Телевизионные камеры!
— Си-эн-эн! — хором хрипло воскликнули оба.
Набрав в легкие воздуха, Генеральный секретарь громко произнес:
— Охрана! Взять телеоператоров! Их непременно надо остановить и отобрать все кассеты с видеопленкой!
Но было уже слишком поздно! Внутри у Генерального секретаря все сжалось.
Невиданное зрелище разразившегося в зале Генеральной Ассамблеи ООН скандала, больше походившего на пьяную драку в каком-нибудь захудалом кабаке, уже транслировали по всем телевизионным каналам мира.
И остановить передачу не было никакой возможности.
Однако Генеральный секретарь еще не знал и даже не подозревал, что публичный скандал был не самым страшным последствием краткой речи неизвестно откуда взявшегося старика азиата. Результат этой речи был куда ужаснее подорванного престижа Организации Объединенных Наций!
И самым невероятным казался тот факт, что весь этот хаос был вызван не чем иным, как трехминутной речью никому не известного человека.
Глава 6
По иронии судьбы та самая речь, которая восстановила друг против друга дипломатов, а позднее должна была перессорить все народы мира, так и не была передана в эфир. Дело в том, что она звучала не на английском, общепринятом в стенах ООН и вообще в области торговли и дипломатии. Будь та речь произнесена по-английски, тележурналисты, возможно, сумели бы выжать из нее хоть что-то, так или иначе объяснявшее причину происшедшего.
Ничего похожего до сих пор здесь не случалось. Широкая мировая общественность уже попривыкла к то и дело повторяющимся кадрам заседаний Генеральной Ассамблеи с чинно сидящими представителями в расставленных полукругом креслах. Некоторые вертели в руках карандаши и ручки, другие сдержанно позевывали от скучной миссии представлять интересы своего государства в организации, где очень много дискутировали, но почти ничего не делали.
Со времен скандала с Хрущевым, когда тот барабанил по кафедре своим башмаком, это было самое серьезное происшествие.
И никто, никто не понимал до конца всего ужаса случившегося!
А меньше всех Генеральный секретарь.
После того как в программе вечерних теленовостей промелькнули скандальные кадры, сопровождаемые невнятным комментарием, Анвар Анвар-Садат покинул свой кабинет на тридцать восьмом этаже административного здания ООН и снизошел до обращения к представителям прессы.
— Я хотел бы сделать заявление, — начал он, умело выдерживая паузы, чтобы тем самым придать словам необходимую в таких случаях значимость.
Вся журналистская братия тут же забросала его вопросами.
— Означает ли случившееся, что той Организации Объединенных Наций, которую мы все до сих пор знали, пришел конец? — спросил один журналист.
— Если не возражаете, я бы хотел сначала сделать официальное заявление.
— Как вы объясните столь неожиданное поведение дипломатов? — тут же перебил его второй журналист.
— Буду краток...
— Почему вместо вас речь произносил совсем другой человек? Предоставит ли ваша администрация полный текст этого обращения?
Последний вопрос вывел Анвара Анвара-Садата из себя.
— Моя речь так и не была произнесена — ни мной, ни кем-либо другим. И мне неизвестно, что говорилось с подиума. Что же касается официального заявления...
— После такого вопиющего нарушения этикета и норм безопасности вы, очевидно, уйдете в отставку? — задал вопрос третий журналист.
— Итак, я хотел бы сделать следующее заявление! — громко произнес Анвар Анвар-Садат не терпящим возражений тоном, и все тотчас притихли.
— Сегодня днем произошел самый прискорбный инцидент за всю историю существования Организации Объединенных Наций.