– Третий раз звонят за день, – Михаил покачал головою.
Он налил себе немного минералки и выпил.
– Извини, я сейчас, – сказал мужчина и направился в сторону ванной.
Лариса со злостью глянула на телефонный аппарат, и ей захотелось выдернуть шнур из розетки.
"Он сказал: вот сейчас… Конечно же, наверняка, он хотел сказать: вот сейчас перейдем… к апофеозу. И тут… Как некстати этот звонок, в такой-то момент", – с сожалением подумала женщина.
Еще с досадой она отметила, что до сих пор находится пусть в шикарном, но женском белье. А меж тем, она чувствовала, что бюстгальтер стал ей тесноват, врезаясь в грудь и, даже, немного причиняя боль. Но… сама она решила ничего не предпринимать. Потому что помнила слова, которые сказал Михаил в ресторане: "Мужчина может предложить или намекнуть, но он не должен навязываться".
"Ну, уж если мужчина не должен навязываться, то женщина – тем более", – рассуждала Лариса, боясь спугнуть ту радость, которую доставлял ей Михаил.
Просто ничего подобного в ее жизни не было. И хоть и считала она себе вполне искушенной мадам в некоторых вопросах, и хоть кокетничала и слегка капризничала с Михаилом (как же без этого?), но вот именно с ним по наитию сразу и безоговорочно приняла для себя роль "ведомой". Такого красавца, такого тактичного обожателя, такого аристократа по духу и обхождению у нее никогда не было. Чего еще желать-то? Плыви лишь по теченью, растворяясь в этом блаженстве и неге. Ну, и сама, конечно, умей быть благодарной тому, кто одарил тебя таким блаженством. И будет тебе женская радость: триумф, апофеоз. А может, даже сразу оба, и вместе взятые.
– И часто тебе поступают такие предложения? – кокетливо поинтересовалась Лариса, когда Михаил вошел в комнату.
– В отечественных гостиницах всегда, – Михаил брезгливо передернул плечом.
Он сел на тахту.
– Мы – гурманы… Суррогаты не пользуем, – и обнял Ларису. – Так что там ты сказала про капризный излом моих губ? Повтори, еще так хочу это услышать…
Лариса наклонилась к уху Михаила, прошептав несколько слов, и взгляд ее упал на огромный букет алых роз.
– Ой, погоди, – она высвободилась из объятий своего кавалера и подошла к столу, на котором стояла ваза с цветами.
Взяв две розы, она вернулась, и присев на тахту, стала обрывать лепестки на одной из них, осыпая ими своего умопомрачительного принца.
Михаил подхватил второю розу и стал делать то же самое.
– Поразительно, – прошептал он, – как мы всё время звучим в унисон. – Я ведь сам только – только подумал о цветах на постели, а ты…
– Вот такая я девушка, – произнесла самодовольно Лариса, комфортно устраиваясь на шелковых подушках и подставляя свое тело дождю из алых лепестков и поцелуев.
Михаил растер на ее плече сразу несколько лепестков, которые тут же заполнили воздушное пространство ароматом свежевыжатого розового масла.
– Ты просто какой-то уникальный музыкальный инструмент…
– Интересно, какой? – томно и кокетливо спросила Лариса.
Михаил лишь на секунду замолчал.
– Ты – скрипка, какая-то невозможно изящная скрипочка…
– Ну, меньше, чем на Страдивари, я не согласна.
– Ты больше, потому что ты – бесценна…
И про себя Лариса подумала: "Это надо же, какие сравнения находит, как плетет ажур словесов… Это ж как выдержать то ли такую муку… то ли такую радость. Какое счастье на меня свалилось".
А вслух, вся томная такая, сказала, как бы, между прочим:
– Скрипочка, на которой ты бы хотел играть свои прелюдии и фуги?
– Лорик, ты прелесть! – захлебнулся в восторге Михаил. – Как думаешь, сегодняшнюю прелюдию мы уже отыграли? – спросил мужчина с надеждой в голосе и заглядывая предмету своего обожания в глаза.
"Он еще спрашивает! – сомкнув веки и блаженствуя от не встречавшейся ей доселе мужской тактичности, подумала женщина. – Но, ведь, нельзя же сейчас так просто взять и примитивно брякнуть "да"! И попросить его перейти к апофеозу. Ведь сегодня явно не ее соло. Хотя, явно праздник души и именины сердца. А может, и именины тела? Если такое, вообще, бывает. По-моему, бывает", – такие мысли роились в чуть затуманенном сознании Ларисы.
Но вслух она ответила по-женски хитро и комплиментарно, оставляя последнее слово за "солистом".
– А я больше всего боялась, чтобы моя скрипочка не детонировала и не звучала в диссонансе рядом с таким виртуозом, – сказала Лариса, вдруг поняв, что, пожалуй, выдала уже все, известные ей, музыкальные термины за сегодняшний вечер.
При этих словах женщина красиво и безвольно откинула на подушки свои руки, зная, что при последующем его поцелуе или комплименте, она крепко сожмет его в своих объятиях и… уже не отпустит. Ни за что. Должен же он, наконец, понять, такой отзывчивый и чуткий.
– Какие диссонансы, когда весь вечер я утопаю в роскоши гармонии, царица…
И моментально две маленьких, но цепких женских ручки сомкнулись за его спиной, и нежный голос тихо прошептал всего одно лишь слово: "Мишель…"
Но как прошептал,… Кто б не уловил в его отзвуке призыва. А тем более, такой весь "в унисон" Мишель, которому этот призыв и предназначался.
"Вот она, вот она радость, ну, наконец-то, дождалась, чего желать-то больше!" – с замиранием восторга подумала Лариса, утопая в объятиях Михаила.
Прикрывая глаза, она периферийным зрением выхватила бутылку шампанского, стоявшую на столе рядом с фруктами и цветами. И вспомнила вдруг, как осознанно мечтала об этом напитке весь вечер. И в ней "взыграло ретивое". Хочу шампанского! Хочу напиток всех влюбленных! Хочу, чтоб еще больше кружилась голова! Ну, как же без живительной амброзии в такой момент-то?
На миг показалось, что внутренний голос иронично шепнул ей: "Всё тебе, Ларка, мало. Мед, так еще и ложкой. Ну-ну…"
Конечно, показалось. Или просто коньяк еще не до конца выветрился. И она произнесла тихонько: "Мишель, так пить хочется".
И дальше, чуть капризно скривив ротик, она сказала:
– Что ж про шампанское мы забыли… Оно у нас не испарилось случайно?
– Извини, это моя вина, – спохватился Михаил, – я совсем голову потерял и без этого напитка …
Он немного повозился с бутылкой. Пробка выстрелила, но не сильно. Шампанское почти не пролилось. Мужчина поставил бутылку темно-зеленого цвета на тумбочку рядом с тахтой. Затем разлил шипучий золотистый напиток по бокалам.
– Прошу, богиня, – Михаил протянул красивый, удлиненной формы бокал Ларисе и взял свой.
Соприкоснувшись, стекло радостно зазвенело.
Лариса с жадностью заглотила сразу половину бокала.
– Кисленькое, – слегка сморщила она носик.
– Ну, так ведь это "брют" – высший пилотаж. А ты любишь сладенькое? – галантно поинтересовался кавалер.
– Да, – томно сказала женщина, – полусухое или полусладкое.
– Теперь буду знать, – сказал Михаил. – Просто я заказал лучшее. То, что признано лучшим во всем мире. И у нас, кстати, тоже. У всех гурманов и эстетов, так сказать. Ну, можно и подсластить…
Михаил отставил свой бокал с шампанским на тумбочку, которое он лишь пригубил, и взял вазочку с пирожными.
Лариса с жадностью схватила эклер и попросила:
– А можно еще добавочку того, что только для избранных… эстетов, – и протянула свой пустой бокал.
Михаил наполнил женщине фужер, и она отхлебнула из него радостно, уже не чокаясь.
А мужчина взял в руки бутылку и стал медленно читать: "Советское шампанское. АБРАУ-ДЮРСО. Белое. Брют".
– А бывает еще брют-"экстра", – мечтательно произнес Михаил.
– Это как?
– Еще суше, еще кислее…
"Да уж куда кислее", – поморщилась в душе Лариса, доедая пирожное, но отмечая, в то же время, приятное головокружение и необычайную легкость во всем теле.
Женщина поставила пустой бокал рядом с тахтой.
– Ой, у меня такое чувство, что я сейчас воспарю в воздушное пространство, – сказала она вдруг, – я как будто пребываю в невесомости…
– тогда я срочно превращаюсь в эльфа, – сказал Михаил и обнял Ларису, – воспаряем вместе…
– Мишель, по-моему, я опьянела от твоего шампанского. Я куда-то лечу… Ой, или падаю…
– Так падаешь или летишь? – засмеялся мужчина. – Я, ведь, весь вечер только и мечтал об этом – подпоить наивную девушку, чтобы воспользоваться моментом, – радостно сказал Михаил, понимая, что шампанское внесло свою новую веселую волну в их отношения, – зря я, что ли мерзавчик…
– Ты… ты, – захлебываясь в словах, – зашептала Лариса, – не мерзавчик. Ты – мечта, сказка… Ты – принц на белом коне… Ты не можешь быть грубым, бестактным.
Тут Лариса всхлипнула, и глаза ее увлажнились.
– Ах, Мишель, Мишель, – Лариса склонила голову к нему на плечо, – такой мужчина, как ты, должен быть… первым, – и заплакала, растирая на лице слезы.
К счастью, без темных разводов туши. Тушь была качественная. Французская.
(Первый звоночек прозвенел: лично сама Лариса презирала баб, которые, вот так наклюкавшись, плачутся "в жилетку" мужику, да еще в самый неподходящий для этого момент. Но она этот звоночек не услышала).
– Лорик, ну, Лорик, – нежно поцеловал ее Михаил. – Мы – взрослые люди, которые встретились на середине жизненного пути. Но, даже если мы не можем уже повлиять на свой старт, то мы в силах изменить наш финиш…
– Да? – радостно встрепенулась Лариса. – Как ты хорошо сказал. Сам придумал?
– Нет, это афоризм такой.
– А… Я тоже люблю афоризмы. Особенно, одной польской писательницы – Магдалены Самозванец. Обалденная тетка. В смысле – афоризмы. Вот, послушай…
Лариса лишь на секунду призадумалась.
– "Каждый мужчина мечтает содержать женщину на ее средства".