В земле был вырыт склеп, в котором в подвешенном гамаке лежал усопший с вещами, фотографиями и всем тем, что было ему дорого при жизни, чтобы его душа не возвращалась за ними в мир живых. Рядом над такими же склепами были сооружены дома как для живых.
Насколько я понял, Вэле нас представил туристами, и, благодаря тому, что он нас сопровождал, нам удавалось посещать места, в которые мало кто допускался из людей, чуждых племени.
Жанны среди соплеменников шамана не было видно. Вэле обещал нам скорую встречу с ней. Нетрудно было понять, почему он не хотел знакомить Жанну с племенем. Суровые законы, запрещающие браки с иноземцами, боязнь потерять свой авторитет среди соплеменников, мягко говоря, не способствовали этому.
На ночлег нас с Василием разместили в традиционной в этих местах бамбуковой хижине с гамаками, подвешенными над земляным полом. Оцелот Куна с обоюдной настороженностью его к людям и людей к нему сопровождавший нас, не ограниченный переноской для животных, лёг у входа в хижину.
Утомлённый впечатлениями последних дней, желая сократить время ожидания встречи с Жанной, я улёгся в удобном (как ни странно) гамаке и моментально провалился в сон. Мне снилась девочка, одетая в блузу с яркой мифологической аппликацией, украшенная браслетами из пунцово-желтого бисера от локтя до запястья и от колена до щиколотки. Она протянула деревянную куклу – защитника от злых духов нучу – Василию (во сне она так была похожа на Лиа), а он снял с себя цепочку, на которой висел крест с распятием Иисуса Христа и протянул ей.
Я проснулся будто от толчка в самое сердце. На пороге стоял шаман Вэле и сверлил меня взглядом. Василий лежал в гамаке, глядел в сторону, противоположную от шамана, будто не замечая его присутствия. Вэле поставил на пол котелок с маисовой кашей. Оцелот не претендовал на нашу трапезу, видимо, его можно было поздравить с удачной ночной охотой.
За стенами хижины нас встретило нещадно палившее яркое тропическое солнце; невдалеке – в оазисе пальмовой рощицы – в ожидании нашего появления сидел шаман.
Жемчужина, надёжно спрятанная в подкладке одежды, до сих пор была у меня.
Как гостям шамана нам была оказана невиданная честь: нас пригласили на конгресс, возглавляемый вождём. Пос редине просторной хижины из неизменного бамбука висели гамаки, по периметру стен стояли скамейки. Я знал, что в этом условном сельсовете обсуждались различные назревшие бытовые проблемы племени: где лучше ловить рыбу, как выгоднее продать кокосовые орехи, решить семейные споры и споры между соседями.
Сегодня вождь, возлежащий в гамаке в центе помещения, изредка с видимым наслаждением затягивающийся труб кой, пел, освежая в памяти внимающих ему соплеменников, сидящих на скамейках, эпос индейцев, сказания о под вигах и жизни предков, их противостояние врагам; таков ритуал передачи истории и законов племени из поколения в поколение.
Нереальный мир проникал в меня, я срастался с ним и действительно становился его немаловажной частью.
Я пытался понять и запомнить то, что слышал, но каким-то непостижимым, удивительным образом у меня слагалась своя песня легенд, песня, которую я помню до сих пор:
Певец-индеец – птица Гамаюн -
Для племени затеял песнь святую,
Слова, вплетая в голос вечных струн -
Преданий и легенд – нить кружевную:
О Мать Земля, начало всех начал,
Из чрева коего явилось всё живое,
С Луной и Солнцем бог тебя венчал,
Внезапно твердь твою покрыло море;
Упало Древо жизни средь воды,
Подточенное белками под корень,
Из кроны древа веток и листвы
(Вот и волна, я слышу, песне вторит)
Возникли крокодилы, рыб не счесть,
Гнездо-Земля нам птицы свили,
А боги подарили эту весть,
Посредника с богами объявили.
Он учит жить и как себя вести,
Названия даёт в быту предметам,
Через шамана нас оповестит,
Что ждёт на том или на этом свете,
От бед великих предостережёт,
Поможет избежать любых напастей;
Бобы-какао как всегда зажжёт -
Чем гуще дым, тем ближе тонкий мир и ясней…
Фигурка нучу – деревянный дух,
Он дух-защитник, талисман индейца,
Он член семьи, хороший верный друг -
От старца каждого до каждого младенца.
Прислали боги брата и сестру:
Сестра рубашки-молы шить учила,
А брат учил мужскому ремеслу…
Учили боги, что в единстве сила:
Не обижай подобного себе,
Сам человек и не бывает плох,
Ты помоги ему в его беде -
Коли в него вселился злобный дух.
В познанье истины не видно даже дна -
Она в закатах, утренних рассветах,
Она в мечтах, в желаниях и снах,
Иль, может, здесь – на этом краю света…
Видимо, я заснул под эпическое песнопение и свою интерпретацию услышанного, потому что был бесцеремонно разбужен толчком специального человека, следящего за тем, чтобы песня доходила до сознания всех, даже недисциплинированных верноподданных, в число которых попал и я.
Шаман явно испытывал наше терпение, но соблюдение норм приличия по отношению к гостеприимным хозяевам – его соплеменникам, опасение за возможность своими действиями нарушить положительный ход событий, сдерживали нас от решительных и воинственных поступков.
Мы не знали, от кого сейчас исходило больше угрозы: от самого шамана, желающего заполучить жемчужину, но хранящего тайну её исчезновении, или от вождя, и в целом самого племени – в том случае, если станет известно, кто отец Жанны. Как это отразится на шамане и, как следствие, на его дочери, да и на нас…
И поэтому мы решили до поры до времени не обращаться к вождю.
Оказалось, что наш приезд совпал с праздником чича. Праздник заключается в обычном употреблении алкогольного напитка из сахарного тростника и других неизвестных мне тайных ингредиентов, напоминающего суп с мелкой взвесью.
Задача каждого в этот знаменательный день – напиться до невменяемого состояния, начиная с вождя (с почтением уносимого на руках) и каждого жителя, с достоинством упавшего там, где задача достижения нужной кондиции от выпитого будет выполнена.
Для этого действа предназначалась другая большая хижина, но мало отличающаяся от хижины "сельсовета".
Отчасти было понятно – шаман не мог удалиться с нами незамеченным, уж слишком он был важен для племени во всём, что происходило вокруг, его исчезновение могло бы вызвать панику, а этого допустить он не мог. Ни одна из тайн, связанная с нашим пребыванием, не должна была быть раскрыта.
Дождавшись того, что соплеменники достигли того состояния, при котором Вэле, имитирующий своё веселье вместе со всеми, мог незаметно удалиться, он подал нам знак, чтобы мы следовали за ним.
Мы с Василием, шаман и оцелот разместились в лодке-пироге (одной из тех, что выдалбливают из ствола дерева-гиганта, срубленного под чутким руководством специального знатока, в зависимости от фазы Луны, что связано с предохранением древесины от жучков и гнили) и отправились на какой-то удалённый остров, где должна была состояться наша встреча с Жанной и передача жемчужины.
Плыли мы минут сорок.
Василий и Вэле молча меняли друг друга на вёслах.
Я отметил про себя, что Василий делал это мастерски, будто всю жизнь только этим и занимался. И мне казалось, он знает, куда мы плывём.
Сгустились сумерки, мы подплыли к коралловому острову, на котором в изобилии росли кокосовые пальмы, манговые и апельсиновые деревья, скрывающие небольшую хижину, в которой ожидала своей участи Жанна.
Растроганный Василий прижал её к своему сердцу, и нескрываемые слёзы увлажнили его глаза.
О себе я молчу: я чуть не проглотил собственное сердце, когда встретился с ней только взглядом.
На ум пришла какая-то пустая скабрезность, типа: "Ну, парень, ты попал". Откуда, почему – не знаю, Фрейда приплетать явно не хочу.
Шаман Вэле остался снаружи хижины, и Василий, воспользовавшись моментом, сказал:
– Это только теперь я понимаю, не в жемчужине дело, но и в ней, конечно… мысли путаются, перехватывает горло, когда я вновь и вновь думаю о том, что я виновник гибели Лиа. Спасая меня, ради меня она пожертвовала всем…
Она не могла никому принадлежать отдельно, она хранительница правды, любви и покоя "Сеньоры Большая Голубая Жемчужина". Только такой как Лиа племя могло доверить жемчужину, и только ей жемчужина могла предсказать будущее и как уберечься от бед не только племени, но и всему человечеству. Я пришёл и нарушил естественный ход событий, гармонию и это принесло много бед.
Она была избранной, она сама – как неприкосновенная реликвия. Без неё жемчужина, хранящаяся в моём доме, – красивая безделица, угасшая с годами. Жемчужина выбрала себе хозяйку, а хозяйка предала жемчужину из-за меня.
Нарушился баланс жизни, и не только мой – это принесло беды при взаимодействии людей с планетой на высоком уровне и на уровне каждого человека.
Лиа очень сильная, она противостояла отцу-вождю, целому племени, своему роду, чтобы быть рядом со мной и нашим будущим малышом, с тобой, Евгений. Я так вас люблю, дети мои, но прошу вас, бегите.
Не спрашивайте, как и когда, но я уже в аэропорту узнал, где ты, Жанна, на каком острове и договорился о побеге.
Шхуна стоит здесь неподалёку, я отвлеку шамана, а вы бегите, вот билеты на самолёт.
Я не мог ничего понять. Он что, хочет остаться здесь?
Он, будто читая мои мысли, сказал:
– Все юридические вопросы, связанные с моим отцовством и ювелирным бизнесом, я оформил ещё перед отъездом, думаю, здесь никаких осложнений не будет. Все бумаги лежат в сейфе в основном офисе, – и он мне отдал связку ключей. – Я хочу остаться с Лиа, да и оцелот Куна для меня – не просто животное, он мой друг, я не могу его бросить.