Он не ушёл! А спросить прямо сейчас, не открывая: "Это правда, что ты, как мне передавали, имеешь личный - вне нашей общей фирмы - счёт, куда тебе переводят таинственные огромные суммы?.". И ещё вспомнилось, как он пригласил меня с Таней в театр (И. И. купил костюм от "Ле Монти" и стал выезжать с молодой женой-переводчицей - знает английский и немецкий - на концерты, на спектакли). Так он умудрился и здесь заказать билеты "разного уровня уважения" - сам сел в нулевом ряду партера, а нам с Таней выдал билеты на балконе. Он не мог не знать, где партер, где балкон. Сверху ничего толком не видно и не слышно. Может, боялся, что я, посмеиваясь над актёрами, что-нибудь рассказывая из их жизни (я когда-то сам играл в самодеятельности), понравлюсь его Светлане?.. А так - на меня сразу ложилась тень оскорбительной насмешки. Согласитесь, если даже гений попал в дерьмо, вы обойдёте его - не захотите мараться.
Мы сидели под потолком, кивая Ивану со Светой, натянуто улыбаясь, а они, глядя вверх, тоже, конечно, кивали, а потом, отвернувшись, хихикали. Груб Иван, но психолог отменный.
- Андрей!.. я устал! Я только посижу.
- Да пусть ляжет на полу… я ему одеяло дам, - прохрипел я гневно Злобину (и самому себе) и открыл дверь.
На меня дохнуло водочным перегаром. Иван, тяжело опьяневший, топтался в темноте коридора - здесь свет был тоже погашен.
- На полу ляжешь? - в лоб спросил я.
Он молча сопел. То ли раздумывал, то ли не слышал. Нет, видимо, раздумывал, потому что вдруг пробормотал:
- Пойдём, где-нибудь поговорим?..
- Что?.. - я удивился. - Я устал. Я тебе одеяло постелю. ляжешь.
- В этом пальто?
- Ну, снимешь!.. - зазвенел из комнаты голос Злобина. - Не растаешь, не сахар. Где-то же ты ходил. чего вернулся?
- Я там в толпе стоял. И специально не шёл сюда, чтобы вы хорошо поспали. А сейчас не выдержал.
Я не знал, что и сказать. Злобин с грохотом перевернулся на койке.
- Иван, разговаривать нет сил. Не хочешь - не надо.
Может быть, он действительно ждал, что я уступлю ему кровать? По пьяной фанаберии испытывал? Этого не будет.
В конце концов, он даже на год моложе меня. А скорее всего, он понимал, что я не уступлю. Тем более при этих свидетелях.
Но ложиться на заплёванный пол - ниже его достоинства. Вот он и тянул резину.
- Ну, немного. - нудел он, щекастый, с утиным носом - при свете уличного фонаря я уже различал его лицо. - Я как раз о нашем общем деле думал.
- А он уходит от тебя! - радостно засмеялся из глубины комнаты Злобин, пытаясь, видимо, хоть как-то задеть толстую кожу Ивана Ивановича.
- Что?.. - пробормотал мой директор. Кажется, испугался.
- То.
- Как это, Андрей Николаевич?.
По отчеству! Уже дважды. Нет, зря тут мешается Злобин.
- Добавишь ему полмиллиона в месяц?.. - снова резанул тишину неугомонный Александр Васильевич, ноги которого, упираясь из короткой кровати в стену, ползли, как ноги паука.
- Я ему миллион добавлю, - тихо отвечал Иван Иванович. - Зачем вы меня так ненавидите? Два миллиона добавлю.
- Через год, когда инфляция съест деньги, как моль, - тихо пробурчал, чмокая губами, Махаев. - Ну, я сплю, сплю.
Серебров храпел в дальнем углу комнату, содрогаясь всем телом, словно стрелял из тяжёлого пулемёта.
- Хорошо, - вздохнул я. - Хорошо. - И вышел в коридор. В голове словно пламя крутилось. Я, наверно, сейчас упаду. Я прикрыл за собой дверь.
Иван обнял меня и захныкал.
- Ты… ты что?! Зачем напился?.. - я с трудом оттолкнул его.
- Хочешь?.. У меня полбутылки виски.
- Больше не могу.
- А я пью!.. - вдруг с какой-то горькой торжественностью объявил Иван Иванович. - Пил и буду пить, пока не вернёмся. Тебе надо денег? Любую сумму. Ах, Андрей, я же понимаю, о чём вы?. Но я тоже, тоже.
- Что?
- Я тоже… тоже - второй. Не ржи, как свинья во ржи. Никакой не хозяин. Мои хозяева - здесь, в Москве. Ты многого не знаешь, Андрюха. При всём твоём уме.
- Так ты же не говоришь!
- А где говорить? Когда? - Он перешёл на шёпот. - Везде уши.
Мы стояли возле чёрного ящика, висевшего на стене, - наверное, здесь свёрнутый шланг или вёдра на случай пожара. В конце коридора, в торцовом окне сиял аэропорт. Было невероятно тихо. Такого никогда раньше в аэропортах я не наблюдал. И на душе вдруг сделалось тревожно.
А тут ещё Иван с лицом, мокрым от слёз, смотрел на меня и бормотал путаные, страшные фразы:
- Они наши истинные хозяева… я тебе не могу назвать фамилий. но это большие, большие люди… ты их по газетам знаешь… я в сравнении с ними так, муха… Они во все советы директоров вошли. им принадлежит промышленность, нефть, уран… все месторождения… местные власти для них - камуфляж… захотят - завтра подчинят нас всех напрямую - Москве… Ну, найдут какую-нибудь народность, подскажут объявить республику - и вместе с республикой - как субъект федерации - в прямое подчинение… А это большие, большие деньги, Андрей!.. - Он взрыднул и снова хотел обнять меня, но откачнулся и стукнул себе в лоб кулаком. - Извини. Извини. Я знаю, ты знаешь. я тебя обижал, обманывал.
- Идём, ложись.
- Но ты не знаешь, за какие крючки меня самого держали!.. - Он жарко задышал мне в щёку. - Открыли счёт!.. В Цю… Цюрихе. Веришь? А потом показывают плёнку - всё там записано камерой… ну, как передали мне номер счёта, ключик… То-есть, пока не рыпаюсь, деньги вроде у меня есть. а если что - всё это как лопнувший гандон. - Он коснулся мокрыми губами моего уха. - Хочешь, я и тебе сделаю валютный?.. Тут мало ли что… Начнут опять эксп… экспроприировать… Только не оставляй меня одного, Андрюха. Я глуп, как баран. Они помыкают мной. Я Светкой своей уже жертвовал, веришь?.. Ну, надо было узнать кое-что… и показать, что я их с потрохами… А Светка нам на Западе пригодится… все языки знает… Бл-ляха!.. - Он вынул из внутреннего кармана пальто бутылку. - Выпьешь из горла на брудершафт?! Я тоже - второй. Мы оба - вторые. Мы братья. Я хочу жить. Один я погибну. Хочешь - ты командуй!.. Идём, я лягу в твоих ногах!..
- Дело же не в этом!.. - застонал я. Умеет он простягой притвориться и до дна достать. - Я к тому, что неизвестно - полетим завтра или нет. нам обоим надо выспаться!
- Нет, ещё постоим!.. - Он медлил. - Мне плохо, Андрей. - Он отхлебнул из горлышка и покачнулся. Может быть, изобразил сильное опьянение, чтобы, наконец, пойти и упасть на пол - как бы уже без сознания.
Злобин, конечно, не спал. Я ввёл под руку Ивана в наш номер, временно усадил на кровать. Постелил на пол одеяло, сложив его пополам.
- Ложись.
Без слов Иван Иванович опустился на колени и, не снимая пальто, лёг лицом вниз.
- Молоток, - шепнул мне в темноте Злобин и, зевнув (интересное для него кино кончилось), тут же уснул.
А я не мог заснуть. Я вдруг услышал, как булькает, выливается на пол из пальто Ивана, из незаткнутой бутылки иностранная жидкость. Что делать? И. И. к утру провоняет, как пивной ларёк. Попытаться вытащить гранёный сосуд? А если разбужу?..
Мне приснилась моя дипломная работа - как мы воздействовали музыкой на рост цветов. Моцарт, Бах, Вивальди ускоряли рост цветов. Дисгармоничная, с быстрым ритмом-лязгом музыка губила цветы.
Со мной работала моя однокурсница Инка Петрова. Белозубая, светлая, тоненькая, она вслух удивлялась: "Надо же!.. Правда?" Я отвечал: "Правда", имея в виду свои смятенные чувства. Но наше поколение было робким… во всяком случае, я был и остался вторым. Сейчас Инночка вместе с мужем, академиком А., живёт в Лондоне.
Нас разбудил визгливый голос включённого во всей гостинице радио, громкий топот по лестничным пролётам, дальний, но различимый, содрогающий полы гром самолётных двигателей. Ивана в комнате уже не оказалось - я его увидел, только когда пошёл на посадку. Он был в новой зелёной куртке с капюшоном. Пальто, видимо, выбросил или сдал в багаж. С пасмурным лицом, но, как всегда, спокойный, важный, он кивнул мне.
В самолёте мы снова оказались в разных салонах - Иван в первом, я во втором. Да, не смотря на все ночные слёзы и разговоры, каждый из нас возвращался в свою жизнь, на то место, которое он заработал, к которому привык.
Впрочем, когда мы с Лёвкой Махаевым прощались (Злобин, хмуро кивнув, повёл невменяемого Сереброва в самолёт - тот, видимо, всерьёз разболелся, его корёжила неведомая мне болезнь), Лёвка, ощерив большой рот, оттянув углы его книзу, как паяц из оперы, сказал мне:
- А вообще, Андрюха, есть выход из замкнутого круга. Только надо убедить себя, что ты веришь в себя.
- Что?!. - я уже не хотел более этих разговоров. - Как можно убедить, если все уже привыкли, что ты такой, какой ты есть?
- Ты меня не понял. Пусть привыкли. Даже хорошо. И однажды ты говоришь: а я нарочно!.. А на самом деле я вас всех насквозь вижу. поскольку я - ясновидец! Только нагло, нагло! От отчаяния нагло должно получиться.
- Ну и что? - хмыкнул я.
- Как что?!. - голос Лёвы стал железным. Еврей заговорил, чеканя слова, как ефрейтор-украинец. - А вот що. "Я знаю, що буде з вамы через полхода!.. - это ты им говоришь. - Я знаю, что тебя, тебя ждёт. Я знаю, чем ты болен". И так далее. Люди боятся, когда им вот так говорят. Даже если подумают: а не шарлатан ли?.. всё равно пугает мысль: а вдруг??? Сейчас как раз время ясновидцев. Ибо грядёт конец века. И ты, наряду со всеми этими самозванцами, которые в золоте купаются, ж. й его едят, сразу же переходишь в разряд людей… даже нет!.. не первого сорта… Выше! Эти, которые первые, они же понимают, что ты всегда превосходил их умом… они тут же смирятся.
Мне надо было идти на посадку.