Я сказал, у меня голова кругом пошла от разговоров про отца Марлены. И пусть он, пожалуйста, уберет карту.
- От карты головокружение как раз и пройдет, старина. Хватит мычать. Ты мычишь, - повторил он, - мычишь, да и только.
- Так что там с отцом Марлены?
- Помер от рака легких, - ответил он, - однако портит жизнь до сих пор.
Оторвал еще кусок карты. Я проследил, как обрывок медленно опускается на пол, но он подхватил его, скомкал, швырнул на стойку. НЕТ, ЭТО МЕНЯ НЕ УСПОКОИЛО.
- На что нам Центральный парк? - возмутился он.
- Так что с ее отцом?
- Просто твоему придурку брату крупно повезло.
Он постучал по карте зубочисткой.
- Вот! Смотри! Сплошь прямые линии, за исключением Бродвея. Следи за Бродвеем, старина! - И он обвел его ручкой. - Змея в траве.
- Ее отец?
- Бродвей. И еще Западный Бродвей. Не путай.
Оторвал еще кусок сверху от 55-й улицы. Теперь карта готова.
- Здесь кончается мир, - объяснил он мне. - Вот мой офис. Правый верхний угол. А теперь - проверим.
Мы отправились на Пятую авеню, там нашли АПТЕКУ Дуэйна Рида и посмотрели товар, который производят его клиенты, клей для челюсти и растворимые таблетки, чтобы несчастные могли чистить зубы перед сном, бедная мамочка, она была, как у них это называется, ЦЕЛЕВАЯ АУДИТОРИЯ.
На Шестой авеню Оливье купил ПРИПАСЫ, в том числе бутылку бурбона, аккуратно спрятал ее под пальто.
- Город твой, старина. И не слушай, если кто скажет иначе.
Он подождал, пока я сверился с картой. Я сразу увидел, где мы.
- А теперь, старина, выходим за пределы карты. Без паники. Следи, как это делается.
Вскоре на 24-й улице мы повстречали группу мужчин возле церкви. Не у всех были стулья вроде моего, но по крайней мере у четырех были. Другие облюбовали пожарный кран, ступени церкви, ВОДОРАЗБОР. Точно ВЛАДЕЛЬЦЫ ПУДИНГА, только от болезни у них вспухли лодыжки, ноги стали сизые или черные.
- Коллеги, - сказал мне Оливье. - Свои ребята. Я расставил стул. Оливье в переливающемся сером костюме и модных ботинках стула при себе не имел, зато он достал виски и быстро нашел друзей.
- Нью-Йорк - приветливый город, - сказал он мне.
И первый же человек, потянувший из горла, дал нам свою визитку.
Винсент Каролло
Киномузыкант. "Забегаловка Челси"
Волосы у него были черные от ваксы, резко зачесаны от лба назад.
- Зовите меня Винни, - предложил он. Он играл на банджо в "Забегаловке Челси" - знаменитый фильм, насколько я понял. Никогда не останавливайтесь в приюте на Западной 16-й, учил он, и помните, что у Святого Марка суп лучше, чем у Святого Петра. Еще он посоветовал не спускать глаз со стула, а потом я спел ему "ВПЕРЕД, СЛАВНАЯ АВСТРАЛИЯ". Карточку он под конец забрал, потому что она ему еще понадобится, и пообещал пригласить меня в следующий фильм, но когда я в свою очередь пригласил его в "Клуб Спорщиков", Оливье сказал, что нам пора.
Главное - он показал мне, как обзавестись друзьями. Теперь я могу действовать без него. В этом вся суть. Теперь он оставит меня. В офисе у него сидеть нельзя, и заглядывать, когда вздумается - тоже. Это правило он постарается изменить, однако пока еще этого дождешься, Хьюи.
- Беда в том, старина, - пояснил он, - что все они очень высокомерны.
Я спросил, а нельзя ли устроиться на улице перед офисом.
- У тебя УНИКАЛЬНЫЙ ТАЛАНТ, старина, - ответил он. - Я что имею в виду, старина: ты умеешь найти себе место.
Это он про талант сидеть на стуле, пока Мясник носится в приступе ярости, распушил павлин хвост и думал королем стать. Про мой ТАЛАНТ рисовать он понятия не имел. Когда меня исключили, я не стал поджигать школу. Вместо этого рисовал себе потихоньку ручкой по простыне, и когда мамочка ГЛЯНУЛА НА ЭТО, у меня уже весь Бахус-Блат был нарисован. Черный Череп обошелся со мной в обычной своей манере.
Бахус-Блат - моя родина, одна ты на свете, одна ты такая. Стул, тропинка, я знал все канавы и дренажные трубы, помнил длину каждой улицы и где они сталкиваются друг с другом. От Мэйсон-лейн до разъезда железной дороги Мэдингли - 6450 ударов сердца. Во всей ПОПУЛЯЦИИ в 5000 человек кто-нибудь еще знал этот простой факт? Да, у меня талант, но для школы я оказался слишком глупым.
Когда в понедельник утром Оливье покинул меня, я взял карту и расстелил ее в комнате на ковре. Шею ломило, но ничего особенного. Я нарисовал поверх Бродвея Мэйн-стрит Бахус-Блата, Гисборн-роуд - поверх 34-й улицы, а призрак Лердердерг-стрит скрыл под собой Восьмую авеню.
То лучше становилось, то хуже. Наконец, я не мог уже смотреть на карту. Я пошел.
Выйти на Третью авеню и по ней. Таков был мой план. 22-я улица, 23-я и так далее. Сумею добраться до 55-й, точно, смогу. Сердце бьется под 200 ударов в минуту, огромный красный мускул ревет от напряжения, плевать. Вышел на 55-ю, но вход в здание преградил человек в коричневом костюме.
Я пошел обратно в центр. Следовал карте Бахуса и добрался до лавки Мясника рядом с Дуэйном Ридом и купил упаковку пластыря - ГРАБЕЖ НА БОЛЬШОЙ ДОРОГЕ.
Оливье заявился наконец в клуб, ЛУЧШЕ ПОЗДНО ЧЕМ НИКОГДА, я вручил ему пластырь и велел наклеить на окно, чтобы я с улицы мог отличить его офис.
- Старина, - сказал он, - я наклею пластырь ровно в десять минут второго.
Мы уселись в баре, и Оливье сказал, что берет жизнь в свои руки.
- Возьми эту, - предложил он мне.
Теперь он готов развестись с Марленой.
Он осушил большую порцию джин-тоника и захрустел льдом. Суку это прикончит, сказал он. После развода ей уже не придется выступать экспертом и заставлять его подписывать сертификаты.
- И эту прими, - протянул он мне.
Я заметил, что вторая таблетка отличается цветом от первой.
- Нам не до эстетики, тут все эстественно, - возразил он.
Уже оседал СВОЮ ЛОШАДКУ и пустился вскачь. Пусть возвращается в свое машбюро, в болото, из которого вылезла, и он принялся перечислять всякое ДЕРЬМО, которое растет на болотах, включая спирогиру.
К нам приблизился Жуйвенс.
- КРОВЬ НА ЕЕ СЕДЛЕ, - пропел Оливье, кто его знает, из какой песни. Жуйвенс подал знак бармену, и я сообразил, что Оливье сходит с ума.
На следующее утро я понял, что пора провести денек с братом. Это его долг - присматривать за мной. Но прибытии я потребовал яичницу с сосисками. Он свои обязанности знает.
Марлена спала на матрасе на полу. Голые ноги высовывались из-под лоскутного одеяла. Я видел даже ее попку, Господи Боже, такую милую, поспешил отвернуться. ПО ПРИЧИНАМ, ИЗВЕСТНЫМ ТОЛЬКО ЕМУ ОДНОМУ, брат купил лист стекла и растирал на нем краски, собирая крошки шпателем.
Я спросил, почему бы ему не купить нормальных однофунтовых тюбиков.
Он послал меня к черту.
Очень мило. Я сел и стал смотреть, что он делает, пока он не предложил мне попробовать. Опять я потребовался в качестве ПРИСЛУГИ.
Вместо льняного масла он использовал нечто под названием АМБЕРТОЛ. Я с удовольствием продемонстрировал, как добиться маслянистой консистенции, которая ему требовалась. Цвет был очень приятный, но из брата, как всегда, полезла агрессия. Океаны желтизны, цвет Бога, бескрайний свет.
- Ну, - сказал он, - как поживает твой приятель доктор Геббельс?
- Кто?
- Оливье.
Я сообщил ему, что Оливье разведется с Марленой. Думал его порадовать. Может, удалось. Во всяком случае, я заметил, как Марлена завозилась в постели, но, кажется, не проснулась, по крайней мере, не произнесла ни слова.
45
Пыльный холст Доминик Бруссар так и стоял лицом к стене, а если между нами с Марленой сохранялось какое напряжение, то - весьма приятного свойства.
Но у моей крошки был от меня секрет: как она сумела уменьшить полотно? Был секрет и у меня: банки с красками, назначение которых я не желал ей объяснять. Оставил все пять загадок на виду, на покоцанной стойке между комнатой и кухней, и в двадцати футах от них делал зарисовки, сидя на деревянном ящике спиной к грязной улице. Чем это я занят? Я не говорил, а она не спрашивала. Мы только и делали, что улыбались друг другу, и пуще прежнего занимались любовью.
Потом она купила тренажер и установила его с такой же миной, с какой я трудился над красками и эскизами. Иногда я прерывал свой таинственный труд, чтобы нарисовать чудные тонкие руки, натянувшиеся мышцы шеи. Она потела от упражнений, однако на этих рисунках, которые я все еще храню, кажется, будто на ее коже блестит не пот - мое вожделение.
1981 год на дворе и единственное правило: НЕ ВПУСКАЙ В ДОМ НЕЗНАКОМЫХ ЛЮДЕЙ. Но как-то поздним снежным утром прозвенел звонок, я нажал на кнопку домофона и распахнул нашу дверь навстречу судьбе. Иначе пришлось бы спускаться на пять этажей, ради мало интересовавшего меня курьера.
Так я нечаянно впустил в дом окаянного детектива Амберстрита.
Марлена опустила на пол штангу.
- Что вы тут делаете? - спросила она.
- А вы, Марлена? - откликнулся Амберстрит, выставляя белое морщинистое лицо из ворота длинного черного стеганного пальто. - Это актуальнее.
- Симпатичные ботинки, - вставил я, но этот человек был нечувствителен к оскорблениям и вполне удовлетворенно опустил взгляд на покрытые снегом кроссовки "Конверс", торчавшие из-под черного пальто.
- Спасибо, - сказал он. - Всего-то шестьдесят баксов. - Он сморгнул. - Дело в том, Марлена, что мансарда является собственностью Правительства Нового Южного Уэльса. Надеюсь - ради вашего же блага, - что у вам имеется разрешение пребывать здесь.