Другое кино
fict pulption
Рослый красивый парень опять задел стул, на котором сидел Саша Кляйн. Он все время ходил туда-сюда, протискиваясь между столиками. Саша Кляйн сказал себе: еще раз - и все.
Парень шумно уселся на стул, обнял свою девушку. Она была тоже рослая и красивая. Между оранжевой футболкой и синими джинсами виднелся смуглый, чуть пушистый живот. Они стали целоваться, шевеля языками и прикрыв глаза. Парень откинулся назад и вытянул ноги. И уперся в ножку стула, на котором сидел Саша Кляйн. Стул поехал в сторону.
- Нельзя ли полегче? - робко сказал Саша Кляйн. - Я бы попросил.
Парень открыл глаза, посмотрел на него и засмеялся. Саша Кляйн был смешной, это правда. Небольшого роста, вихрастый и щекастый. В клетчатой рубашке. Хоть в кино снимай.
Девушка засмеялась тоже.
- Завидно? - сказала она.
- Извинись, выблядок, - тихо сказал Саша Кляйн.
- Чего? - Парень, отбросив стул, поднялся.
- Сядь, - сказал Саша, наведя на него пистолет, большой и серебристый.
Парень сел.
- Богу молись, - сказал Саша Кляйн. - Если умеешь.
- Не надо, пожалуйста, - сказал парень.
- За что вы его? - заплакала девушка.
- Это кино, - объяснил Саша Кляйн. - Вы меня помните? Вы неслись на крутой тачке, а я стоял на обочине. Кругом были лужи. Вы меня обрызгали. И умчались вдаль. Всем было смешно. А мне было мокро. И еще. Вы откуда-то выскочили, вы куда-то бежали. Вам срочно нужна была машина. А тут я, смешной толстячок, открываю дверь своей смешной машинки. "Фольксваген-жучок". Ты, - он повел дулом пистолета на парня, - вырвал у меня ключ, отшвырнул меня в сторону, уселся за руль, и вы опять умчались. Навстречу новой жизни. И никто вам слова не сказал! А я остался как дурак на тротуаре. А мы с женой собрались в кино, была пятница, вечер. Вы знаете, как она обиделась? Вы об этом подумали? А? Не слышу! Подумали вы обо мне? Ну? Соврешь - убью!
- Нет, - честно сказал парень. - Но я не виноват. Это кино было такое.
- Вот тебе другое кино, - сказал Саша и подвигал пальцем.
- Не надо! - взвизгнула девушка.
- Придется, - сказал Саша Кляйн и спустил курок. Парень рухнул вправо, заливая кровью оранжевую футболку и смуглый, чуть пушистый живот девушки.
- Ты что, заснул? - сказала Дина Кляйн. - Ой, смотри, смотри, что он делает!
Они с женой сидели у окна и пили чай.
В их переулке разворачивался здоровенный джип. Он сдал назад, наехал на палисадник, повалил его, оставил на клумбе грязный рубец. Вывернул руль, со свистом газанул, но буквально через полсотни метров остановился у летнего кафе напротив. Из машины вылез рослый красивый парень. За столиком его ждала девушка, тоже рослая и красивая. Они поцеловались.
- Я сейчас, - сказал Саша Кляйн, прошел в прихожую, надел куртку поверх ковбойки, переложил что-то из обувного ящика в карман и вышел на улицу.
Сильная женщина
на свободу с чистой совестью.
Виктор Иванович заново учился принимать ванну и душ. Он взбивал пену, погружался в нее, разгонял пузыри и фыркал, потом становился под теплый щекотный дождик, потом вылезал на кафельный пол, кутался в махровую простыню и шлепал в комнату. Подходил к окну, смотрел на Манеж и кремлевскую стену.
Была осень 1956 года. Он отсидел всего десять лет из выданных двадцати пяти. Ему выплатили много денег. Дали новую звезду, за высидку лет, как он пошутил в уме. Дали квартиру в новом доме на Ленинском проспекте, но там еще работали маляры, так что пока он жил в гостинице "Москва". Ходил обедать и ужинать в ресторан, приучаясь пользоваться вилкой и ножом, чайной ложечкой и лопаткой для рыбы.
А потом, воскресным утром, надел только что пошитый мундир с золотыми погонами и широким галуном, взял такси и поехал на Большую Черкизовскую. К себе.
Но на всякий случай позвонил из автомата напротив.
Она тут же взяла трубку. Как будто ждала.
- Нина, - сказал он. - Это Витя.
- Сейчас, - сказала она. Он слышал в трубку, как она прошла к двери, плотно ее закрыла и снова вернулась к телефону. - Да, здравствуй.
- Нина, мне вернули честь и свободу. Я здесь. У дома.
- Ах, как торжественно звучит, - тихим низким голосом сказала она. - Один раз ты уже сломал мою жизнь, вот этими разговорами, про победу и свободу. Оставил беременную, нищую, жену врага народа. Не смей ломать мне жизнь еще раз.
- Нина, - сказал он, - кто у нас родился?
- У меня родился сын, - сказала она. - У нас с мужем растет сын.
- Нина, я хочу его увидеть, я умоляю тебя…
- Хорошо, - сказала она, помолчав и подумав. - Зайдешь через пять минут. По часам, понял? На две минуты. Но дай мне честное слово.
- Честное слово офицера, - сказал он.
- Через пять минут, понял? - И повесила трубку.
Из подъезда вышел человек в наспех надетом плаще. Сел на лавочку у подъезда, развернул газету и стал читать.
На лестнице почти не пахло кошками, хотя какая-то Мурка мягко шла по щербатым ступенькам.
Дверь была недавно покрашена. Номерок сменили.
Он позвонил. Послышался детский топот. Десятилетний мальчик отворил и закричал:
- Мама, к нам генерал пришел!
- Вам кого, товарищ генерал? - спросила Нина, выйдя в прихожую.
Она была очень красива, особой красотой много переживших, но не сдавшихся женщин. Мать семейства. Хозяйка дома. Ценный специалист на работе. И возлюбленная вон того гражданина, который сейчас сидит на лавочке и читает газету.
- Простите, - забормотал Виктор Иванович, не сводя глаз с мальчика и придумывая какую-то ерунду: - А, простите, полковник Перфилов здесь проживает?
- Нет, - сказала Нина. - Вы ошиблись адресом.
- Да, наверное, - сказал Виктор Иванович и нагнулся к мальчику. - Как тебя звать?
- Коля.
- До свиданья, Коля! Дай пять! Расти большой. Извините.
Рассказав мне эту историю, Виктор Иванович добавил:
- Сильная женщина. Настоящая. Другая бы что-то переиграла, наверное. Все-таки генерал-лейтенант, высокая должность в Генштабе, квартира в новом доме.
- Откуда ей было знать про должность и квартиру? - сказал я.
- Я ей потом звонил пару раз, - сказал Виктор Иванович.
Серый конверт
в большом тихом городе
Шеф не занимал никакой государственной должности; формально он был шефом некоего Временного координационного комитета, сокращенно ВКК. В стране были парламент и правительство, но все знали, кто на самом деле главный.
Шефа обожали и побаивались, а его приближенных презирали и ненавидели.
Сильнее всего ненавидели его адъютанта. Бывший полковой парикмахер, силач, садист и льстец, говорили, что именно он по утрам подает Шефу списки, которые сам же и составляет.
Один известный архитектор был в гостях у своего друга, президента Академии художеств. Вдруг пришел этот самый Адъютант. Архитектор захотел встать и уйти. Потом решил, что не подаст ему руки. Нет, лучше просто молчать и поскорей откланяться. Но его посадили как раз напротив Адъютанта, и, куда денешься, пришлось с ним разговаривать. Он, кстати, оказался приятным собеседником.
В конце вечера он поманил архитектора в коридор.
- Я уж так, по-солдатски, - сказал Адъютант. - Вы хороший человек. Вот, - он вытащил из бокового кармана ярко-серый, почти серебряный конверт. Там было вытиснено имя Шефа и адрес: главный офис ВКК. - Если что, сразу пишите, и это будет у Шефа на столе. С моими наилучшими отзывами. Но просить можно за одного человека.
- Спасибо, - растерялся архитектор. - Что, прямо в почтовый ящик?
- Прямо, прямо, - сказал Адъютант. - С почтой у нас порядок.
Конверт лежал под стеклом на письменном столе.
Прошел месяц. Младший брат не пришел домой со службы. Он жил в плохом районе: конечно, это было ограбление и убийство, а труп спрятали. Попросить ускорить следствие? А смысл?
Через две недели арестовали сына. Архитектор сидел за столом и смотрел на серый конверт. Сыну было двадцать пять. Взрослый человек. Он сам выбрал себе судьбу, когда связался с этими людьми.
Потом исчез второй сын. Двадцать два года, студент последнего курса. Талантливый мальчик. Но совсем чужой, к сожалению. Но все равно! Написать Шефу: пожалуйста, оставьте в покое нашу семью. Да, но просить можно только за одного человека.
Ведь у него была вторая жена и тринадцатилетняя дочь.
Он сделал проект типового сельского офиса ВКК. Сам, по собственной инициативе. Получил премию. Немного отлегло от сердца.
Однажды вечером он стоял у окна своего кабинета. Он видел, как у подъезда остановилась их машина, вышла его жена, открыла багажник, стала доставать сумки.
- Мама приехала, вкусных вещей привезла! - крикнул он дочке вглубь квартиры.
Потом снова посмотрел в окно. У распахнутого багажника валялась сумка. От тротуара отъезжал черный автомобиль с зеркальными стеклами.
Он бросился к столу.
Конверта под стеклом не было.
- Где конверт?! - не веря, крикнул он. - Тут был конверт!
- Это я взяла, папа, - сказала дочь. - Я сама написала письмо Шефу.
- Про что?
- Про то, как его любят школьники!