Повесть "Аббатиса Круская" (1974) написана по горячим следам "уотергейтского дела" и довольно скрупулезно воспроизводит схему событий, ставших почти символическим свидетельством кризиса буржуазной демократии. Об этом кризисе, собственно, и идет речь в повести, но для пущей комической наглядности "уотергейтский" сюжет развертывается в стенах католического монастыря. Прямой объект сгущенно-иронического, гротескного, пародийного изображения - быт и нравы отгороженной от мира женской монашеской общины, где происходит то же или почти то же (эта порой незаметная разница для Спарк очень существенна), что и везде на Западе: сексуальная революция, кризис доверия, взаимоотчуждение элиты и массы, коррупция и махинации власть имущих и т. д.
Содержание:
От переводчика 1
Эпиграф 1
Глава 1 1
Глава 2 4
Глава 3 8
Глава 4 11
Глава 5 13
Глава 6 14
Мюриэл Спарк
Аббатиса Круская
Повесть
От переводчика
Мюриэл Спарк родилась в 1918 году, а за художественную прозу взялась на пятом десятке лет; до этого, впрочем, были стихи и литературоведческие исследования. Первый успех принесла ей повесть "Memento mori" (1959) - характерное сочетание жестокой насмешливости и холодной, "головной" дидактики. В ней вполне сказалось особое умение писательницы подмечать обычное в необычном и наоборот, поэтому ее повести (осевой жанр ее творчества) нередко оставляют несколько фантасмагорическое впечатление. Спарк достигает эффекта многозначности с помощью как бы растворенного в тексте иронического сопоставления происшествий, образующих повесть, с иными - другого ряда, другого масштаба, другого смысла, с помощью "сопряжения далековатых вещей".
Так, повесть "Аббатиса Круская" (1974) написана по горячим следам "уотергейтского дела" и довольно скрупулезно воспроизводит схему событий, ставших почти символическим свидетельством кризиса буржуазной демократии. Об этом кризисе, собственно, и идет речь в повести, но для пущей комической наглядности "уотергейтский" сюжет развертывается в стенах католического монастыря. Прямой объект сгущенно-иронического, гротескного, пародийного изображения - быт и нравы отгороженной от мира женской монашеской общины, где происходит то же или почти то же (эта порой незаметная разница для Спарк очень существенна), что и везде на Западе: сексуальная революция, кризис доверия, взаимоотчуждение элиты и массы, коррупция и махинации власть имущих и т. д.
Повести и рассказы Спарк 1950-60-х годов составили однотомник избранного "На публику", опубликованный издательством "Молодая гвардия" в 1971 году. "Аббатиса Круская" - произведение нового этапа. Здесь сатира более масштабна, насмешка более сурова, издевка граничит с безнадежностью. Однако, как, надо полагать, убедится читатель, ирония Спарк не огрубела и не притупилась, изобретательность не иссякла и способность увлекать и ошеломлять читателя то приятными, то неприятными неожиданностями не пропала.
"Аббатиса Круская" будет опубликована издательством "Прогресс" в сборнике "Современная зарубежная повесть".
В. С. Муравьев.
Эпиграф
Давайте злобно осмеем
Тщету трудов и дней и лет
Тех, кто в величии своем
Хотел оставить беглый след
На взрытой временем земле...
Подняты на смех враг и друг.
Не от шутов защиты ждать
Уму, величью и добру:
Одно глумленье нам под стать -
И нам несдобровать.
Из стихотворения У. Б. Йейтса
"Тысяча девятьсот девятнадцатый".
Глава 1
- Сестра Уинифрида,- внятно и громко выговаривает аббатиса, и воздух впитывает ее слова,- а чем же плох испытанный метод замочной скважины?
Сестра Уинифрида отзывается с жалобным изумленьем, обличающим глупость безграничную и непроглядную:
- Как же, мать аббатиса, мы, помните, это обсуждали...
- Помолчим!- говорит аббатиса.- Предадимся медитации в молчании.
Она смотрит на тополя вдоль аллеи, словно деревья подслушивают. Стоит ясная осень, тополя отбрасывают предвечерние тени, и тени их устилают путь ровной безмолвной чередою, как молитвенно простертые монахини стародавнего ордена. Аббатиса Круская, стройная и высокая, сама как пирамидальный тополь, потупляет светлые глаза и видит гравий, по которому ступают, ступают и ступают четыре черных туфли по две враз, и так до самого конца медитации, проведенной сквозь строй тополиной тайной полиции.
На открытом месте, на лужайке, их минует полицейский наряд, двое в темной форме, с овчарками на коротких тугих поводках. Мужчины смотрят мимо, монахини проходят как ни в чем не бывало.
Идут минуты, и здесь, на открытой лужайке, снова звучит голос аббатисы. Ее точеное белое лицо сияет английской красотой в белой рамке монашеского чепца. От роду ей сорок два года; в роду ее четырнадцать поколений бледных и владетельных английских предков и еще десять французских, их общими усилиями изваян ее изумительный череп.
- Сестра Уинифрида,- говорит она, - аллея медитации прослушивается насквозь. Вам это было повторено несколько раз. Вы это когда-нибудь усвоите?
Сестра Уинифрида останавливается и пробует думать. Она оглаживает свое черное одеяние и теребит четки, свисающие с ее пояса. Как ни странно, она одного роста с аббатисой, но не быть ей ни башней, ни шпилем: она всего лишь британская матрона, чему не помехой ни чепец, ни обеты, ни непомерное телесное целомудрие, заполняющее ее быстротечные дни. Уинифрида стоит посреди лужайки, глядит на аббатису, и вскоре в ее омраченном сознании - краю вечной полуночи - словно чудо, брезжит крохотное полярное солнце, световой диск в ореоле.
- Это как, мать аббатиса,- говорит она,- это значит, на тополях тоже аппараты?
- Конечно, на деревьях аппараты,- говорит аббатиса.- Разве можно обойтись без них сейчас, когда скандал подступает к нашим стенам? Но узнав об этом, вы этого, так сказать, не знаете. Нам надо себя обезопасить, а в чем наша безопасность состоит, знаю одна я, смотри Устав святого Бенедикта. Я ваша совесть и высший авторитет. Вы беспрекословно исполняете мою волю.
- Но мы же ведь все-таки не совсем простые бенедиктинки, разве нет? - спрашивает сестра Уинифрида с беспросветной наивностью.- Иезуиты...
- Сестра Уинифрида,- говорит аббатиса со своей невозмутимой высоты,- вокруг нас неистовствует скандал, и вы в нем увязли по самые уши, нравится это вам или нет. Раз я говорю смотри древний Устав, значит, смотри древний Устав. Раз я говорю, что иезуиты иезуитствуют, значит, они иезуитствуют.
Из часовни доносится звон колокола. Мягкий осенний вечер, шесть часов.
- Мы идем к вечерне, нравится это вам или не нравится.
- Но я же как раз люблю вечерню. Я люблю все часы молитвенного правила,- обиженно блеет благочестивая Уинифрида, и недоуменье ее монотонно и безысходно.
Они шествуют, обе статные и высокие, аббатиса как башня слоновой кости, а Уинифрида как миловидная домохозяйка, жена бизнесмена - и превосходная, конечно, была бы теннисистка-любительница.
- Часовня не прослушивается,- попутно замечает мать аббатиса.- Исповедальни тоже нет. Может, оно и странно, но как-то я решила не оборудовать исповедальни - во всяком случае пока.
Мать аббатиса вся в белом. Уинифрида в черном. Другие сестры черницы гуськом поспешают в часовню за ними, и вечерня начинается.
Аббатиса стоит на своем заалтарном возвышении, белая среди черни. Одежды она меняет два раза в день. Какое чудо искусства ее монастырь, как он отличен в своей новизне от былой ортодоксии, сколь отдален в своей древности от всего нынешнего! "Таков единственный способ,- сказала как-то она, Александра, благородная мать аббатиса, - быть наготове с ответом на любые враждебные нарекания".
Что до иезуитов, то ордена иезуиток нет. Есть нерушимое соглашение между Круским аббатством и иезуитской верхушкой, всеобъемлющее и обоюдовыгодное соглашение, но оно нигде не записано. Многие ли иезуиты знают о нем?
А что до бенедиктинцев, то аббатиса так неуклонно блюдет и отстаивает их древний строгий Устав, что и сами бенедиктинцы обоего пола давно созерцают это с кротким изумлением, чересчур кротким, чтобы протестовать против непроведения предписанных реформ, против того, что мать аббатиса правит у себя так, словно и не было Ватиканского собора; и тем более удивительно, что при такой бенедиктинке-настоятельнице такая огражденная от мира обитель вдруг стала очагом международного газетного скандала. С чего все это началось? Ведь и намека нет на старое как мир блудное дело: просто затерялся, ну, пусть даже его украли, серебряный наперсток сестры Фелицаты. И чем все это кончится? "В наши дни,- говорила аббатиса ближайшим своим наперсницам,- надо создавать новые монашеские синдикаты. Века Отца и Сына минули. Ныне у нас век Святого Духа. Дух дышит идеже хощет, и уж разумеется он хощет дышати в аббатстве Круском. С бенедиктинцами я бенедиктинка, с иезуитами - иезуитка: все по наитию. Есмь избрана аббатисой и аббатисой пребуду, и дела мои - от Святого Духа".