- Откуда она может происходить. Что еще вы тут обсуждали? Я не представляю собой столь уж захватывающего предмета разговора.
- Мы, Виктор, обсуждали будущее сестры Дэниела.
- Мистер Шелли повидался с моим отцом.
- Вот как? Когда это произошло?
Разговор в таверне, когда Биши пообещал дать Гарриет Уэстбрук образование за свой счет, состоялся тремя днями ранее.
- Я посетил семейство Уэстбрук вчера утром, - ответил Биши. - Мне подумалось, что воскресенье - единственный день, когда отец Дэниела способен принимать посетителей.
- Мистер Шелли… - начал Уэстбрук.
- Биши. Просто Биши и Виктор.
- Биши не жалел его чувств. Он упрекал моего отца за то, что тот позволяет Гарриет водиться с распутными женщинами.
- Я преувеличивал - дабы быть понятым. К тому времени Гарриет уже вышла из комнаты.
- Он упрашивал, чтобы тот позволил ей изучать авторов, оказывающих благотворное воздействие.
- Я знаю, что она умеет читать. Она мне об этом сказала.
- А под конец, охваченный страстью, он предложил моему отцу денег.
- Это решило дело. Я пообещал заплатить ему ровно столько, сколько зарабатывает Гарриет, и гинею в неделю сверх того. Эти святоши любят наживу. Встаньте у огня, Виктор, Вы до сих пор дрожите.
- Мой отец, - сказал Уэстбрук, - человек бедный, равно как и богобоязненный.
- За бедность я его не корю. Я корю его за то, что он не заботится о Гарриет.
- Куда вы ее поместите? - спросил я Биши.
- Я не намерен ее никуда помещать. Нет, неверно. Я помещу ее здесь.
- Вы хотите сказать… - Я оглядел гору книг и бумаг; жилье его было в состоянии столь же сумбурном, что и его комнаты в Оксфорде.
- Я намерен обучать ее сам. Мы с Дэниелом обсуждали вопрос женского образования - без этого предварительного шага раскрепощение женщины невозможно. Я познакомлю Гарриет с Платоном, Вольтером и божественным Шекспиром.
- Для молодой девушки это немало.
- Дэниел уверяет меня, что она и сама рвется к ученью. Читать они начали под наставлением их матери.
- Теперь ее нет в живых, - сказал Уэстбрук.
- Дэниел по-прежнему дает ей книги, которые она читает по воскресеньям, спрятавши их внутри Библии.
- Значит, она приедет сюда? - спросил я.
- Что в этом такого?
- Без сопровождения компаньонки?
- Вы, Виктор, все такой же несгибаемый женевец. В Лондоне - в этой части Лоднона - подобных условностей нет. А будь они, я с радостью нарушил бы их. - Он взглянул на Уэстбрука. - Я всем сердцем желаю действовать в интересах Гарриет. Я буду ей читать. Поглядите. - Он подошел к горе книг, наполовину свалившейся на ковер, и взял одну из них. - "Крушение империй" Вольнея. Знакома ли вам, Виктор, эта вещь? - Я кивнул. - Из этой книги она узнает о том, что несправедливая власть обречена и что всех тиранов ждет падение.
- Надеюсь, это доставит ей удовольствие, - сказал я.
- А что бы вы на моем месте читали ей? Романы Фанни Берни? Они суть те узы, что сковывают молодых женщин, находящихся в порабощении. Что до этой книги, ее я собираюсь одолжить Дэниелу. - Он возвратился к горе и поднял "Защиту прав женщины" Мэри Уоллстонкрафт. - Когда он подробно ее изучит, я преподнесу книгу его сестре. Вы согласны, Дэниел?
- Как вы тогда выразились? - спросил Уэстбрук. - Нам должно пробить дорогу.
- Именно. Мы говорим о радикальных реформах, но ведь слово "радикальный" происходит от слова "корень" . Корень и ветвь. Реформы до́лжно распространить на все сферы деятельности. Виктора интересуют вольтовы явления. Меня интересует душа Гарриет. Эти вещи вполне равносильны. - Возбудившись в ходе этой беседы, он открыл окно, чтобы вдохнуть холодного сырого воздуха. - Что за ночь! - продолжал он. - В такую ночь на улицах Лондона мне представляются бродячие призраки, возникшие из воды. Но кто знает, видны ли привидения в тумане?
Я подошел к Уэстбруку:
- По душе ли вашей сестре это новшество?
- Она вне себя от радости, мистер Франкенштейн. Она жаждет знаний.
- Так тому и быть. - Я повернулся к Шелли: - Вот уж не думал, что вы, Биши, способны быть учителем.
- Каждый поэт - учитель. На этот счет Дэниел согласен со мною. Он боготворит поэтов Озерной школы . "Тинтернское аббатство" он способен цитировать по памяти.
- Я знаю последние строки, - прошептал мне Уэстбрук. - Они запомнились мне навсегда.
- Когда же вы начинаете занятия с мисс Уэстбрук? - спросил я Биши.
- Завтра утром. Она придет сюда пораньше. Я дал ей экземпляр "Нравственных историй" миссис Барбо, чтобы произвести впечатление на ее отца, но эту книгу мы оставим. Я хотел бы, чтобы для начала она почитала Эзопа. Он очаровывает воображение и наставляет ум. Будут там и кое-какие трудные слова - их я изъясню.
- Я зайду за ней завтра вечером в шесть, - сказал Дэниел Уэстбрук.
- Но ведь это означает, что вы не сможете прийти на пиесу.
- Пиеса? Что за пиеса?
- "Скиталец Мельмот". Это последняя вещь Каннингема. Открывается завтра вечером. Впрочем, постойте. Если вы, Дэниел, отвезете ее домой в кебе, то успеете встретить нас перед входом в театр.
- Я не приучен к кебам, - сказал Уэстбрук.
- Вот. - Биши вынул из кармана соверен. - Не пропускать же вам драму.
Мне ясно было, что принимать соверен Уэстбруку не хотелось - он сделался неловок и смущен. Биши тотчас же это понял и пожалел о своем естественном порыве.
- Или же вам приятнее было бы провести вечер с сестрой?
- Полагаю, что так. Да. - Уэстбрук отдал соверен Биши. - Вы поступаете щедро, сэр, но, говоря начистоту, к щедрости я не приучен. Сестра моя более достойна ее.
- Все мы недостойны, - сказал Шелли. - Вы же, Виктор, обязательно должны прийти. Вкусим ужасов сполна.
Я согласился и вскоре распрощался с ним. События этой ночи страшно утомили меня. Уэстбрук проводил меня до Бернерс-стрит, ибо, по его словам, мне, чтобы пройти через Сохо, требовался местный провожатый. Услышав шум гулянья поблизости, я инстинктивно отпрянул в сторону.
- Любите ли вы Лондон? - спросил он меня.
- Я плохо его знаю. Он возбуждает во мне интерес.
- Отчего же?
- Жизнь его исполнена энергии. Здесь возможно почувствовать себя частью хода современности. Частью великого дела. Я родом из уединенных краев, где подобные вещи в диковинку.
- Я слышал, вы говорили, что вы из Женевы.
- В некотором смысле - да. Но Женева город небольшой. По сути говоря, я из альпийской местности, где мы привыкли бродить среди гор. Одиночество у нас в крови.
- Как я вам завидую!
- Неужели? Никогда не думал, что это положение может вызывать зависть.
- Оно придает вам силы, мистер Франкенштейн. Оно придает вам воли.
Удивленный этим, я, пока мы переходили Оксфорд-роуд, молчал.
- У нас в Женеве нет газовых фонарей.
- Это новшество. И все-таки удивительно, как скоро привыкаешь к этому яркому свечению. Видите, какие густые тени оно отбрасывает? Поглядите, какая тень тянется от вас по стене! А вот и ваша улица.
- В какую вам сторону, мистер Уэстбрук?
- На восток. Куда же еще? - Он засмеялся. - Такая уж мне судьба. Мы скоро увидимся. Доброй вам ночи.
Он споро зашагал по Оксфорд-роуд, а я, проводив его взглядом, свернул на Бернерс-стрит. Я приблизился к двери с неким страхом, не поддававшимся определению и оттого усиливавшимся, но затем быстро перешагнул порог и поднялся по лестнице. В комнатах моих было темно, и я с помощью люциферовой спички зажег небольшую масляную лампу. В свете ее шипящего фитиля контуры и размер комнаты словно менялись, не спеша возвращаться к своим привычным очертаниям. Усевшись в старомодные, с подлокотниками, кресла сбоку от кровати, я принялся размышлять об испытанном этой ночью. Я понимал, что ко мне прикоснулась некая сила, но не знал, как мне следует ее воспринимать.
В тишине мне послышались шаги, приближавшиеся по Бернерс-стрит, - шел один человек, однако поступь его была чрезвычайно отчетлива и тяжела, будто он сгибался под непосильной ношею. Затем шаги стихли перед самым моим окном. Я сидел неподвижно, не в состоянии пошевелить ни единым членом. Затем, по прошествии минуты или около того, человек двинулся дальше по булыжной мостовой; теперь поступь его стала заметно легче. Я подошел к окну, но никого не увидел.
Лежа в ту ночь в постели, я видел сон. Мне снилось, что меня хоронят. Гроб со мною медленно опускался в землю. Я понимал это, хотя никакого особенного ужаса, казалось, не ощущал. Когда же гроб мой, достигнув дна ямы, остановился, я понял, что не одинок. Некто лежал рядом со мной.