Саймон спрятал волчки. Но вскоре к нему заглянул приятель-летчик с соседнего аэродрома, и волчки снова пошли в ход; двое взрослых мужчин не могли оторваться от игрушек, поминутно заглядывали внутрь и рассуждали об их устройстве; мы с Дженни отпускали по этому поводу колкости.
Утром Марджи и Джефф не могли нарадоваться подаркам, но к середине дня волчки им надоели, и они затеяли оживленную возню. А после обеда Саймон извлек из кармана два небольших приспособления. Эти штуки вставляются в портсигары с музыкальным механизмом, объяснил он, так что, по всей вероятности, они подойдут к волчкам, и детям можно будет разнообразить мелодии.
- Когда им наскучит "Заинька, серенький", - сказал Саймон, - можно поставить "Стук-стук в окошко".
Он взял волчок и принялся его разбирать, чтобы сменить мелодию. Но когда он снова все собрал, из игрушки нельзя было извлечь ни звука. Дженни попыталась помочь мужу, но и ей не удалось заставить волчок сыграть "Стук-стук в окошко". Саймон вновь терпеливо разобрал его и спрятал свои приспособления, сказав, что они могут еще пригодиться.
- Это Джеффов волчок, - заметила Дженни с присущей ей скрупулезностью, поглядев на разбросанные по ковру части. - Джеффу ты подарил красный, а Марджи - синий.
Саймон опять стал собирать игрушку, прилаживая все как было, а мы с Дженни ушли готовить чай.
- Могу поручиться, что теперь и вовсе ничего не выйдет, - сказала Дженни со смешком.
Когда мы вернулись, Саймон что-то читал, а волчок исчез.
- Ну как, сделал? - спросила Дженни.
- Да, - ответил он рассеянно. - И положил на место.
С утра шел дождь, так что близнецам пришлось сидеть дома.
- Может быть, займетесь волчками? - предложила Дженни.
- Вчера вечером папа разобрал один волчок, - рассказала она им, - а потом собрал заново.
В характере у Дженни было нечто стоическое, и она не считала нужным оберегать детей от вероятного огорчения.
- Папа хотел, чтобы волчок играл новые песенки, - добавила она. - Только это не удалось... Но папа еще раз попробует.
Дети беспечно выслушали ее и в ближайшие часы почти не показывались мне на глаза, а потом дождь перестал, я вышла в сад и видела, как мальчик запускал свой ярко-красный волчок на цементном полу гаража. А около полудня, когда Дженни пекла пирог, маленький Джефф опрометью вбежал на кухню. Он безутешно рыдал, личико его исказилось от горя. Обеими ручонками он сжимал разрозненные части волчка.
- Мой волчок! - надрывался он. - Мой волчок!
- Господи, - сказала Дженни. - Что ты с ним сделал? Ну, успокойся, не плачь, мой маленький, мой ненаглядный.
- Я нашел вот это, - объяснил он. - Нашел одни кусочки под ящиком за папиной машиной. Мой волчок! - Он заливался слезами. - Папа поломал мой волчок.
Вошла Марджи и невозмутимо глядела на эту сцену, прижимая свой синий волчок к груди.
- Но ты же играл им сегодня утром! - сказала я. - Твой ведь был красный, правда? Ты же запускал его.
- Я синий запускал, - ответил он сквозь слезы. - А потом нашел свой, весь изломанный. Это папа его изломал.
Дженни стала кормить детей, и Джефф мгновенно успокоился.
Случай этот нисколько не опечалил Дженни, но позже она сказала мне:
- А все-таки Саймон напрасно скрыл от меня, что не сумел наладить игрушку. Ну что поделаешь, если все мужчины одинаковы? Они ужасно самолюбивы, эти мужчины.
Как я говорила уже, совсем не просто уличать пятилетнего ребенка. А тем более перед его матерью.
Дженни предусмотрительно положила разрозненные части обратно в ящик за гаражом. И через семь лет, покрытые ржавчиной, они лежали там в неприкосновенности, среди прочего ржавого хлама, я это сама видела. А в тот день Дженни купила близнецам новые скакалки и, уложив детей спать, убрала второй волчок из шкафчика с игрушками.
- А то бедняжка Джефф опять будет плакать, - сказала она мне. - Забудем лучше об этих волчках.
- И Саймону незачем знать, что его секрет для меня уже не секрет, - добавила она со смешком.
Вероятно, больше в доме о волчках не вспоминали. А если бы и вспомнили, Дженни, без сомнения, нашла бы способ замять неприятный разговор. Нежная, любящая чета; они вызывали к себе невольное расположение; только вот о детях их этого не скажешь.
В скором времени я на несколько лет уехала за границу, и поначалу мы с Дженни переписывались от случая к случаю, но переписывались мы все реже и наконец перестали вовсе. Приблизительно через год после возвращения в Лондон я встретила Дженни на Бейкер-стрит. Мысли ее были поглощены детьми, им уже минуло двенадцать, оба выдержали конкурсные испытания и с осени поступали в закрытые школы,
- Приезжай повидать их до конца каникул, - сказала она. - Мы с Саймоном часто тебя вспоминаем.
Я рада была вновь услышать приветливый голос Дженни.
В августе я приехала к ним на несколько дней. С годами, думалось мне, близнецы наверняка оставили свои нелепые причуды, и я оказалась права. Вместе с Дженни они встретили меня на станции. Теперь они заметно образумились, присмирели; оба были по-прежнему необыкновенно красивы. Для своих лет эти ребятишки отличались редкой невозмутимостью. Прекрасно воспитанные, подобно самой Дженни в их возрасте, они отнюдь не были застенчивы, как она.
Когда мы добрались до дома, Саймон подрезал ветки в саду.
- А вы все такая же, - приветствовал он меня. - Разве только слегка похудели. Рад видеть вас в добром здравии.
Дженни пошла накрывать стол к чаю. Здесь она была в своей стихии и даже как будто не переменилась ничуть; привычки ее тоже нисколько не переменились за те семь лет, что я не приезжала сюда.
Близнецы стали болтать между собой о школьных делах, а Саймон тщетно пытался выудить из меня сведения о численности населения иностранных городов, где я побывала. Как только Дженни вернулась, Саймон вскочил и пошел умываться.
- Право, Саймон напрасно это сказал, - заметила Дженни после его ухода. - По-моему, он вполне мог бы воздержаться, но ты же знаешь, как бестактны мужчины.
- А что он такого сказал? - удивилась я.
- Что ты исхудала и вид у тебя больной, - ответила Дженни.
- Помилуй, я поняла его совсем не так! - возразила я.
- В самом деле? - отозвалась Дженни с многозначительной улыбкой. - С твоей стороны это очень великодушно.
- Скажите пожалуйста, исхудала, иссохла! - сказала Дженни и принялась разливать чай, а близнецы помалкивали, раскладывая бутерброды.
В тот вечер я допоздна разговаривала с супругами. У Дженни было заведено готовить чай к девяти часам, и мы вместе пошли на кухню. Не прерывая разговора, она старательно уложила в зеленую коробочку несколько бисквитов.
- Ну вот, вода вскипела, - сказала Дженни и понесла коробочку к двери. - Ты ведь знаешь, где чайник для заварки. А я отлучусь на минуту.
Она мигом вернулась, мы взяли поднос и отправились в столовую.
Разошлись мы только во втором часу ночи. Дженни устроила меня как нельзя уютнее. Она поставила на туалетный столик живые цветы, а у изголовья кровати я нашла коробочку с бисквитами, уложенными ее заботливой рукой. Взяв бисквит, я откусывала от него по кусочку, смотрела в окно на сельское небо, дышавшее покоем, и размышляла о неувядаемых добродетелях Дженни. Люди со здоровыми нервами всегда меня восхищали. Я устала от своих премудрых, неисправимо сумасбродных друзей. А Дженни среди них, решила я, остается тайной, непостижимой для меня и мне подобных.
На другой день, как только Саймон вернулся со службы, Дженни поехала за близнецами, которые ждали ее возле плавательного бассейна, неподалеку от дома.
- Хорошо, что Дженни сейчас нет, - сказал Саймон. - Я как раз искал случая с вами поговорить. Надеюсь, вы не будете в претензии, - продолжал он, - но дело в том, что Дженни ужасно боится мышей.
- Мышей? - переспросила я.
- Да, - сказал Саймон. - А поэтому, если можно не ешьте бисквитов у себя в комнате. Дженни не на шутку обеспокоилась, когда увидела крошки, но, разумеется если она узнает, что я говорил с вами об этом, ей станет дурно. Сама она скорее умрет, чем скажет хоть слово. Только уж так все вышло, и я уверен, вы поймете меня правильно.
- Но Дженни сама отнесла ко мне бисквиты, - объяснила я. - Вчера вечером она положила их в коробку и пошла с ней наверх.
Лицо у Саймона было встревоженное.
- Однажды в доме уже завелись мыши, - сказал он, - и ей невыносима мысль, что они появятся наверху.
- Но Дженни сама отнесла бисквиты, - настаивала я, чувствуя, что тут дело нечисто. - Ведь она положила их в коробку у меня на глазах, - добавила я. - Надо будет спросить ее.
- Умоляю вас, - сказал Саймон. - Умоляю, не делайте этого. Она так огорчится, если узнает, что я с вами разговаривал. Умоляю вас, кушайте бисквиты у себя сколько душе угодно, зря я все это затеял.
Разумеется, я заверила его, что не буду есть никаких бисквитов. А Саймон с понимающей улыбкой обещал побольше подкладывать мне в тарелку за обедом, чтобы я не оставалась голодной.
Придя к себе, я увидела, что коробка исчезла. Весь следующий день Дженни готовилась принять друзей, званных к вечеру на коктейли. Близнецы самоотверженно оставили свои дела, резали хлеб для бутербродов, затейливо укладывали кусочки анчоуса на крошечные поджаренные ломтики хлеба.
Дженни нужно было купить кое-что из продуктов в соседнем поселке, и я предложила ей свои услуги. Сев в машину, я обнаружила, что бензин на исходе; пришлось заправиться по дороге. Когда я вернулась, примерные детки стоя ужинали на кухне, а потом безропотно легли спать до приезда гостей.