Что же до призраков, которые общались со мной и были невидимы для остальных – в них Дитер тоже не увидел ничего странного. Ведь, даже обретая бессмертие и способности, превышающие человеческие, мы не стремимся развивать их. По сути, многие мои собратья являются не меньшими бюргерами, чем столь ненавистные безликие обыватели из унылых маленьких городков, щедро разбросанных по всей Европе. Не удивлюсь, если бы Дитер, столкнувшись с тварью из Праги, остался лежать в переулке, разорванный на части, несмотря на то, что был бесконечно старше и опытнее меня. Он просто-напросто давно забыл, что значит борьба за выживание. Меня же судьба вовремя сбросила с пьедестала мнимого всемогущества и заставила заглянуть в самые потаенные и забытые подвалы сознания, чтобы извлечь оттуда, казалось бы, совершенно не нужные такому существу, как я, животные инстинкты. Видимо, это еще больше расширило возможности моего разума, благодаря чему я получил возможность общаться с душами умерших и, даже, осязать их.
36
Наконец, настал тот момент, когда библиотека Дитера оказалась исчерпана и более не могла дать мне ни слова новых знаний. Я, бесспорно, почерпнул для себя много нужного, но по главному вопросу так и остался ни с чем. Нигде не было внятного ответа, как мне вернуть душу возлюбленной из демонического плена – только невнятные описания способов заключения разного рода контрактов с духами всех мастей и степеней могущества, да еще более невнятные способы изгнания бесов низших рангов из нашего мира обратно в ад. С другой стороны, все эти древние книги были написаны людьми, соответственно, проблемы их авторов волновали тоже вполне человеческие. Я уже собирался спросить у Дитера, не знает ли он еще кого-нибудь, кто мог бы мне помочь, как мой гамбургский благодетель сам поделился со мной радостной новостью. Все это время он тоже не сидел сложа руки, а также, как и я, изучал эзотерические откровения древних колдунов, алхимиков и отцов церкви. В обмен же на столь ценные для меня знания, Дитер попросил не отказать ему в одном маленьком капризе.
"Друг мой, – сказал он мне тогда, – позволь мне вкусить твоей крови! О, нет, не бойся – совсем немного, буквально пару глотков. Меня чрезвычайно заинтересовал твой дар… твоя способность с духами умерших. Возможно, вместе с твоей кровью, я смогу получить хотя бы малую его толику". Конечно, я мог отказаться, ведь Дитер совершенно не настаивал на своей просьбе, однако, особых причин для этого у меня не нашлось. К тому же, душа моя, а вы видели, чтобы один вампир пил кровь другого? До того момента, мне даже в голову не могла прийти подобная мысль, и, вероятно, не только мне. И я согласился. В конце концов, мне нужно было чем-то отплатить своему другу за гостеприимство, понимание и помощь. Тем не менее, помня далеко не самые приятные ощущения, которые я испытывал в момент перерождения, когда Вильгельм перегрыз мне горло, и опасаясь, что Дитер может увлечься, я настоял, что никаких укусов не будет. Да и, признаться, не очень хотелось, пусть даже и на мгновение, становиться на одну ступень со смертными. На мой вкус это было бы чем-то сродни извращению.
Я вскрыл вены на руке и наполнил до краев увесистый кубок и посеребренного олова, украшенный изумрудами и покрытый искусной гравировкой. Процесс оказался не из легких – я был полон сил, поэтому раны заживали почти мгновенно. Наконец, я передал кубок Дитеру. Он взял его с нескрываемым благоговением и любопытством первооткрывателя, после чего посмотрел мне прямо в глаза и приглушенно промолвил, почти прошептал: "Знаешь, Гёте, я еще никогда не пил кровь кого-то из нашего рода…". Заговорщически улыбнувшись, Дитер сделал первый робкий глоток. На несколько мгновений замер, как бы смакуя вкус и усмиряя бурлившие внутри эмоции, а потом вцепился в кубок с жадностью и осушил до дня буквально за пару глотков. Последовало несколько минут напряженного молчания, и мой друг сказал: "Твоя кровь отменна на вкус. Если даже я и не получу твой дар, то за одну только возможность узнать, какова на вкус кровь сородича, я буду бесконечно благодарен тебе!". Как не сложно догадаться, Дитер сразу же захотел проверить удался ли наш эксперимент.
Следующую ночь мы провели в компании двух юных сестер-сироток, которые днем работали в швейном цеху, а по ночам частенько приторговывали собой, чтобы не умереть с голоду. Девушки были довольно милы собой, но тяготы жизни, слишком рано свалившиеся на них, уже отложили определенный отпечаток на внешности, не говоря уже о поведении. С другой стороны, была в них некая почти животная непосредственность, более симпатичная мне, нежели чопорность и показная правильность более состоятельных граждан. Вино и гашиш быстро влились в нашу компанию, добавив веселья, и добрую половину ночи мы провели, ублажая плоть всеми мыслимыми способами. Когда одна из девушек заснула, Дитер кивком дал мне понять, что сейчас все начнется. Ловким движением он свернул шею нашей бодрствующей спутнице, и мы принялись взывать к ее душе. Однако, все наши старания не увенчались успехом. Я сидел на кровати сконфуженный, как после неудачного соития, Дитер же в чем мать родила расхаживал из угла в угол, погруженный в раздумья.
"Я понял! – воскликнул мой друг, – ты же говорил, что Вильгельм и Шарлотта покончили с собой!". Я пожал плечами: "Да, все так. Возможно, я могу общаться только с самоубийцами… И у нас есть еще одна девушка, чтобы проверить эту теорию. Но… как ты заставишь ее покончить с собой?". Дитер лукаво усмехнулся и принялся будить спящую шлюху. "Читай Месмера, дорогой Гёте, читай Месмера!" – девушка начала приходить в себя, Дитер пристально посмотрел ей в глаза и стал что-то бубнить под нос. Спустя несколько мгновений глаза сиротки будто остекленели. Мой друг обернулся и самодовольно произнес: "Если правильно смотреть на человека и правильно говорить, то можно превратить его в совершенно безвольную куклу. Не каждого, но почти любого. Это несложно и известно испокон веков, но германский гений только несколько лет назад додумался описать это!". Он что-то шепнул девушке на ухо. Она встала с кровати, повернулась к нам и сделала реверанс, как если бы прощалась. Затем она подошла к письменному столу, стоявшему в дальнем от нас углу комнаты, взяла с него перочинный нож и воткнула себе в шею.
Оружие и сила удара были далеко не самыми подходящими для такого.
Бедняжка рухнула на пол. Кровь била фонтаном во все стороны.
Но, даже корчась от боли, она упорно продолжала начатое.
Мы не без некоторого интереса наблюдали за несчастной жертвой наших опытов. Наконец, ее конвульсии прекратились. Я подождал еще немного, после чего сконцентрировался на теле девушки и попробовал позвать ее. Не сразу, но все-таки получилось! Дух стоял над телом – нагой и испуганный, с рваной раной на шее. Он явно не понимал еще, что случилось и где находится. Когда же, оглядевшись по сторонам, призрак увидел собственное окровавленное тело, внезапное понимание случившегося привело его в бешенство. С диким воплем потревоженная мною душа ринулась в мою сторону, в мгновение ока пролетев немаленькую, в общем-то, комнату. Ранее я думал, что призраки практически неосязаемы, за исключением слизистого шлейфа, и совершенно не имеют веса и прочих физических характеристик. Я жестоко ошибался – взбешенный дух с легкостью повалил меня и начал душить. Неумело и бестолково, но хватка была просто железная! Оправившись от первых мгновений паники, я не придумал ничего другого, кроме как запустить руки в киселеобразное на ощупь тело моего врага.
Где-то в районе сердца я неожиданно нащупал твердый и горячий сгусток слизи.
Я вцепился в него изо всех сил и разорвал надвое. Дух взвыл и исчез.
Дитер сидел напротив с горящими глазами. Он все видел…
Глава десятая
37
Спустя пару ночей я покинул дом Дитера и отправился в свою Венецию, по которой успел уже истосковаться. Да и мне просто-напросто был нужен тихий угол, где я мог бы спокойно обдумать всю полученную за последнее время информацию и подготовиться к дальнейшим странствиям. А странствия мне предстояли длительные, далекие и, несомненно, полные опасностей – все-таки нам с Дитером удалось найти способ спасти душу моей возлюбленной. Вероятность, конечно, была крайне мала, но это было менее безумно и самоубийственно, чем пытаться бросать прямой вызов существу, чье могущество практически безгранично. Подобно древнему Орфею, спустившемуся в царство мертвых, я собирался проникнуть в цитадель своего врага, маркиза Сабнока, и похитить Шарлотту у него из-под носа. Я не сомневался, что подобное посягательство на святая святых столь могучего демона не останется безнаказанным и после на меня обрушится гнев если не всей Преисподней, то большей ее части точно, но разве это могло испугать того, кто уже обречен на вечное проклятие? Признаюсь, душа моя, даже сейчас адские муки кажутся мне более привлекательными, нежели одинокие скитания в холодной тьме, которые ждут вампира, потерявшего свою вечную жизнь более привычным способом.