вот в чем беда. Страсть горела внутри, дразнила, терзала его желанием (да, "терзать" - это самое подходящее слово). Однако внешне он безнадежно робок. Как овца: бе-е, бе-е, бе-е.
Вот они, Анна и Гомбо, двигающиеся вместе, словно одно гибкое существо. Зверь с двумя спинами. А он сидит в углу, притворяясь, что читает, что не хочет танцевать, что даже презирает танцы. Почему? Да все по той же причине: бе-е, бе-е.
Почему он родился с таким лицом? Почему? У Гомбо медное лицо не знающего радости человека, он словно старинный, могучий таран, которым били в городские стены, пока не сокрушали их. А вот он родился с другим лицом. С пушистой мордочкой ягненка.
Музыка смолкла. Единое, слаженно двигавшееся существо распалось на две части. Раскрасневшаяся, немного задыхающаяся, Анна проплыла по комнате к пианоле, положила руку на плечо мистера Уимбуша.
- А теперь вальс, пожалуйста, дядя Генри, - сказала она.
-Вальс, - повторил он и повернулся к шкафчику, где лежали валики. Он вытащил валик с регтаймом и вставил на его место другой - фабричный раб, безропотный и прекрасно обученный. "Рам, там; рам-ти-ти, там-ти-ти"... Медленно, как корабль по мертвой зыби, поплыла мелодия. Четырехногое существо, еще более изящное и слаженное в своих движениях, заскользило по полу. О, почему только он родился не с таким лицом!
-Что вы читаете?
Он с удивлением поднял голову. Это была Мэри. Она только что вырвалась из неприятных объятий мистера Скоугана, который выбрал теперь своей жертвой Дженни.
- Не знаю, - честно ответил Дэнис. Он взглянул на титул. Книга называлась "Спутник скотовода".
- По-моему, вы поступаете очень разумно, сидя тут тихо с книгой, - сказала Мэри, остановив на нем неподвижный взгляд своих фарфоровых глаз. - Не знаю, зачем только люди танцуют. Это так скучно.
Дэнис не ответил. Она раздражала его. Из кресла у камина доносился низкий голос Присциллы.
-Скажите мне, мистер Барбекью-Смит, - вам все известно о науке, я знаю. - Из кресла мистера Барбекью-Смита раздалось протестующее восклицание. - Эта теория Эйнштейна... Она, кажется, может опрокинуть весь звездный мир. Я так беспокоюсь за мои гороскопы. Видите ли...
Мэри возобновила атаку.
- Кто из современных поэтов вам больше нравится? - спросила она.
Дэнис не на шутку разозлился. Почему эта назойливая девица не оставит его в покое? Ему хотелось слушать эту ужасную музыку, смотреть, как они танцуют, - с каким изяществом, словно созданы друг для друга! - хотелось лелеять свое горе в одиночестве. А она пришла и устроила ему этот идиотский допрос. Как "Вопросы Мангольда": "Назовите три болезни пшеницы..." Кто из современных поэтов вам больше нравится?
- Блайт, Майлдью и Смат, - ответил он с лаконичностью не знающего сомнений человека.
Прошло несколько часов, прежде чем Дэнис сумел наконец уснуть в эту ночь. Он испытывал неясные, но мучительные страдания. Причиной их была не только Анна, но и он сам, будущее, жизнь вообще. Вселенная. "Ужасно труден этот юношеский возраст", - то и дело повторял он про себя. Но тот факт, что он знал свою болезнь, не помог ему исцелить ее.
Сбросив одеяла на пол, он решил искать облегчения в сочинении стихов. Ему хотелось заключить в слова свою безымянную тоску. Приблизительно через час в скрипе пера и помарках родились на свет девять более или менее законченных строк.
Чего хочу, не знаю сам,
В июльский теплый этот вечер,
Прислушиваясь к голосам
Твоим, о разомлевший ветер!
Чего хочу я и к чему
Стремлюсь душою - не пойму.
По рекам времени кочуя,
Не знаю сам, чего хочу я,
Не знаю сам.
Дэнис прочитал стихи вслух, потом бросил в корзинку исписанный лист и снова лег в постель. Через несколько минут он уже крепко спал.
Глава одиннадцатая
Мистер Барбекыо-Смит уехал. Автомобиль умчал его на станцию, и в воздухе еще стоял легкий запах выхлопных газов. Пожелать ему счастливого пути вышли к воротам почти все обитатели Крома. Теперь они шли назад к террасе и саду,, обходя дом вокруг. Все молчали, никто не решался заговорить об уехавшем госте первым.
-Итак? - сказала наконец Анна, повернувшись к Дэнису и вопросительно подняв брови. Кто-то должен был начать.
Дэнис отклонил приглашение, переадресовав его мистеру Скоугану.
- Итак? - сказал он.
Мистер Скоуган не ответил. Он просто повторил вопрос:
- Итак?
Подвести итог предоставлялось Генри Уимбушу.
- Весьма приятное дополнение к нашему собранию, - сказал он похоронным тоном.
Занятые своими мыслями, они спускались по тисовой аллее, которая, обходя террасу сбоку, вела вниз, к бассейну. Здание нависало над ними своими башнями, необыкновенно высокое, и тридцать футов искусственной террасы добавлялись к семидесяти футам его кирпичного фасада. Стремительно взмывали вверх вертикальные линии трех башен, усиливая впечатление ошеломляющей высоты. У края бассейна все остановились и оглянулись.
- Человек, построивший этот дом, знал свое дело, - сказал Дэнис- Это был архитектор!