Надя тяжело вздохнула. Ей было больно видеть горе этого парня, больно за свою обездоленную подругу, заслуживавшую более счастливой судьбы, но, по воле обстоятельств, обреченную на одиночество.
– Знаешь, а я ведь не только выучил русский, а даже недавно перешел в православие. Так что теперь мы с Ани будем еще ближе, еще роднее, – сказал Адам.
– А при чем тут православие? – пожала плечами Надежда. – Вот это тебе как раз совсем не поможет. Анютка в церковь не ходит, скорее даже наоборот – терпеть не может всего, что хоть как-то связано с религией. Так что, тут без вариантов.
– Ничего, все в жизни меняется…
– А зачем ты перешел? Ради Анюты?
– Нет, так вышло… Я все метался, искал ее, пытался выйти на связь… но всё было тщетно. И от отчаяния пошел за советом к священнику. Пошел к тому, кто меня крестил. Думаю, вот он уже старый, мудрый, наверняка что-то дельное присоветует.
– Ну, и?
– Он меня выслушал так, внимательно очень, сочувственно даже, а потом говорит: "Я дам тебе телефон хорошего психолога. Пойди к ней на прием, и она обязательно тебе поможет". Я его поблагодарил и пошел через неделю к другому, уже молодому священнику. Тот тоже меня выслушал. И дал телефон психоаналитика…
– Мда… Ты к ним ходил? К психологам и аналитикам?
– Нет, не ходил. Я уже понял, в каком направлении там будет идти работа. Понял потому, что из нашего прихода мне стали без конца звонить, звали то на концерт, то на курсы какие-то, то на беседы, то в воскресный поход… Они хотели меня развлечь и отвлечь, понимаешь? Чтобы я забыл то чувство, от которого страдаю. А я вовсе и не хотел ничего забывать. Зачем? Я просто хотел найти ее… найти свою милую… А однажды в магазине я помог какому-то старичку выбрать недорогой и удобный мобильный телефон. Мы разговорились, и он оказался такой интересный собеседник, что с ним не хотелось расставаться. Я довез его до дома и по дороге мы окончательно познакомились. Он, знаешь, оказался православным священником, хотя сам он чех. И вот как-то незаметно, сам не знаю как это вышло, я ему, постороннему человеку, рассказал про нас с Ани. Он выслушал меня и сказал: "Мальчик мой, я уже старый человек, все свои вершины я уже одолел и спускаюсь вниз. И вот что я тебе скажу: ничего и никогда в твоей жизни не было и не будет более ценным, чем то чувство, что есть у тебя теперь. Любовь – это дар Божий и нельзя с ним так легко расставаться. Нельзя его потерять. Бог сам есть – Любовь. Ищи ее, ищи свою возлюбленную. Молись Богу и ищи. А кто ищет, тот обрящет, кто стучит – тому откроется".
– И что, после этого ты решил стать православным? – удивилась Надежда.
– Не сразу… вначале я просто стал приходить на службы, слушал проповеди, оставался беседовать с отцом Яном, исповедовался… в первый раз исповедовался по-настоящему, а потом без этого уже не смог… там такая глубина, такая красота… понимаешь меня? Католическая месса совсем другая, более отстраненная, холодная… там легко оставаться зрителем, статистом…
– Скажешь тоже… А мне лично католические службы нравятся, – сказала Надя, никогда не проявлявшая особого интереса к религии. – И скамеечки у них… удобно, посидеть можно. И орган… так играет, что аж земля под ногами дрожит!
– Вот именно: скамеечки, удобно, земля дрожит… Вера не в удобстве. И не земля должна дрожать, но душа… когда я слышу, как поет хор в вашей церкви, душа моя дрожит и трепещет. И я чувствую любовь Бога…
Что могла Надя сделать, как ему отказать? Она искала в себе силы, и не находила. "Ну, кто его знает, а вдруг у них все получится?" – решила она и не только дала адрес и телефон Ани, но и, никому ни слова не говоря, прислала Адаму вызов.
Виза готовилась невыносимо долго, и Адам много раз порывался позвонить, но всякий раз сдерживал себя, понимая, что лучше будет увидеться с глазу на глаз, а не доверять такой серьезный разговор телефону.
***
– Я могу войти? – спросил Адам, когда она открыла дверь.
Анна ничего не ответила, лишь сглотнула подступивший к горлу комок. Они простояли в молчании минуту или больше, в упор глядя друг на друга.
– Адам… зачем ты… – сказала Анна, но отступила в сторону, пропуская его внутрь квартиры. Они прошли в гостиную и молча сели: он на диван, она напротив, на самый краешек кресла, словно пугливая птица, в любой момент готовая вспорхнуть и улететь.
– Ты зря это сделал, – произнесла она, не глядя на него.
– Что именно?
– Зря нашел меня… зря приехал… все зря…
– Почему ты так думаешь?
– Я не думаю. Я знаю…
– Почему ты сбежала?
– Я не сбежала. Я просто уехала.
– Нет, ты сбежала.
Она не стала препираться.
– Это Надя? Она дала тебе мой адрес?
– Да.
– Я так и знала… слабое звено… Нужно было оформить доверенность на кого-то другого, постороннего…
– Зачем? Тебе так неприятно меня видеть?
– Нет… вовсе нет… мне неприятно знать, что ты еще меня не забыл.
– Почему?
– Это плохо для тебя… много времени теряешь напрасно.
– Какого времени? На кого другого я его должен потратить?
Анна подняла, наконец, взгляд и Адам увидел страдание в ее глазах.
– Не на другого, а на другую, – сказала она. – Адам, раз ты здесь, значит, Надя тебе все рассказала… ты знаешь то, что я многие годы стараюсь забыть… Мы не сможем быть вместе, пойми. Этого никогда не случится. Просто потому, что для меня это невозможно. Мое состояние не лечится никакими таблетками, сеансами психотерапии, гомеопатией, гипнозом, иглоукалыванием… Ничем, понимаешь? Тело не хочет меня слушать. Я не могу быть с мужчиной… не могу даже, чтобы ко мне прикасались, не говоря уже о чем-то другом… Мне неприятно, противно, больно… страшно…
– А там, в лесу, под дождем, когда я обнимал тебя? Ты помнишь, Ани?
– Помню…
– Тебе тоже было больно и страшно?
– Нет… тогда не было… Но это вовсе ничего не значит. Просто я в тот момент боялась другого, невидимого преступника в доме… вот и все.
– А если ты ошибаешься? Если это не так?
– Я не ошибаюсь. И у нас с тобой нет права на ошибку. Ты – единственный сын у родителей, а я – единственная дочь. Нам ли с тобой не знать, какие надежды возлагают они на своих ненаглядных отпрысков? Твои родители ждут от тебя внуков, а не экспериментов с сексуально ущербной старой девой из чужой северной страны. Тем более, что на эксперименты времени уже не осталось… мне тридцать семь… не самый лучший возраст для деторождения, особенно в моем случае, так что… так что тебе лучше уехать…
– Я купил твой дом Ани.
– Я знаю… теперь он твой… надеюсь, ты будешь там счастлив… очень счастлив…
– Там, в доме, все, как ты хотела – просто, просторно и светло… И еще твой лес, и сад, и птички поют… и твой пруд с рыбами… Возвращайся ко мне… пожалуйста, Аничка, мне так плохо без тебя, – попросил Адам, и у Анны задрожали губы.
Она резко встала.
– Уходи!
Адам остался сидеть на диване, только лицо его пошло пятнами румянца.
– Я не уйду, – сказал он твердо. – Без тебя я не уйду. Можешь вызывать вашу полицию.
На глазах у Анны выступили слезы.
– Адам, уходи! Уходи же, наконец! Не мучай меня!
– Ты сама себя мучаешь, – сказал он горько, и встал. – Я никуда не уйду, пока ты не ответишь, любишь ли ты меня или нет.
– Нет! Слышишь? Нет! – со слезами закричала она.
– Что нет? – спокойно переспросил он. Она хотела крикнуть в ответ "нет, не люблю!" но не смогла, а только закрыла лицо руками. Он шагнул к ней, осторожно взял за плечи и бережно прижал к себе. Она дернулась, вся сжалась, но не уклонилась, не оттолкнула, наоборот спрятала лицо у него на груди…
– Ты видишь, – сказал он, нежно гладя ее по волосам, – ты видишь, Ани, с тобой все в порядке, родная моя. Здесь не нужны никакие таблетки и гипноз… ничего этого не надо… просто я очень люблю тебя… и никогда не сделаю тебе больно, Ани, никогда…
– А если это только временно? Если у нас ничего не получится, Адам?
– Получится, верь мне, – сказал он уверенно. – Ты помнишь, как мы делали дом? Ты ведь научилась мне доверять. И сейчас доверься мне… Но даже если… Если и ничего не получится, то я буду любить тебя, как брат любит сестру. Просто я хочу прожить свою жизнь только с тобой, Ани… прожить ее рядом… Ты моя laska…
Он медленно стер пальцами слезы с ее щек. Анна закрыла глаза…
***
Через год у них родился первенец. И без долгих обсуждений его нарекли Адамом. Интернациональный коллектив бабушек и дедушек тут же окружил долгожданного малыша ревнивым обожанием, грозя неминуемо его разбаловать.
Маленький Адамек еще делал первые шаги, когда Анна поняла, что снова беременна. И в положенный срок на свет появились двойняшки – мальчик и девочка.
Прошло восемь лет. Дети в их семье лопочут на нескольких языках. Постаревшие родители давно живут с молодыми вместе одной большой семьей, и надышаться не могут на внуков. Прекрасный и просторный дом среди леса кипит жизнью и звенит детскими голосами. Адам и Анна всегда вместе и почти всегда он держит ее за руку. Про разницу в возрасте никто больше и не вспоминает.
А вечером, укладывая детей спать, она крестит их перед сном, и как когда-то в детстве молится: "Святый Ангеле Божий, сохрани моих чад от темна до света, а от света до конца века"…
КОНЕЦ
P.S. К немалой печали своих читательниц, Анна больше не пишет книжек про любовь. Она теперь ею живет.
Примечания
1
Хорошо, пани, очень хорошо. Вы способная ученица, хватаете все на лету.