Теперь уже Майя вела себя как полноправная хозяйка квартиры и совсем не считалась с присутствием Нонны. Запрещала брать продукты из холодильника, ходить по квартире разрешала только в случае крайней необходимости, и не дай бог оказаться рядом с дверью, где они с Кареном отдыхают.
Нонна не хотела расстраивать Катю, но понимала, что если не получит от неё поддержки, то силы точно покинут её. И она позвонила подруге. И, запинаясь, всхлипывая, обливаясь слезами, рассказала ей всё о событиях последних дней.
– Он обозвал меня старой каргой, – жаловалась она Кате, – и теперь я уже многое понимаю в его поведении до нашей свадьбы и после, мне так стыдно, Катя. Почему это произошло со мной? Может, это я так цепляюсь за жизнь, мне же в душе всё ещё 17 лет. Что мне делать, Катя?
– Главное – успокойся, хорошо, хоть ты не успела его прописать в квартире, и всё открылось раньше; неизвестно, куда бы это тебя завело. Осталась бы ты на улице, а он бы поживал в твоей квартире и посмеивался бы над тобой. Надо обратиться к юристу, узнать, как добиться того, чтобы этот негодяй больше не портил тебе жизнь. Обещай мне завтра же сходить к Мироновой, я в своё время обращалась к ней – она классный адвокат. Она быстро восстановит справедливость, поставит этого Карена на место.
– Нет, Кать, ты не права, виновата во всём эта стерва Майка, это она его науськивала, учила, как ему себя вести, ведь ты знаешь, такая девка, если захочет, всего добьётся. Ты же видела её, это же чёрт в юбке – глаза колючие…
Нонна попросила адвоката Миронову поговорить с Кареном о том, чтобы он быстрее дал ей развод и выехал из квартиры. Она не держала на него зла, просто хотела, чтобы этот человек поскорее исчез из её жизни, корила себя за глупость, наивность и романтическую сентиментальность. И, смешно сказать, несмотря на доставленные переживания, Нонна продолжала оправдывать Карена и винить Майю.
Адвокат Миронова пришла рано утром, как договорились, мирно побеседовать с Кареном. Но не успела она переступить порог квартиры, как Карен занёс над их головами неизвестно откуда взявшийся топор и яростно заорал, что сейчас порешит и Нону, и адвоката, если они сейчас же не выметутся из квартиры. Он был ужасен: голос срывался, слюна брызгала изо рта, тело сотрясалось от ярости. Нонне было очень страшно, она и подумать не могла, что Карен так опасен, что он так безжалостен. Она оттеснила своим телом адвоката к выходу, буквально загородив её собой. Чудом удалось им вырваться и выбежать на улицу. Миронову била дрожь.
– Я это так не оставлю, – повторяла она, – Нонна, пишите заявление в суд. Он ещё пожалеет, что на свет родился. – Она ещё долго возмущалась. – Не откладывайте с заявлением, я завтра жду вас у себя. Я не хочу, чтобы этот тип подумал, что это ему сойдёт с рук.
Нонна, оставшись одна, не могла успокоиться, она долго брела в неизвестном направлении, и слёзы текли и текли из глаз.
Василий, после того как к нему обратилась Катя, прося помощи для Нонны, неизменно её опекал. Карен с Майей были выдворены с законных квадратных метров Нонны, и Карен понёс наказание за нападение на неё и адвоката. Но психологическое состояние Нонны вновь вступило в фазу когнитивного диссонанса, оно было очень критичным: пережитое потрясение вызвало давно забытые рецидивы в ещё более сложной форме. И, боясь за её жизнь, попытки суицида, Василий периодически определял мать своего друга в частную психиатрическую клинику с самыми комфортабельными условиями проживания и лучшим набором медикаментов и процедур, требуемых для лечения Нонны.
5. Пиратские замашки
Эндрю, уже окунувшийся в ситуацию, владеющий, как переводчик, её теоретической частью лучше меня, был готов к дальнейшему распутыванию клубка неожиданностей. Повстречавшись с ним у театра, я вкратце изложил ему содержание тетради, и мы направились к Василию.
Фасад здания ювелирного магазина был обращён к дороге с узким тротуаром. Окна-витрины и входная дверь были снаружи наглухо закрыты автоматическими ставнями. Никаких признаков движения внутри здания невозможно было уловить. Я набрал сотовый номер мобильного Василия. Он встретил нас с противоположной стороны, во дворе здания, частично огороженном высокой кованой оградой.
Очень пристальный взгляд Василия некоторое время не давал мне возможности не только изложить причину нашего визита, но и элементарно приветствовать его. Эндрю сгладил неловкую ситуацию, протянув ему руку для рукопожатия, представился сам, представил меня и выпалил без всяких обиняков:
– Жанну похитили.
Василий, предложив нам сесть на диван, сам опустился в кресло напротив нас. Было видно, что он сильно взволнован.
Я протянул ему тетрадь с его записями.
– Значит, мы быстрее поймём друг друга, – произнёс он, беря тетрадь из моих рук.
– Я знаю о случившемся и до сего момента делал всё возможное для вызволения Жанны.
Несколько дней назад я вернулся из Питера, куда ездил с проверкой филиалов магазинов фирмы. Обнаружил, что незваные визитёры проникли в здание магазина, изуродовали и разбили несколько витрин…
– А что, в магазине не установлена сигнализация? – перебил его Эндрю.
– Во всех филиалах установлена сигнализация, а здесь, я полагаю, она мне не нужна, – и, предупреждая вопрос, пояснил, – и вот почему…
По винтовой лестнице из ценных пород дерева (на что невозможно было не обратить внимания) мы поднялись на второй этаж.
Остановились у одной из дверей. За этой дверью оказалась ещё одна дверь из металла, открыв которую мы очутились в тропическом лесу, с тропическими растениями, деревьями, увитыми лианами, диковинными птицами; на одном из деревьев, расположенном в углу, было большое дупло, из него глазами настороженного охотника на нас смотрел зверь, похожий на кошку с массивной песчано-жёлтой головой. Подёрнув округлыми небольшими ушками, он выпрыгнул из дупла и потянулся, грациозно изогнув золотое полосато-пятнистое тело.
Василий потрепал зверя за ухом и сказал:
– Это мой друг – оцелот. Его зовут Куна. Основное время он живёт здесь, я стараюсь поддерживать микроклимат его родной среды обитания.
– Ну, как живёшь, Куна? – напрочь забыв о чувстве самосохранения, я повторил жест Василия – ласково потрепал оцелота по голове.
Овальные зрачки оцелота в тёмно-коричневой радужной оболочке обратились ко мне с полным спокойствием.
Василий с удивлением посмотрел на меня, перевёл взгляд на оцелота и, улыбнувшись, сказал:
– Вы второй человек, кроме меня, конечно, которому Куна позволяет дотрагиваться до себя.
– А кто же первый?
– Жанна…
– Когда я ненадолго отлучаюсь, Куна – полноправный хозяин территории, это его ареал. У визитёров не было шансов. Удивительно, что ещё вовремя унесли ноги. Но на следующий день ко мне явился шаман Вэле, если вы читали тетрадь, то понимаете, о ком я говорю, и сказал, что пираты, которые промышляют в тех краях, помогли ему добраться до России, выкрали Жанну и требуют за неё выкуп миллион долларов.
– Ко мне он тоже приходил, – сказал я, – и просил вернуть ему жемчужину.
– Вот именно. Я передал Вэле выкуп за Жанну, а он пришёл снова и стал утверждать, что этого оказывается недостаточно, и пираты требуют ещё и жемчужину. Потом Вэле передал мне карту, на которой указано место, куда я должен доставить жемчужину в обмен на Жанну. Путь неблизкий, скажу я вам, очень неблизкий… Но даже не это главное, а то, что я не знаю, где жемчужина. Дело в том, что я сам отдал её Жанне…
– Мы знаем, у кого жемчужина, надо идти в театр.
– Почему в театр?
– По дороге объясню. Только нужны деньги для выкупа…
– Выкупа?
– Ну, не выкупа… какой-нибудь эквивалент для обмена на жемчужину, деньги – товар, по Марксу, – неожиданно для самого себя закосноязычил я (какое-то размягчение мозгов от переживаний).
– Большая сумма? – его вопрос и моё объяснение по поводу выкупа прозвучали одновременно.
– Я думаю, что нет, но, сами понимаете, надо подстраховаться. Возьмите деньги и то, что сочтёте нужным для возможного обмена, а там разберёмся, – сказал я.
6. В любви – как на войне, все средства хороши
Анаида Адольфовна служила в театре. Она с детства мечтала стать актрисой и стала ею. И не просто стала, а была приглашена в труппу престижного столичного театра. Родители никакого отношения не имели к миру искусства и очень были удивлены её выбором, а главное – успехами в артистической карьере. У Анаиды было ещё две сестры и брат, и мать Анаиды всё своё время посвящала воспитанию детей и домашнему хозяйству; имея педагогическое образование, очень непродолжительное время работала воспитателем в детском саду. Отец очень любил свою безропотную жену и детей, старался, чтобы у них было всё не хуже других, работая водителем на большегрузных машинах без выходных и проходных. Мать, армянка по-национальности, назвала старшую дочь в честь её прабабушки – Анаида, а глава семьи, имеющий немецкие корни, наградил Анаиду отчеством Адольфовна.