Редькин испарился. У него в Дегунине была красивая, рослая девка с соломенной косой - смешливая и придурковатая. Больше всего он боялся, что за такую разведку Громов закатает его на ночь в охранение и трогательная встреча не состоится, но в охранение Громов закатал Ганнушкина, которого терпеть не мог. Это было несправедливо, конечно, и в порядке компенсации пришлось отметить его в рапорте. Ганнушкин тоже собирался ночевать у своей дамы, именуемой Травка: родительница, наслушавшись опер из приемника еще в советские времена, назвала свою красавицу Травиатой. Ей никто не объяснил, что травиата - не имя героини, а профессия; Травка оправдывала имя, не отказывала никому, даром что собою была нехороша и ходила распустехой. Жила она неподалеку от дегунинского храма - странного архитектурного сооружения, подобного которому Громов не видел нигде: больше всего, вероятно, это было похоже на пень с грибами. Впрочем, кто-то уже называл так собор Василия Блаженного,- но на том по сравнению с этим было гораздо меньше грибов. Этот сарай был сплошь утыкан куполами, покрывавшими его, как опята; ни в одной другой деревне - а их Громов за войну повидал - не было такой смешной и уродливой церкви. Травка имела к ней какое-то отношение - то ли убиралась там, то ли, поговаривали, даже служила в отсутствии призванного в армию попа.
- Связь, товарищ старший лейтенант!- Папатя подал ему мобильник.
- Заря, заря! Я Земля, как слышно?- спросила трубка хриплым голосом полковника Здрока.
- Земля, слышу вас хорошо. Я в Дегунине, товарищ полковник.
- Какого хера ты там делаешь, Бонапарт долбаный? В войнушку поиграть захотелось? Населенный пункт взяли, ордена ждем? Будет тебе орден святого Геморроя первой степени, в жопу себе его засунешь, и затолкаешь поглубже, и четыре раза повернешь…- Здрока несло и могло нести еще долго, а мобильный у Громова садился, и карточек не подвозили уже неделю.- В Дегунине он сидит! Тебе русским языком сказано, что ты должен в Баскаково выдвигаться на соединение с Волоховым, чтобы совокупным ударом овладеть населенным пунктом Бобры, а они в Дегунине сидят и ордена ждут! (Во гневе Здрок от удовольствия путался в лицах и числах).
- Я не получал такого приказания, товарищ полковник…
- Не получал он…- Здрок медленно выкипал.- Не получал, так получишь, я для того и звоню тебе, чмо красноармейское… Вам надлежит немед-ленно, немед-ленно выдвинуться в населенный пункт Баскаково! Скрытно, под покровом ночной тьмы… Магом шарш… Как понял, капитан?
- Товарищ полковник, ночь на дворе, люди устали,- без всякой надежды возразил Громов.
- Чта такое?!- заорал начштаба.- Ты мне приказы обсуждать? Барр-дак! Регулярная армия… Ты у меня в двадцать четыре часа! Трибунал! Чамора московская! Люди у него устали! На хрена ты на ночь глядя под дождем гнал людей в Дегунино, блядь желторотая!
- Я имел приказ отбить населенный пункт Дегунино.
- Приказ он имел! Имеют бабу…- Здрок опять выкипел; в последнее время он быстро достигал пика наслаждения, опадал и так же быстро возбуждался вновь.- Три метра люди у него прошли и устали… Скоро люди будут уставать жопу подтирать… Я даю вашим квашням полтора часа на отдых! Чтобы через пять часов мне было доложено, что отряд старшего лейтенанта Громова достиг Баскакова и соединился с Волоховым под покровом ночной тьмы!
- Есть,- безжизненно сказал Громов.
- Есть на жопе шерсть!- начал было Здрок выходить на новый круг, но тут в трубке зашуршало, пошли помехи, и от очередной порции армейского фольклора Громов был избавлен. Он ненавидел Здрока. Именно из-за таких, как начштаба тридцать шестой гвардейской дивизии, и царил в армии бардак, который с начала войны усилился в геометрической прогрессии, и не было никакой надежды, что боевые действия что-нибудь в этом изменят. Таких, как Здрок, никогда не убивали. Этот человек с упорством идиота принимал наиболее бессмысленные решения - и добро бы дело ограничивалось только стратегической их нелепостью; начштаба всякий раз умудрялся сделать так, чтобы людям приходилось особенно гнусно. Создавалось впечатление, что его единственной целью на войне было максимально изобретательное истребление собственной армии: ну как, в самом деле, гнать сейчас роту за пятнадцать километров, ночью, по грязи, на соединение с мифическим Волоховым, которого нет и неизвестно? Хорошо хоть дождь утих - ослабевая и вновь припуская, он изводил их три дня, а теперь небо стало расчищаться, словно стоило только взять Дегунино, чтобы восстановить в природе благодать и гармонию. Дороги, однако, успело развезти до глинистого месива; Громов выругался сквозь зубы.
- Конышев, дайте Баскаково,- приказал он связисту. Связист был один из немногих приличных людей в роте, все коды держал в голове и быстро набрал двадцать цифр.
- Дежурный по полку слушает,- сказал измученный голос.
- Дайте Селиванова.
Дежурный щелкнул переключателем.
- Капитан Селиванов,- хмуро представился громовский однокашник по калашниковским курсам.
- Игорь, это я. Скажи, пожалуйста, Волохов у вас?
- С позавчера ждем,- подавив зевок, сообщил капитан.- Должен с кем-то соединиться и куда-то ударить. Задрал уже всех со своими орлами - никогда вовремя не приходит. Все говорят - Волохов, Волохов… Когда и что вообще сделал Волохов? Сроду никуда вовремя не дополз, элита, мля… Теперь он должен тут соединиться, мля… Жопкин хор.
- Это он со мной должен соединиться. Я к вам сейчас приду.
- Ты где?
- В Дегунине. Только что отбил, и вот тебе на.
- А… ну хоть пожрешь. У кого отбил-то?- Слышно было, что там, в баскаковском штабе, Селиванов ковыряет в зубах.
- У Батуги. Знаешь, казак этот?
- Не надо ля-ля!- захохотал Селиванов.- Слышь, Пьер, он там с тобой играет в шахматы! Батуга с утра в Литманове стоит, это от нас следующая станция! Гуди-ит - мама не горюй! Нет, Громов, слышь, про это надо в рапорте написать! Это как же ты у него отбил, что он драпал со скоростью света? Ты у него с вечера отбил, а он с утра в Литманове с Марусей гуляет! Силе-он, силен Громов, победитель пространства и времени! Погнал Батугу впереди собственного визга!- Селиванов долго еще разливался на эту тему, в последнее время в армии вообще очень много говорили.
- Ну ладно,- прервал его Громов. Селиванов уже не острил, а только мерзко хихикал, представляя, видимо, как Батуга бежит из Дегунина со скоростью света, а Громов преследует его на тачанке.- Он тут своих оставил, я ж не говорю, что его лично бил… Короче, я на рассвете выдвигаюсь.
- Выдвигайся, выдвигайся. Отметить нечем, все выжрали…
- Ладно, отбой.
Громов с тоской подумал о том, как он будет оповещать людей о предстоящем марше. Рота уже расположилась на отдых, грелась по дегунинским печкам, рассредоточивалась по равнодушно-щедрым, привычным ко всему дегунинским бабам, которые с одинаковой покорностью пускали на постой и в койку все воюющие стороны по очереди; уже, вероятно, доставали из погребов последнее, что удалось там наскрести после батугинской гульбы,- и сам Громов собирался задавить на массу в тепле и холе минут как минимум шестьсот,- но тут у Здрока случился его знаменитый вздрог, и надо было как-то поднимать роту. При мысли о предстоящем сборе, своем сообщении и общем ропоте Громову стало окончательно тошно. Он решил с вечера никому ничего не говорить, а в три часа поднять людей по тревоге. Самому, конечно, ложиться уже не имело смысла - он знал, что подняться в три ему будет трудней, чем прободрствовать пару лишних часов.
- Ладно,- отпустил он связиста.- Укладывайтесь вон в соседней комнате, если что-то срочное - будите. Папатя, скажи там Гале, чтобы чего-нибудь собрала по-быстрому…